А устроить свою вечеринку… У меня зубы начинают ныть при одной мысли об этом. Я предпочла бы десяток призраков.

Без Ликиной помощи мне не справиться. Ей вечеринку устроить — раз плюнуть. Лика… Она злится на меня, и я не понимаю, почему. Чтобы просить ее о чем-то, надо сначала выяснить отношения, а у меня ни сил, ни желания…

— Я же говорила, что все придут.

Рядом со мной стояла Лика и внимательно изучала подписи под объявлением.

— Лика! — обрадовалась я, — Я только что о тебе думала, а ты вот она.

— Ты домой? — спросила Лика, не глядя на меня. — Можешь зайти ко мне на минутку?

Пока мы поднимались по лестнице, я болтала что-то о вечеринке, о гостях, лишь бы не допусать неловких пауз. Лика молчала.

— Не хотела тебя беспокоить, но… продукты…

Лика отперла дверь. Я вошла в кухню-гостиную, точную копию моей, только у Лики царил порядок, не то что в моей берлоге.

Возле порога пара зеленых тапочек с помпонами ждали хозяйку, но Лика прошла мимо, не разуваясь, прямо к раковине, открыла воду и стала пить прямо из-под крана.

Я осталась мяться у порога. Лика будто забыла про меня она опустила штору, потом зачем-то снова подняла, затем принялась переставлять с места на место баночки на столешнице. Я вдруг подумала, что она прячет от меня лицо.

— Лик… может я заберу покупки и пойду?

Лика устало махнула рукой.

— Можешь оставить их у меня. Завтра вместе дотащим.

— Ты же холодильник бревном подперла. — напомнила я ей и тут же пожалела о своей мелочности. Лика опустила глаза, щеки ее порозовели.

— Прости, что так вела себя сегодня.

Это было неожиданно. Пока я искала подходящий ответ, задумчиво произнесла, по-прежнему стоя ко мне спиной:

— Любовь меняет человека. Толкает на некрасивые поступки. А может не меняет, а просто показывает все, что в тебе есть… И хорошее и всякую гадость.

— Это точно… И гадость. — вздохнула я и, спохватившись, быстро добавила: — Это я о себе. В тебе нет гадости.

Лика, словно не расслышав моих слов, продолжала:

— Знаешь, я совсем не умею врать. Какой-то генетический дефект. Поэтому я просто предупреждаю людей, что ничего не скажу. Не могу. Не хочу. Ты — другое дело. Мне кажется, ты единственная здесь, кому я могу доверять. Что ты не станешь использовать чужие тайны себе на пользу.

Бедняжка! Если бы она только знала, как заблуждается! В одном она права — ее доверием я пользоваться не стану. Я затаила дыхание, в надежде, что сейчас она мне все расскажет. И вместе мы придумаем как ей помочь. Но меня настораживало ее упорное нежелание повернуться ко мне лицом.

— Ты здорово гадаешь и людей, должно быть, видишь насквозь. — продолжала Лика, — Надо было послушать тебя, а я… Мне показалось, что ты догадалась обо всем… обо мне и о нем. И что между вами что-то возникло… и ты нарочно запугиваешь меня.

— Лика! Я ни о чем не догадалась. Я понятия не имею, с кем у тебя роман! Я хотела бы это знать, потому что уверена, эти отношения опасны для тебя. Но я бы никогда не перешла тебе дорогу! И было бы лучше, если бы ты мне все рассказала…

— Я очень хочу рассказать. Но сейчас не могу. Я должна сначала поговорить с ним.

И эта туда же!

У меня на языке крутилась едкая фраза насчет местной манеры говорить загадками, но Лика повернулась ко мне и я осеклась.

Ее лицо было почти неотличимо по цвету от полупрозрачной шторы у нее за спиной, даже губы побелели, а глаза потемнели. Я поняла, что она чем-то до смерти напугана.

— Я сегодня сделала ужасную вещь… — она обхватила себя руками, словно ей холодно, — Прокралась к нему… думала, что застану его с тобой. Но он был… не с тобой. И то, что я увидела… оно настолько ужасно, что в это невозможно поверить. Твои карты сказали правду!

На последних словах голос ее задрожал и сорвался.

— Лика! Что ты видела?

Лика замотала головой.

— Я должна убедиться, что правильно поняла то, что видела. Иначе это будут домыслы и сплетни.

— Лик… может лучше сейчас? Все эти штуки, которые мерещутся мне с того момента, как я сюда приехала… мне кажется, это связано с тобой. Тебе что-то угрожает, я не знаю, не вижу, что именно. Кто-то там… — я показала глазами на темнеющее небо за окном, — бережет тебя. Может меня для этого и прислали сюда. Что ты видела?

Лика словно не слышала моих слов.

— Я брошу его. — твердо сказала она, — Завтра. Но сначала поговорю с ним. А потом… Понимаешь, я хотела ему помочь… думала, что смогу. А сейчас мне кажется… — она зябко передернулась, — …что ему нужна помощь психиатра.

После того, как случилось страшное, я не раз думала, что если бы я не вымоталась за этот безумный день, все могло бы сложиться иначе. Будь у меня побольше сил, я смогла бы убедить Лику все мне рассказать. В последующие несколько дней, уже после того, как случилось то, что случилось, эта мысль болталась в моей голове, как камешек в ботинке и терзала мою совесть.

Но в последний вечер мечта о горячей ванне, чае с бутербродами и теплой постели затуманила мой разум.

"Лика дома…" — твердила я себе уже в полусне, в теплых объятиях одеяла — "…ей ничто не угрожает, дверь она кому попало не откроет, и разговор с ней вполне может подождать до завтра."

Если бы я только знала, к чему приведет минутная слабость…

***

— Все в сборе? — протрубила Иерихонская Труба.

Оглядев нас как священник паству и убедившись, что ни одна овечка не отбилась от стада, Анна Сергеевна поднялась на сцену.

— Господа, у меня сообщение от Бориса Павловича. — объявила она драматическим тоном.

Все притихли. Я почувствовала, как сидящая рядом со мной Лика затаила дыхание.

— Ему пришлось срочно уехать, — продолжала Анна Сергеевна, — его не будет в ближайшие несколько дней. Он написал, чтобы репетировали эпизоды, которые успели сделать за последние два дня. Если он не вернется к понедельнику, будем выстраивать следующие сцены. Инструкции он мне оставил. Концепция есть. Работаем так, будто Борис Павлович войдет в зал в любой момент. Всем ясно?

Краем глаза я видела, как Лика наматывает прядь волос на палец, разматывает и снова наматывает.

— А куда он уехал? — спросил кто-то.

— В Москву. В министерство. Решать вопросы, связанные с усадьбой.

— Эти вопросы ночью возникли? — уточнила Лика чуть осевшим голосом.

— Э-э-э…Ему позвонил юрист, насколько я поняла. — слегка растерянно ответила Анна Сергеевна. Эта суровая женщина, по всей видимости, не привыкла задавать начальству лишние вопросы.

Я припомнила вчерашний звонок, после которого Каргопольский буквально сорвался с места. Но он ни словом не обмолвился о том, что ему надо уехать. Насколько я помню, он сказал “иду” а не “еду”.

Легкое облачко тревоги наливалось свинцом и грозило вырасти в тучу. А тут еще Лика. Она съежилась в своем кресле и все крутила и крутила эту несчастную прядку. Я попыталась понять, что она чувствует… Беспокойство? Смятение? Внезапно меня осенило — это паника. Она знает больше чем Анна Сергеевна, больше, чем я, и прямо сейчас сбываются ее худшие опасения.

Я тихонько толкнула ее в бок. Она криво улыбнулась мне, отвернулась и снова занялась своими волосами.

Репетиция получилась отвратительная. Актеры ползали по сцене как осенние мухи, забывали мизансцены и лепили отсебятину.

Анна Сергеевна срывала голос, но все без толку. Шла сцена Сесиль с Вальмоном. Лику было едва слышно, она периодически впадала в задумчивость, опаздывая с репликами, а Аркадий расслабился до такой степени, что зевнул в момент, когда поправляли его мизансцену.

— Вальмон, ты может ляжешь, поспишь? — устало предложила окончательно осипшая Анна Сергеевна.

Аркадий прижал руку к сердцу.

— Извините, Анна Сергеевна! Полнолуние, наверное…