— Сара, я все-таки помолюсь, — сказал тот же голос совсем шепотом.

Запели японцы. Не для кого-то. Им было все равно, слушали их или нет. Они пели для себя. Их мелодия была красивая, видимо, очень древняя. Наверняка была посвящена свету. Арабы никому не навязывали бусы. Понимали: сейчас их покупать никто не будет, не до них. Немцы замерли, как в стоп-кадре, с пивом в руках. Молчали итальянцы. Негр в белом был похож на привидение. Он раскрыл Библию и что-то бубнил себе под нос.

Солнце выбиралось из-за горизонта легко, по-спортивному. Оно было удивительно огромное. Мне казалось, что я смотрю на него сквозь увеличительное стекло: совсем рядом, перед глазами, ближе, чем на ладони. Всего несколько минут, и гора начала согреваться, как будто сковородку нагревали электрической плитой. Я скинул с себя ужасные матрасики. Ветер стих. Представление окончилось.

И таким глупым казалось отсюда, сверху, думать о том, что где-то там, внизу идут споры, чья конфессия правильнее, чья обрядовость точнее. Все это имело значение только там, внизу, в городах. Потому что это был спор за паству, а не за веру. С той ночи, которую я провел на горе Моисея, когда я слышу подобные споры, я думаю, сколько вокруг меня было людей со всего мира, сколько языков и костюмов. Как это было красиво! Так и религии — они должны быть разными на земле, удобными для своих народов и обряженные в разные одежды. Как цветы на поле! Если целое поле будет состоять из одних цветов, пускай это даже будут розы, смотреться будет вызывающе и скучно.

У паломников есть свои приметы. Например, если после встречи восхода солнца спустишься с горы, ни разу не оступившись, значит. Господь простил тебе все грехи. В противном случае расслабляться рано. Скажу честно, на обратном пути я два раза чуть не сломал ногу. Но я особенно не расстраивался. Во-первых, даже если мне отпущена половина грехов — это немало. Во-вторых, мне очень нравится, что сказал Гоголь: «Нашего русского человека надо благодарить хотя бы за его намерения!» А намерения у меня были!

Со времени моего путешествия по Египту прошло несколько месяцев. Впечатления начали бледнеть за ежедневной суетой, которая с удивительным упорством обряжает нас ненужными обязанностями. Устав от суеты, я уехал на Рижское взморье. Один мудрец, не индус — наш — (но тоже очень умный) посоветовал мне хотя бы раз в месяц, когда накапливается усталость, проводить один день в полном молчании: «Молчать вообще полезно. Кто знает, молчит, а кто не знает, пускай помалкивает. Причем начинать этот день надо обязательно с восхода солнца. Без молчания новую жизнь начать не удастся. — И добавил: — Кто встает за час до восхода, тому открываются тайные мысли. Кто на восходе, тот успевает сделать многое и никогда не болеет. Кто просыпается час спустя после восхода, тот успевает сделать мало и все время болеет. А кто потягивается в постели до десяти, тому можно уже не вставать».

Я помню, после такого нравоучения я вышел на пустынный осенний юрмальский пляж. Выдохнул накопившуюся суету и ненужные мне обязанности. Их понесло от меня ветром куда-то в море. Дождался первого солнечного лучика. Показалось солнце. Я и раньше, в юности, видел много рассветов. И на Курильских островах, и на Северном морском пути, и на склоне Авачинской сопки на Камчатке, и на лесопилке в дебрях Сихотэ-Алиня во время похмелья. Теперь, после первого в моей жизни восхождения, выползающее из-за сосен солнце было как никогда родным. Оно казалось мне намного ближе, чем раньше. Но — что было особенно приятно — оно тоже узнало меня! И проскользнувшим по нему облачком по-юношески прикольно подмигнуло мне, как бы напоминая о главном. Чудеса на свете случаются, но над этим надо много-много работать!

Бог создал материю, чтобы ему было чем любоваться во Вселенной. Материя — мебель Вселенной. Нимбы — короны праведников. Северное сияние — аура Земли, а чайки — плавки ангелов.

Бог дождем освящает землю!

Надо любить жизнь, а не ее смысл.

Если хочешь хорошо относиться к людям, не требуй, чтобы они хорошо относились к тебе.

Есть ученые люди, а есть — мудрые. Ученые — это те, которые много знают. А мудрые — которые понимают то, что они знают.

У советского герба был тайный смысл. Помимо двух классов рабочих и крестьян он еще объединял две могущественные конфессии: серп символизировал мусульманский месяц, а молот — христианский крест. Две мощнейшие энергии двух классов и двух конфессий должны были дать силу новому государству. Кто был автором этого символа, опередившего время, я не знаю. Может быть, идея объединения двух конфессий была подсказана советским руководителям восточными мудрецами, с которыми у молодой советской власти были тайные связи? Более того, такие рассуждения можно считать мистикой. Но стоило отказаться от этого герба, и в тот же год в Советском Союзе вспыхнул первый межрелигиозный конфликт в Карабахе.

Когда я читал «Подвиги Геракла» в юности, мне непонятно было, зачем богатырю разгребать авгиевы конюшни? Не богатырское это дело копаться в навозе. И только много лет спустя, во время вынужденной лечебной голодовки, до меня дошло: Геракл не конюшни выгреб, а самого себя очистил. Я даже рассмеялся, когда представил его на своем месте. Авгиевы конюшни — точь-в-точь символ того, что творится в животах, суставах и сосудах обожравшегося человечества. В легенде точно сказано: никто годами конюшни не чистил. Разве это не наше человечество, где сердцем правит мозг, а мозгом желудок?

Когда же Геракл очистился физически, ему, естественно, захотелось такого же очищения духовного. Головы гидры — это пороки. Их нельзя отсечь по одному. Пороки дружны. Они цепляются друг за друга, точь-в-точь как головы гидры. Отсечешь один — другие его подтянут и оживят. Нельзя, к примеру, сегодня перестать воровать, но продолжать при этом убивать и мечтать о том, что надо будет бросить убивать непременно со следующего понедельника. Геракл показал, как надо избавляться от всех пороков разом. И этот подвиг совершить было посложнее, чем поставить себе полутораведерную клизму.

Однако самый сложный подвиг Геракла — победа над львом. Поскольку этого льва он победил в себе! Для современного человека догадаться о том, что ненасытный, рычащий, пугающий всех зверь находится в нем самом, уже есть подвиг.

Мне запомнился такой почти притчевый анекдот: известный своей агрессивностью боксер подбегает к тренеру после тренировки, тяжело дышит и требует: «Дай мне немедленно Тайсона, я сейчас в такой форме — разорву его!» Тренер ему отвечает очень спокойно: «Как же я тебе дам Тайсона, если ты и есть Тайсон». Многие смеются над тем, что Тайсон совсем соскочил с мозга, забыл, что он Тайсон. Нет! Анекдот не в том. что Тайсон дурак, а в том, что его тренер — мудрец. Тайсон в каждом из нас!

Уничтожив льва, Геракл уничтожил агрессию в себе! Это метафора. И вот когда, совершив 12 подвигов, он поборол, наконец, те свои несовершенства, которые свойственны большинству смертных, боги взяли его на Олимп. Точнее — в нирвану. По-современному — в вечный кайф! Даровали бессмертие его душе. Так что Геракл — это просветленная душа, а не «ушуист накачанный»!

Л1ервыми по пути развития человечества всегда шли люди культуры. За ними торгаши, которые наваривали деньги на идеях людей культуры. И только в брешь, пробитую торгашами, уже ныряли политики. Они всегда пытались отнять деньги у торгашей, которые наваривали их на идеях людей культуры.