— И никто не знал об этом?

Он покачал головой.

— Даже я не знал. Она никому не говорила.

— Ты видел… это… собственными глазами? — прошептала я.

Он молча кивнул.

— Но… Почему эта женщина…

Я прикусила язык.

— О ком ты? — спросил Вадим, опускаясь на корточки и заглядывая мне в лицо. Он, наверное думает, что я имею в виду кого-то реального.

— Я… — я крепче обхватила коленки, — ты решишь, что я сумасшедшая.

— Ты не сумасшедшая, — тихо и твердо сказал Вадим, — но я вижу, что с тобой творится неладное.

Он сел рядом со мной. — Расскажешь?

Я колебалась. Совсем недавно я подняла его на смех, когда он заикнулся о вещах, не имеющих рационального объяснения. И теперь начать рассказывать о женщине в мокром белом платье? О том, как сбываются мои предчувствия?

Я начала рассказывать. С самого начала. С того момента, как я по Ликиной просьбе взяла в руки колоду Таро. Рассказала о своем страшном видении. О том, что оно пугало меня сильнее, чем зловещие расклады. О том, что с первого дня я знала, что Лике грозит опасность.

Вадим слушал меня, не перебивая.

— Я могла ее спасти. Ведь знаки шли один за другим. Сначала — мертвое лицо у Лики. На следующий день — ширма. И бабочки эти… И эта женщина…

Какая женщина? — спросил он, едва шевеля губами.

— Я не знаю, кто она. Темные волосы, мокрое белое платье… Из-за нее я уронила ширму.

Вадим изменился в лице.

— Чего она хочет? — спросил он просевшим голосом.

— Я не знаю. В первый раз она просила отпустить ее. Но как я могу? Я ее даже не знаю… А сегодня она молчала.

— Почему ты не сказала мне?

— Зачем? Я и сейчас не хотела говорить. Просто… Нечего стало скрывать. Лики больше нет. И ты говоришь, никто в этом не виноват.

— Никто. Это был несчастный случай.

— Несчастный случай… Удобная формулировка, правда? Только не для меня. Я виновата. Я должна была остаться с ней. Тогда я могла бы что-то сделать. Не пустить ее к пруду. Или пойти с ней. Ну хотя бы позвать на помощь! А я в это время…

“ А я в это время играла в детектива.” — чуть не вырвалось у меня. Но вовремя спохватилось, что Вадиму совершенно необязательно знать о моих открытиях в родном доме. Я помолчала.

— Я не знаю как мне теперь жить.

— Просто будешь жить. Со временем тебе станет легче и ты поймешь, что все случилось так, как случилось. И не могло быть по-другому. И ты не могла поступить иначе.

Он обнял меня за плечи. Я вывернулась из-под его руки, замотала головой, словно отмахиваясь от его слов. Я не заслужила утешения, не имею на него права.

— Я знала, что ей грозит опасность. — твердила я, — Я могла ее спасти. Ее смерть на моей совести. Ты не можешь понять.

— Могу.

Вадим встал, медленно прошелся вдоль скамейки. Я перестала плакать.

— Я держал на руках мою умирающую невесту. И я не смог ей помочь. Я живу с этим уже пятнадцать лет.

— Извини, я не знала…

— Неужто? Здесь ведь все известно.

— Я знала только, что твоя жена погибла…

— А что это случилось в день нашей свадьбы ты знала? А что я был виноват в ее гибели?

— О, господи, нет.

Вадим сел на скамейку, ссутулился, словно огромная тяжесть легла ему на плечи. Он уставился в куст чубушника невидящим взглядом и спокойно произнес:

— Я убил свою жену.

Вадим даже не взглянул в мою сторону. Казалось, его совершенно не волнует, как я отнесусь к его признанию.

Пока я переваривала сказанное, он заговорил снова, все так же глядя в темный куст, словно там притаился его невидимый собеседник.

— Меня взяли заведующим отделением неврологии в здешнюю больницу. Я только-только закончил интернатуру, ничего еще толком не умел. Но успел опубликовать несколько статей, в которых высказал некоторые свои мысли… неважно. Это была полная чушь. Но Михаил Семенович, главврач, разглядел во мне что-то. Он говорил, что у меня большой талант. Ему казалось, я могу стать кем-то особенным. Может, он рассчитывал, что отсвет моей славы падет на его больницу.

Он коротко рассмеялся.

— Вчерашний интерн попал из грязи в князи. Ольга радовалась за меня… больше, чем я сам. Мы с ней только поженились, и наш переезд сюда должен был стать свадебным путешествием. Когда тебе двадцать пять, для счастья нужно совсем мало. А у меня было все. Блестящие перспективы, вся жизнь впереди и любимая женщина.

Ольга… У нас была одна душа на двоих. Мы чувствовали друг друга, как сиамские близнецы. Слышали мысли друг друга. И даже сейчас… я не всегда могу понять, какие мысли мои, а какие — ее…

Он снова замолчал. Я затаилась, едва дыша.

— Мы приехали в Воронин. В первый же вечер пошли бродить по усадьбе. Восстановительные работы шли полным ходом и территория была огорожена строительным забором. Мы гуляли вокруг. Мы целовались под каждым деревом. Мы дурачились, как школьники, нам было весело и мы были счастливы. Я не помню, кто из нас обнаружил дыру в заборе.

Поднималась луна… Мы бродили среди полуразрушенных зданий. При свете дня это были груды кирпича, но свет луны превратил развалины в зачарованный город.

Огромная ночная бабочка села Ольге на плечо. Ольга затаила дыхание, она смотрела на меня сияющими глазами, с такрой гордостью, будто ее отметили высшие силы. Она верила… верила в сны, в приметы, в знаки. И чувствовала особую связь с бабочками. Она считала их посланниками высших сил и уверяла меня, что бабочки предсказывают ей самые главные события в ее жизни.

— Бабочки… — прошептала я, начиная догадываться. Вадим не услышал. Он был там, в городе, зачарованном луной, со своей любимой.

— Бабочка посидела на ее плече, вспорхнула, полетела дальше, в развалины. Ольга побежала следом и потащила меня за собой. Я пошел за ней. Я готов был идти куда угодно, лишь бы с ней.

Луна висела низко, огромная, яркая… В ее свете распущенные волосы Ольги казались покрытыми серебром… А я, как доктор Фауст, пожелал чтобы время остановилось. Я хотел, чтобы эта картина навеки осталась со мной… Зачарованный город, длинное белое платье, волосы, усыпанные серебром… И луна. Я чувствовал себя персонажем средневековой баллады, заблудившимся рыцарем, попавшим во власть лесной феи.

Ольга взобралась на полуразрушенное основание этой… проклятой беседки. Она послала мне воздушный поцелуй, спрыгнула на другую сторону и исчезла. Раздался всплеск. Я решил, что она играет со мной. Приглашает искупаться ночью при луне… Хочет изобразить русалку и утащить меня в воду. Я медленно пошел туда, где плеснула вода. Было тихо и я решил, что она затаилась в пруду…

Вадим замолчал. Я тоже молчала, у меня в голове билось:”…длинное белое платье… огромная ночная бабочка”. Мне было страшно.

— Я нашел ее почти сразу. Она лежала в воде, возле самого берега, лицом вниз. Думаю, она поскользнулась, ударилась головой о каменную ограду на берегу. Потеряла сознание и упала в воду. Если бы я бросился ей на помощь, как только услышал всплеск… я не потерял бы драгоценных минут. Сколько их прошло — пять, шесть? Этого оказалось достаточно.

— Ты… пытался ее спасти?

— Пытался. И не только я. Вся больница. Но мозг умер. Запредельная кома.

— Что это?

— Это все равно, что смерть.

— Вадим… ты не виноват, ты же не знал… не хотел… — бормотала я и мучилась от того, что плоские, корявые слова не способны выразить того, что творилось у меня в душе.

— Не надо. — спокойно остановил он меня, — Слова не помогут. Я виноват.

Он повернулся ко мне.

— Я никому не рассказывал об этом. И тебе рассказал только для того, чтобы ты знала, что с этим можно жить.

— Может быть, но… Пожалуйста, прости… В смерти Ольги нет загадки. У тебя нет сомнений.

— А у тебя есть сомнения?

Я немного помедлила, собираясь с силами и кивнула.

— Но я же сказал — это несчастный случай. Никто не виноват.