Провожать Нину они пошли вдвоем. Сначала Ростислав надеялся, что Русанов признает за ним право давности и оставит его наедине с девушкой, но тот был далек от этой мысли. Сегодня решалось что–то очень важное, имеющее огромное значение для всей его жизни, — трудно сказать, что же именно, ибо между ним и Ниной не было сказано ни одного слова об этом, но тем не менее он был уверен, что все уже решилось. И Нине и Русанову никакие слова не шли на ум — слишком переполнены были их сердца. Говорить пришлось одному Косенко.

Ростислав полностью использовал это преимущество В анекдотах он превзошел самого себя. Нина и Русанов смеялись, но если бы спросить их, нему они смеются, вряд ли они смогли бы ответить.

Так они дошли до улицы Артема. Ростислав надеялся, что хоть под конец приятель уйдет и оставит его вдвоем с девушкой, но Русанову это просто в голову не могло прийти, и Косенко стала разбирать злость.

В подъезде высокого дома они попрощались, постояли, прислушиваясь к стуку каблучков по лестнице, потом вышли на улицу.

И только теперь они ощутили мороз, усталость, вдруг дали себя знать застывшие ноги и бессонная ночь.

По улице Артема быстро бежала машина с зеленым огоньком. Косенко поднял руку. В нем еще кипело раздражение на товарища. Он взглянул на его блаженно улыбающееся лицо. «Ну, погоди же, — зло подумал он, — сейчас я тебе кое–что расскажу; посмотрим, будешь ли ты тогда так сиять».

Машина остановилась. Сидевший у руля пожилой водитель дружелюбно взглянул на молодых людей.

— С Новым годом! — садясь в машину, поздравил его Русанов.

— И вас тоже, — ответил шофер, — с новым счастьем!

Косенко сердито молчал. Машина двинулась.

Однако Новый год встречают не только в Киеве. Пришел дед Мороз и к Эрике Штальберг. Теперь она уже была совсем не одинокой на стадионе «Черный Дракон».

Шиллинг сказал правду — через некоторое время все изменилось. Откуда–то появилось множество спортсменов, заполнилась маленькая комната, в столовой стало людно и весело. Однажды утром за завтраком Эрика Штальберг неожиданно очутилась в большом и шумном обществе. Все знали друг друга по имени, и до конца завтрака Эрика тоже успела перезнакомиться со всеми. Ее встретили как старую знакомую — ведь газеты не жалели красок на описание и самой Эрики и ее достижений. Новоприбывшие спортсмены уже по многу раз побывали на всех континентах — почти во всех странах мира; им приходилось соревноваться и в прохладном Осло и в жарком Каире — мир был для них словно хорошо знакомым, давно обжитым домом.

— Очень рад с вами познакомиться, — крепко стиснув руку Эрике, сказал Том Г'аркнес, молодой человек двухметрового роста, один из лучших баскетболистов Америки. — Откровенно говоря, я вас такой себе и представлял. В последней поездке кто–то меня о вас спрашивал, но умереть мне на месте, если я смогу вспомнить кто. Но вы не беспокойтесь, я вспомню, непременно вспомню.

У Эрики от волнения пересохло во рту.

— А откуда вы сейчас приехали? — тихо спросила она.

— Мы провели три матча в Швеции и все выиграли. Но там были не только баскетболисты, там проходили соревнования по легкоатлетике между чехословаками, кажется, венграми и шведами. Может быть, кто–нибудь из них вами заинтересовался?

— Может быть, — холодея, прошептала Эрика. — Я вас очень прошу — вспомните, пожалуйста, для меня это очень важно.

— Обязательно вспомню, — засмеялся Том Гаркнес, показывай крупные белые зубы. — Я напрягу все свои мозговые извилины и вспомню. Знаете, такое мозговое напряжение мне не часто приходится переживать. Это, как правило, случается со мной ночью; неожиданно проснусь, все вспомню, и если не запишу, то до утра непременно забуду.

— Я очень прошу вас записать, — серьезно ответила Эрика, — вы не можете себе представить, как это для меня важно.

— Нет, кажется, могу.

Лицо Тома Гаркнеса стало вдруг серьезным и задумчивым. Напускная веселость и шутовство разом слетели с него — перед Эрикой стоял простой и приветливый парень, чутко понимающий, что делается в душе девушки.

— Если удастся припомнить, обязательно запишу. Могу вас уверить — рано или поздно это случится. Между прочим, где вы будете встречать Новый год? Неужели тут, на «Черном Драконе»?

— Где же еще?

— Об этом мы подумаем, — ответил Том. — Может быть, даже и здесь что–нибудь устроим, но только по–своему. Вы все–таки у нас, в Америке, гостья, а гостеприимство, как известно, обязывает.

Он залпом проглотил большую чашку тошнотворно сладкого сиропа и встал из–за стола.

— Час на отдых, а потом все на поле! — громко объявил он.

— Может быть, вы за этот час вспомните, — отважилась сказать Эрика.

Том Гаркнес взглянул на нее с высоты своего двухметрового роста и увидел только ее макушку.

— Обязательно вспомню, если не сегодня, то завтра, — пообещал он, отходя от стола.

Эрика разглядывала своих новых знакомых, и все они казались ей на редкость славными и симпатичными. Тот молодой человек, что сидит на другой стороне стола и доедает джем, должно быть, Джон Хивисайд, один из лучших спринтеров, бегунов на короткие дистанции. У него приятное, открытое лицо и ослепительная улыбка. Да и вообще почему–то у всех американских спортсменов почти одинаковая широкая улыбка, напоминающая берлинскую рекламу зубной пасты «Хлородонт».

В сердце Эрики пела радость. Наверное, Тибор Сабо приезжал в Швецию, — это мог быть он, только он, ведь никому другому в голову не придет расспрашивать об Эрике Штальберг. Значит, за эти долгие месяцы ничего не изменилось, не забылась любовь, не завяло чувство. Он так же, как и Эрика, ждет свиданья и в бессонные ночи думает о любимой, томясь и не зная, когда придет счастливая минута.

Впрочем, чему же радоваться? Ведь у них нет никаких шансов на встречу. Когда–то говорили о международных студенческих играх, но теперь эти разговоры давно прекратились. Чему же радоваться?

А на сердце все–таки стало светло, потому что появился проблеск надежды. Ведь вот ездят же эти юноши и девушки по всему свету, так почему же Эрике не может улыбнуться счастье? Нет, она еще будет счастлива, надо верить в это. Иначе и жить не стоит.

Эрика переоделась, отдохнула и вышла на тренировку в прекрасном настроении. Приближался Новый год, а морозов еще не было, и никто даже не вспоминал о них. Да и бывают ли они в Нью–Йорке? Погода совсем осенняя, иногда дождливая, и не скажешь, что это зима.

Эрика поглядела в сторону баскетбольной площадки и увидела Тома Гаркнеса. Вместе со своими товарищами, такого же роста, как и он, Том увлеченно работал с мячом. В глазах девушки появилась нежность, словно от Тома Гаркнеса к Тибору Сабо протянулась невидимая ниточка. Славный человек этот Том Гаркнес.

На поле вышел Шиллинг. Он позвал Эрику, и началась обычная приятная работа. Эрику не покидало радостное настроение. Скрыть его было невозможно, радость искрилась в каждом взгляде девушки, в каждом ее движении. В тот день ей отлично все удавалось.

«Если бы она в таком настроении хоть раз вышла на соревнование, новый мировой рекорд был бы обеспечен, — думал тренер. — Любопытно знать, что с ней происходит. Неужели она успела влюбиться в кого–нибудь из спортсменов? Было бы неплохо — ведь любовь не пройдет через неделю, а пользы из нее можно извлечь не мало. Кто же герой этого романа?»

Шиллинг стал внимательно следить за Эрикой и уловил несколько взглядов, брошенных в сторону баскетбольной команды.

«Отлично, отлично! — повторял он про себя. — Со временем мы все это узнаем. Отлично!»

Довольный успехами Эрики, Шиллинг закончил тренировку и на прощанье даже похвалил девушку, что случалось редко. Ему казалось, будто он знает о своих воспитанниках решительно все, и, по его мнению, из всего, что с ними происходит, даже из влюбленности, нужно извлекать пользу. Ведь он им платит — значит, они целиком принадлежат ему.

Вечером в холле он увидел Эрику рядом с Томом Гаркнесом и чуть поморщился: по его мнению, это был неудачный выбор. Том Гаркнес — лучший баскетболист среди студенческих команд, и это позволяет ему держаться с Артуром Шиллингом довольно независимо. Будет крайне неприятно, если Эрика подпадет под его влияние. Впрочем, незачем забегать вперед — девушка выглядит такой счастливой, что, наверное, не подведет на любых соревнованиях.