Отчаянье и злость душат меня. Я уже видел на что способны наши враги, — там, в той деревне с насаженными на колья детскими головами, а теперь здесь, когда прямо передо мной лежит ещё один замученный ребёнок.
— Кто это сделал? — спрашиваю я ещё раз — Покажи мне их!
— Все. Они все глумились над ней пока она жила, а некоторые продолжали и после её смерти.
— И эти? — взглядом показал я на играющих в карты часовых. Один в годах, поседевший, но ещё крепкий мужик, второй сопливый пацан, практически ещё ребёнок. Мужик вытянул карту, развернул её, и как-то хрипло, с надрывом рассмеявшись, треснул этой картой пацану по уху.
— Все — повторила Инга, и мы снова перенеслись в центр лагеря, оказавшись возле самого большого шатра.
Красного цвета, с вышитым зелеными нитками незнакомым гербом, он отличался от остальных не только размерами, но и качеством исполнения.
Возле входа сидел часовой, но он не обращал на нас никакого внимания. Я заглянул внутрь.
Широкая походная кровать, пара столиков, стулья, куча одежды, но людей нет, что плохо. Будь здесь кто-нибудь из хозяев, я хотя бы хоть знал кого искать впоследствии.
На столе две бутылки вина, колода карт, женская заколка, небольшая шкатулочка и очень знакомая фигурка единорога, которую я не так давно подарил младшему Валиеву. Нахватавшись эмоций прежнего хозяина тела, я тогда решил отомстить, и эта фигурка была частью моего несостоявшегося плана.
И зачем он её с собой таскает?
Попробовал прикоснуться — но рука ухватила лишь воздух. То ли я сам в этом месте нематериален, то ли место такое, что-то вроде иллюзии, или воспоминаний.
— Мне пора. — появилась Инга. — И не забудь о своём обещании, они все должны умереть. Не смог спасти, так хотя бы отомсти.
Я хотел сказать что сделаю всё возможное, но изображение мигнуло, и оказавшись в своей комнате, я едва успел дойти до кровати.
* * *
Спал без снов. Может и снилось чего, но проснувшись, ничего не помнил. Поднялся, наскоро умылся, и спустился вниз, в столовую.
— Отдохнул, Максимка? — словно поджидая, прямо у порога встретила тётка Марфа, смутив меня каким-то особенно доброжелательным видом. Она ко мне и так относится как к сыну, но сейчас её лицо прямо таки светилось благосклонностью.
— Госпожа, какие ещё будут распоряжения? — из-за ширмы раздался знакомый голос, что я, дабы исключить ошибку, автоматически заглянул туда.
Ошибки не было. Сжимая в руках штуковину для взбивания яиц, в поварском переднике и белом колпаке стояла мадам Лопухина собственной персоной. Заметив меня, она тут же опустила взгляд, старательно делая вид что мы не знакомы.
— Это кто? — повернулся я к тётке Марфе.
Факт присутствия здесь этой мадам выглядел нереально. Ещё вчера она кипела и булькала, а сейчас вдруг превратилась в кроткую барышню. Как сказал кто-то из великих — не верю!
— Помощница моя новая, сама на кухню напросилась, вот, обучаю. — похвалилась тётка.
— И как, обучается?
— Потихонечку. Не приучена малость, но в общих чертах — убрать, помыть, подмести — вполне соображает.
Мда… Я конечно всё могу понять, но чтобы вот так, ни с того ни с сего эта женщина пошла прислуживать на кухню — это бред, должна быть причина. И ладно бы её притесняли как-то, наверное был бы повод так поступить, не знаю, — чтобы скрыться, или ещё чего… Но ведь ни этих женщин, ни их детей никто не обижал, и мало того что им выделили целое крыло на третьем этаже, так ещё и прислугу приставили. Странно, очень странно…
Глава 8
— Ты вообще знаешь кто она? — когда новая повариха ушла, спросил я тетку Марфу.
— Конечно знаю. — неожиданно ответила та. — Боярыня бывшая, Лопухина-покойничка, жёнушка. А что?
— Да ничего… А почему бывшая?
— Так знамо почему, — невозмутимо продолжила тётка, — потому как кончился муженёк её, а без мужа она что? — Тьфу! Грязь из под ногтей!.. Тем более Ванька на неё глаз положил, а мне сказал чтоб воспитала как следует, на той неделе говорит и свадьбу сыграют.
— В смысле Ванька? — до меня не сразу дошло что она имеет ввиду денщика дядьку Ивана.
— Ты чего, Максимка, от магии своей совсем головой рехнулся? Говорю же, привёл он мне кралю эту, и говорит, значит — «Выбей ты, Марфа, дурь из неё лишнюю, женится, говорит, на ней буду. Научи жену мою будущую щи варить, бельишко стирать, ну и всякого другого там, что вы бабы умеете…»
— О даже как!.. — совершенно искренне удивился я. — Вот Иван молодец, а мне говорил — не ровня… не достоин мол…
— Ну дак… Говорил, не говорил… Чего уж тут. Баба она видная, а без мужика пропадёт. Тем паче Ванька наш завидная партия, чай не фон-барон, но всё ж не последний теперь человек! — с такой гордостью выдала тётка, будто имела непосредственное отношение к становлению этого не последнего человека.
— Ясно. Ну а вообще как дела? Что нового? — сменил я тему, рассчитывая узнать что-нибудь о вновь прибывших.
— Да так сразу всего и не перескажешь, вот к примеру, Авдотья-то наша обрюхатилась нечаянно, муж почти год уж как пропал без вести, а она клянется и божится что не касался ей никто! Как такое может быть? Ветром надуло? А ведь я знаю, шила-то в мешке не утаишь, Прохор, садовник наш клятый, по ночам к ней ходит! Сколько раз сама лично видела!
— Стоп-стоп-стоп! Ты мне новости расскажи, зачем ты мне сплетни собираешь? Что я тебе, баба что ли? — кое-как успев вклиниться, перебил я её.
— Так это не новости чтоль? Или тебе про Петра Федоровича рассказать? — почти обиженно сдвинула брови тётка.
— Не знаю я никакого Петра Федоровича, ты мне про гостей наших что на третий этаж заселили, поведай, — как они там? Может недовольны чем, или просят чего?
— Да нормально всё. Никаких просьб особых, тихо сидят, как мышки.
— Что, вообще ничего? — не поверил я.
— Говорю же, сидят тихо, обустраиваются, за детками присматривают. Да если и болтают чего, так меж собой, нам-то пока не доверяют… Так-то!
Я, конечно, рассчитывал на большее, думал, вдруг бунтует кто, или бежать пытался. Но наверное тетка права, бабы есть бабы, смирились и сидят себе тихонько, а чего ещё делать-то? Это в просвещенном мире феминистки через одну, а тут веками выработанная покорность даёт о себе знать. Слетел внешний лоск, и вот, пожалуйста, вчерашняя боярыня на кухне прислуживает, будто так и должно быть.
— Ясно. Спасибо и на этом, пойду кузницу погляжу. — хотел я распрощаться с теткой, но та подхватила меня под руку и потащила за стол.
— Никаких кузниц, пока не поешь! — безапелляционно заявила она.
Есть на самом деле хотелось, поэтому отказываться я не стал. Но когда накрывать на стол стала мадам Лопухина, ощутимо напрягся. А если отравит?
— Не боись, не боись Максимка — с ходу «срисовав» причину моей нерешительности, затараторила Марфа. — Не могла она ничего подсыпать, да и нечего ей, нет у неё ничего!
Чтобы искоренить сомнения, я незаметно нарисовал на столе руну чистоты — ей проверяли пищу на наличие ядов, и придвинув тарелку со щами прямо в её центр, принялся за еду.
— А эти, — махнула она куда-то в сторону, — долго ещё торчать тут будут?
— Эти, это кто? — прожевав, уточнил я.
— Те что под стеной, снаружи стоят, Лопуховские ратники бывшие. — пояснила тётка Марфа.
— Не знаю. А чего тебе до них?
— Как это чего? Они ведь жрут как сволочи, вчера чтобы их всех накормить, попотеть пришлось! Потому и спрашиваю. Коли свои были бы, это одно, а прихлебателей нам и без них хватает!
— Думаю, пока потерпеть придётся. Долго или нет, не знаю, но сколько-то точно ещё посидят.
— А ты не хочешь их на свою сторону переманить? — сощурилась Марфа.
— Хочу, наверное. Но не знаю, боязно как-то. А ну как предадут? Мало ли случаев таких? Да и пораненые там почти все, пока на ноги встанут, пол года пройдёт…
Честно говоря, о том чтобы переманить к себе людей Лопухина, я думал сразу. Но по ряду причин так ни к чему и не пришёл. С одной стороны смотришь, — вроде можно попробовать, с другой — никак нельзя. Да, понятно что если всё же решусь, на ноги их за неделю поставлю, а может и скорее, но всё же мне казалось что доверять «перебежчикам» не смогу. А если они и меня так же предадут?
