— Папа заведует молочной фермой, которая находится в непосредственном ведении доктора Шварца.
— Доктора Шварца! Это забавно. А вы знаете, кто такой доктор Шварц? Доктор Шварц — это всемирно известная научная величина.
— Может быть. У нас, в Лос-Анжелосе, больше интересовались кинокоролями. Кроме того, отец не выписывал газеты.
Джимми тихо свистнул.
— Хорошо. Я умею молчать.
Он твердо посмотрел в глаза Елены. Нет, он не мог ошибиться. Разве могли быть в мире еще у кого-нибудь такие темно-синие с чернильными зрачками глаза, темные вечером, нежно-голубые утром и золотые на солнце? Это была Елена, которая просто забыла, что она Елена.
— Роза, — сказал Джимми, — для того, чтобы я окончательно успокоился насчет вашего сходства с Еленой, вы должны мне еще раз показать вашу родинку.
Елена закрыла половину лица кончиком фартучка и громко захохотала.
— Ах, какой вы опытный обольститель! Вы — опасный человек. Нет, нет. Я помню хорошо советы отца.
— Я прошу вас, Роза.
Елена робко засучила рукав и с грубоватым кокетством поднесла локоть к самому носу Джимми. Джимми увидел родинку, наклонился к ней и хотел поцеловать, но Елена быстро отдернула руку.
— Тсс! — сказала она. — Близок локоть, да не укусишь! До свиданья! Мне пора идти. Если доктор Шварц узнает, что я гуляла с посторонним молодым человеком, он будет очень сердиться.
Она пошла прочь от Джимми. Отойдя на десяток шагов, она обернулась и сказала:
— Вы мне сегодня снились. Будто бы мы бегали с вами на лыжах. До свиданья.
Елена закрыла лицо руками и убежала.
Джимми долго смотрел ей вслед, пока она взбиралась по лестнице, ведущей с берега в город.
«Так вот оно что», — подумал он.
После встречи с Еленой Джимми пришел к выводу, что вокруг него творятся крайне загадочные, значительные и необычайные происшествия, имеющие между собой какую-то связь.
В том, что Елена есть Елена, а профессор — профессор, Джимми, конечно, больше не сомневался. Для совпадения это было слишком разительно, для мистификации — слишком дорого, ибо шутка, которая стоила постройки целого города, переставала быть шуткой.
XXII. Кто такой Ван?
Джимми рассуждал приблизительно так.
Елена и Грант исчезли со своей фермы. Это факт. Джимми получил тревожную записку от Елены с требованием тайно приехать на остров. Это тоже факт. Джимми приехал. Факт. На острове он встретил Елену. Факт. Но Елена сказала, что она не дочь профессора, а дочь фермера из Лос-Анжелоса, Роза, и видит Джимми в первый раз. Факт. Кроме того, возникновение в одну ночь на необитаемом острове целого города, постройка которого стоит сотни миллиардов. Факт.
Итак, имеется шесть фактов, не подлежащих никакому сомнению, при наличии, конечно, седьмого факта, что Джимми не спит и не сошел с ума.
Пять из этих шести фактов были понятны. Один факт, именно тот, что Елена не узнавала Джимми и называла себя Розой, был непонятен. Но именно этот факт мешал объяснению всех других фактов.
Значит, некто X был заинтересован в том, чтобы эти факты были необъяснимы.
Кто же этот таинственный X?
Ответ был прост: Матапаль или профессор Шварц, всемирно известный психиатр и гипнотизер, о котором Джимми слыхал еще в детстве.
А еще вернее — и тот и другой вместе.
«Теперь можно действовать», — решил Джимми.
В эту ночь Джимми долго не мог заснуть. А в городе горели огни, играла музыка, слышалось гудение динам и грохот подъемных кранов. Океан тихо плескался о берег острова, на котором происходили непонятные вещи.
Тут наступает психологический момент, когда наконец надо честно открыть карты и объяснить читателю, кто же такой Ван и какую роль играет этот загадочный молодой человек в романе.
Ван, потирая ушибленное колено, добрался до 10-ой авеню и вошел в подъезд некоего учреждения, хорошо известного всему сколько-нибудь грамотному населению Штатов.
Ван поднялся на 18-й этаж и, пройдя по длиннейшему коридору, постучал в дверь кабинета своего патрона.
— Алло. Войдите.
Ван вошел. В строго деловом рабочем кабинете за высокой конторкой сидел пожилой, бритый, худощавый человек и курил трубку. Рядом с ним на стуле валялась скрипка. Его серые со стальным оттенком глаза небрежно скользнули по Вану и снова опустились в газетную статью, обведенную синим карандашом.
— Садитесь, Ван, — сказал он. — Не надо мне ничего говорить. Я знаю все. Вы потерпели неудачу по всем фронтам. Профессор исчез бесследно, несмотря на то что вы дважды ездили в Нью-Линкольн.
Ван слишком хорошо знал своего великого патрона и учителя, чтобы удивляться.
— К сожалению, — продолжал джентльмен с трубкой, — я сейчас не могу лично заняться профессором Грантом. В данный момент я занят разоблачением негодяя Мурфи, который на днях открыл свой филиал в Бостоне.
— Да что вы говорите!
— Представьте себе. Впрочем, этого следовало ожидать после тех сетей, которые мы ему расставили в Мексике. Да, но вот что меня смущает, дружище Ван…
— А что именно?
— Гм.
Глаза худощавого джентльмена блеснули. Он, не торопясь, выколотил трубочку о каблук и сыграл на скрипке серенаду Брамса.
— Вот что меня смущает. Если мы не захватим вовремя профессора Гранта и он успеет наделать шуму, из наших рук будет выбито главное оружие против негодяя Мурфи. Вы меня понимаете?
Ван похолодел.
— Это пахнет провалом всего дела.
— Пожалуй, — задумчиво возразил патрон и прибавил с лукавой усмешкой: Если мне, конечно, не удастся его обезвредить до тех пор, пока профессор откроет рот.
Еще раз Ван изумился силе дедуктивных построений этого седоватого, худого и длинного человека с нервным, строгим лицом и характерным, слегка орлиным носом с хрящеватой горбинкой.
— Я предвижу, что вы будете сейчас удивляться моим выводам, но все-таки я скажу вам: немедленно поезжайте в Нью-Линкольн и как следует осмотрите комнату исчезнувшего Джимми Стерлинга. Я уверен, что ключ находится именно там. Не пренебрегайте мелочами. В случае чего телеграфируйте. Ну, как вам понравился пост министра розысков?
— Вы… знаете… даже… это?
— Еще бы! — Патрон похлопал по вечернему выпуску газетного треста и погрузился в задумчивость.
Ван понял, что аудиенция окончена. Он вышел на улицу и поехал на вокзал.
Теперь, после слов учителя, он был уверен, что его репутация будет восстановлена.
Оставшись один, патрон сыграл на скрипке старинный ноктюрн русского композитора Рахманинова и сказал:
— Хороший парень этот Ван, но имеет крупный минус — рассеян. Вот теперь и возись с этим минусом.
Заметьте себе, читатели: минусом. Подчеркиваю.
Ван, как вихрь, пролетел на велосипеде мимо трактира «Хромой фонарь» и остановился возле дома архитектора. Дом был заколочен.
«Что за черт!» — подумал Ван.
Мимо него проходил местный негр. Ван подозвал его и, сунув в черную руку новенький серебряный доллар, спросил:
— А скажи-ка, любезный, почему дом архитектора заколочен?
Негр оскалил белые зубы.
— Как, разве масса ничего не знает? С тех пор как исчез Джимми, архитектор запьянствовал, и теперь его отправили на лечение в Сан-Франциско. Что касается тети Полли, экономки, то она вышла замуж за садовника исчезнувшего профессора Гранта — Свена, и в данный момент они совершают свадебное путешествие на дирижабле «Полигимния». Как же! Об этом знают все, по крайней мере, на двадцать пять миль в окружности.
— Тем лучше, — сказал Ван. — Ты честно заработал свои сто центов. Можешь пропить их у старика Бобса. Ступай.
Негр пошел в «Хромой фонарь», а Ван перескочил через забор архитекторского сада и пополз, как змея, по высокой и мокрой траве.
Проникнуть через окно в комнату Джимми для Вана не составляло особенного затруднения. Ведь вся его профессия состояла в искусстве проникать в жилые помещения через окна.