- Их лагерь, Рент, куда мы попадем завтра. Там смешанные запахи.

Рент снова поглядел на него. - Как это?

Вздохнув, Говер отвел взгляд, видя вокруг лишь темноту. Однако он продолжал смотреть, пока сквозь мрак не заметил первые промельки пламени. Кивнул, не удивленный. - Саэмды. Похоже, Теблоры уже нашли союзников.

Рент молчал дюжину ударов сердца. Затем сказал: - Но Сука-Война с ними?

- Нет. Однако она близко. Думаю, Рент, она ждет лишь меня. Меня с Черным Клинком.

- И нож понадобится ей... против саэмдов?

- Гадающих по костям. Боюсь, что да.

- Если воевода Теблоров настоящий вождь, Говер, он настоит, чтобы Жекки и саэмды подружились. Стали союзниками.

Говер хмыкнул. - Если он способен на такое, Рент, он способен на всё.

Вернулся Нилгхан. - Они закончили дурацкую кучу. Ложатся спать, если ты поверишь. Не будет ни костра, ни тризны. Теблоры, брат, сущие варвары.

Двое воинов-ратидов встали по бокам Велока, лицом к пирамидке; они гортанно завели "Девять Шатров Мертвого", песнь на языке даже не Теблоров, но Тартено-Тоблакаев, слова, пришедшие из прошлого столь далекого, что оборвались нити смысла.

Делас Фана познала больше других, собрала полчище обрывочных небылиц вперемешку с истинами, прочитала древние тома, всегда написанные рукой человека или, скажем, Джагута. Тоблакаи, далекие предки Теблоров, были безграмотными - это признавали все. Их история плелась памятью и голосом, в поэмах, песнях и ноющих ритмах горлового пения - и говорили, будто даже эта манера пения была лишь заимствована у Имассов.

Она усердно училась, живя в Даруджистане - жажда, которую не разделяла сестрица. Теперь она знала, что ее сородичей можно найти в разных частях света, под разными именами. Тартено. Фенны. Тоблакаи. Теломены. Тел Акаи. Аракианы. Но мало какое изолированное племя помнило о далекой родне. Они рассыпались - возможно, по чужой воле; они жалкими беженцами прятались в уединенных местах.

Похоже, единственно общим у этих неведомых племен было почитание каменных ликов рождения и смерти. Крики родов и крики горя вторили поколениям, первоначальный язык становился бессловесными звуками.

Она провела рядом с отцом несколько лет. Храмы и библиотеки Даруджистана оказались единственным полезным вкладом в ее жизнь этого периода. Ну, и еще дружба с Семар Дев, которая была любовницей Карсы Орлонга - или не была.

Пока голоса отзывались эхом в ночном воздухе, Делас Фана следила, как сестра стреножит коня и отходит, чтобы разложить постель. Вскоре Делас подошла к сестре. Показались Скальп, Мускус и Ломоть, улеглись, предлагая им согреться теплом тел.

Тониз Агра подняла руку. - Слушай! Душа Галамбара входит в первый шатер, только чтобы найти внутри еще один...

Делас Фана оборвала ее: - Неверный перевод, сестра. Нет девяти шатров мертвого. Есть девять кож смерти. Каждая должна сгнить в свой черед, дабы душа освободилась от земной сути. Тартено имели привычку сдирать кожу с врагов и дубить эту кожу, тем приковав убитого к земной юдоли. Их воины нарезали кожи на полоски и носили на себе, тем заставляя сраженных следовать по их тропе даже в смерти. Вот почему говорят, будто боевой клич сотни Тоблакаев звучал как изданный тысячью глоток.

Глаза Тониз блестели, холодные, как звезды над головами. - Таков твой дар, Делас? Разоблачать наши традиции во имя... чего?

- Ну, как насчет такого слова: истина?

- И зачем эта твоя истина?

Делас Фана скрестила ноги, сев в траву. Туже натянула меховую накидку на плечи. - Теблоры воображают, будто живут одни. Похоже, мы верили в это много, много поколений. Мы были окружены детьми, их странные обычаи были не нашими. Когда пришли Каменные Лица со своими обманами, мы отбросили прежние верования. Это было ошибкой.

Тониз Агра коротко фыркнула. - Твоя "истина" желает того же. Желает оторвать нас от традиций и верований, переживших лживых самозванцев...

- Вовсе нет, сестра. Моя истина, как ты называешь? Она вовсе не моя. Она наша. Теблоры никогда не были одни. Мы даже не уникальны. Разве не важно понять, что определившие нас обычаи таковы же у всех далеких племен, которых мы даже не встречали?

- Это лишено смысла.

Делас Фана отвела взгляд. Ратиды и сюниды ходили вокруг могильника. Их шаги сопровождало бормотание спутанных слов. - Если воин-Теломен явится к нам, мы увидим в нем врага. Если Фенн встретит Тартено, они станут биться. Вот как уриды бьются с ратидами или фалидами...

- Уже нет. Ты слишком долго была вдали. Наш мир изменился. Мы, наконец, едины.

- Это меня удивляет, сестра. Наш отец известен не как Теблор. Его прозвали Тоблакаем.

- Знаю, - буркнула Тониз.

- В глазах детей мы одинаковы. Однако мы противимся, держимся за родовые имена и различия, будто в них много смысла. А им все равно. Это ли послание твоему новому воеводе?

- Ты способна изменить мир в один день? Он делает, что может.

Делас Фана замолкла. Вскоре она вздохнула и пожала плечами, хотя сестра вряд ли различила этот жест. - Во мне нет верности чужому клану, но я ищу единого для Тартено и Тоблакаев, для Феннов Квон Тали и Аракианов с Геностеля. Я не слепа к противоречиям.

- А кажется.

- Нет, трудности здесь весьма велики. Сестра, одно мое сердце хранит одну истину, другое - другую. Даже родство не обещает верности. Мы рождены в Уриде, взяли это имя, потому что были трофеями войны. Удивляться ли, что мы разделены изнутри?

- Я уже не разделена, - возразила Тониз Агра.

- Поистине, - мурлыкнула Делас. - И готова отдать жизнь сводного брата в руки воеводы-ратида.

Делас Фана услышала прерванный вздох, потом тихий сердитый свист. Значит, эти несвязные по видимости размышления и признания не подвели сестру к краю ожидавшей их пропасти. Пока Тониз молчаливо сражалась сама с собой, Делас Фана продолжала: - В его лице так много от отца, мне стыдно, что я не сразу поняла истину. Масса его тела, ширина плеч - кажется, мать не дала ему ничего...

- Ну нет, - горько уронила Тониз Агра. - Глаза от нее. Это не глаза Карсы. В них ничего от Карсы. Слишком маленькие, слишком слабые, слишком...

- Ранимые?

Дикий взмах руки Тониз был смутным движением во мраке. - Слаб как щенок. У него глаза ребенка.

- Похоже, воспитала его мать. Южанка, сдавшаяся безумию кровяного масла. Подумай об этом, сестра, если решишься взглянуть в лицо ужасу.

- Хочешь склонить мои сердца на его сторону?

- С той поры, как он назвался перед нами, не могу не думать о его рождении, детстве, его бедной матери.

- Южане слабы. Должно быть, она насиловала его каждую ночь, хотя петушок еще не умел взлетать. Разочарованная, она лупила его. И петушок ожил. Он успел зачать себе братиков и сестричек? А южанам было всё равно?