Сегодня вечером она осталась одна. Подруги куда–то ушли. Девушка принялась читать.
Кровать ее стояла у окна. Она читала, пока не стемнело, потом отложила книжку и загляделась в окно. Вспомнились дорогие отец и мать, родной дом, школа… Как все это далеко теперь!.. Перед глазами встало лицо Степы Кротова, — в эти первые, напряженные университетские дни она все–таки успела написать ему письмо. Теперь он знает ее адрес, и очень скоро придет ответ. Степа, хороший мой, славный, когда же мы с тобой теперь увидимся?! Только зимой, на каникулах. Ох, как еще далеко до каникул!
Ирина замечталась. За окном расстилалась панорама вечернего Киева. На Владимирской горке и в Пролетарском саду зажглись яркие фонари. По улице стремительно неслись рубиновые огоньки машин, в саду напротив, где был летний театр, тоже засветились огни. На эстраду вышел человек и что–то сказал сидевшей в театре публике. Издали он казался совсем крохотным. Сияя белыми, красными и зелеными огнями, по Днепру прошел пароход. Его очертания сливались с темной рекой и угадывались только по движущимся огням. Басистый гудок дважды прорезал воздух. Высоко в небе показались три светящиеся точки — тоже белая, красная и зеленая. Послышалось знакомое гудение, над высокими киевскими зданиями пролетел самолет из Москвы. А над всем этим — прохладный, мягкий ветерок ранней осени, синие, уже по–осеннему неяркие звезды и спокойная монолитная темнота украинской ночи.
Кто–то постучал в дверь. Ирина сразу вынырнула из глубокого потока своих дум и поднялась с кровати.
— Войдите!
Дверь открылась, и на пороге показалась высокая фигура. Это был Николай Дмитриевич Максимов, большой, широкоплечий, с искорками седины в густых волосах. Ему было, вероятно, лет сорок пять, но можно было дать гораздо меньше, таким моложавым казалось его смуглое, энергичное, четко очерченное лицо.
— Добрый вечер! — сказал тренер. — Почему вы сидите одна в темноте? Еще не привыкли к Киеву? Не завели друзей?
— Добрый вечер, — смущенно ответила Ирина. — Нет… я одна осталась случайно. Вы ко мне?
— К вам. Если не ошибаюсь, вас зовут Ириной. Так я вас и буду называть, если не возражаете.
— Конечно, пожалуйста.
— А пришел я к вам вот зачем: хочу завтра в три часа видеть вас на стадионе. У нас работает несколько групп легкоатлетов, и одну группу девушек веду я. Вам будет очень удобно заниматься вместе с ними. Думаю, что в ваших данных я не ошибаюсь.
— Я могу попросить, чтобы мне прислали справку о моем втором разряде, — обиженно сказала Ирина. Ей показалось, что Максимов намекает именно на это.
— Не в этом дело, — усмехнулся тренер, догадавшись, о чем она думает. — Я нисколько не сомневаюсь в правдивости ваших слов. Мне хотелось бы поговорить совсем о другом, — скажите, вам никогда не приходилось мечтать о рекордах?
У Ирины даже дыхание перехватило от неожиданности.
— Мне? Никогда, — растерянно сказала она.
— Ну, все–таки рекорд школы был, вероятно, вашим, — сказал Максимов.
— Шко–олы! — протянула Ирина.
— Какой номер туфель вы носите? — неожиданно спросил Максимов.
— Тридцать шестой. — Ирина носила тридцать пятый, но для солидности прибавила себе один номер.
— Вы взяли с собой шиповки?
— Нет, я не думала…
— Ладно, я скажу, чтоб вам приготовили. Костюм у вас есть?
— Да. Только… — Ирина покраснела.
— Что — только?..
— Скажите, чтоб мне приготовили тридцать пятый номер, они лучше сидят на ноге…
Максимов улыбнулся и кивнул.
Когда он ушел, Ирина осталась в комнате, ошеломленная этим разговором. Никогда в жизни не мечтала она о рекордах, никогда не собиралась стать мастером спорта — просто бегала, как бегают все девушки, и вот тебе! Сказала про второй разряд!
А что, если она и в самом деле может достигнуть рекордов, ну, не союзных, так хоть украинских, хоть университетских? Ведь Максимов недаром заговорил о них.
Ирина открыла свой чемодан, чтобы посмотреть, в каком виде ее спортивный костюм. Подруги застали ее за пришиванием пуговиц.
На другой день во время лекций Ирина все время думала о предстоящей встрече на стадионе, и даже конспекты получались у нее не такими точными, как обычно. Вот ведь, кажется, все внимание сосредоточено на том, что говорит профессор, а потом сразу перед глазами появляется черная гаревая дорожка и все остальное вылетает из головы. Она еле дождалась окончания лекции.
Ирина быстро пересекла сквер, в центре которого стоял на высоком пьедестале Шевченко. Каштан со стуком упал ей под ноги с высокого дерева. Ирина невольно подбила его носком туфли, и он покатился в сторону, коричневый, блестящий, словно покрытый свежим лаком. Девушка наклонилась, подняла каштан, зажала его в ладони, ощутив приятный холодок гладкой скорлупы.
Вот уже площадь Толстого. Еще три квартала, потом налево, мимо театра. Ворота, а за ними высокая колоннада стадиона появилась перед глазами.
Тут она остановилась. Идти или не идти? Выругав себя за нерешительность, она бросила на асфальт нагревшийся в руке каштан и решительно зашагала к колоннаде.
Первым человеком, встретившимся ей на пути, оказался Максимов, и Ирина подумала, что это, вероятно, не совсем случайно. Он показал девушке вход в раздевалку, посоветовал не торопиться — времени еще много, группа только начинает собираться.
— Шиповки для вас приготовлены, — сказал он.
Ирина благодарно улыбнулась и взяла легкие туфли с длинными, острыми, как рыбьи зубы, шипами на подошвах.
В раздевалке она застала несколько девушек, лица которых показались ей удивительно знакомыми, хотя Ирина поклясться могла, что видит их впервые. Она поздоровалась, и девушки сразу окружили ее, весело расспрашивая, кто она, откуда приехала и как попала в группу Максимова.
И девушка почувствовала, что страх и неловкость исчезли. Она отвечала на вопросы, кому–то одолжила иголку с ниткой и через несколько минут стала своей среди этих веселых, шумливых спортсменок.
Дверь раздевалки открылась, и вошла Нина Сокол.
— И ты тут, Ирина? — удивленно спросила она.
— А почему ей здесь не быть? — послышалось из глубины раздевалки.
— И правда, почему? — засмеялась Нина, стала что–то рассказывать, и внимание спортсменок переключилось на нее.
Ирина исподтишка приглядывалась к девушкам и постепенно поняла, почему их лица казались ей знакомыми. Ведь это о них писали в газетах, все это были перворазрядницы и мастера спорта! Боже мой, Иринка, куда же ты попала! Ну, ей ли тянуться до них…
«Максимов сразу возьмется за меня, — думала Ирина, — и, наверное, выгонит…»
Николай Дмитриевич выстроил девушек в одну шеренгу по росту и с удивлением обнаружил, что Ирина оказалась не на левом фланге. Она стояла где–то в центре, может, чуть ближе к левому краю.
— «Почему она кажется такой миниатюрной?» — размышлял Максимов, разглядывая шеренгу.
Тренировка шла обычным порядком, и казалось, Максимов совсем забыл про Ирину. Только в конце занятий он сказал спокойно и неторопливо:
— А ну, Гонта, пробегите с Ниной сто метров.
Вот она, решающая минута! Ирина похолодела. Нина обернулась к ней, улыбаясь.
— Не волнуйся, — тихо сказала она, и Ирина признательно взглянула на нее.
Они приготовились. Одна из спортсменок должна была подать команду. Николай Дмитриевич, держа в руке секундомер, прошел к линии финиша.
Ирина стала на старт. Нина опустилась у белой линии рядом с нею. Перед ними легли сто метров ровной гаревой дорожки.
Последние слова команды донеслись до ушей Ирины словно из тумана. Она рванулась вперед и побежала так, как не бегала еще никогда. Всем существом ею владела только одна мысль: перегнать, перегнать, перегнать!..
Конечно, это оказалось ей не по силам. Нина была слишком хорошо тренирована, чтобы дать обогнать себя.
Сначала Нина думала, что можно спокойно позволить себе бежать в полсилы, но вскоре убедилась, что это небезопасно. Со старта она вырвалась немного вперед, но Ирина сразу же поравнялась с нею, и Нине пришлось напрячь все силы, чтобы прийти к финишу первой. Видно, эта Ирина Гонта сказала правду — второй разряд у нее наверняка есть!