Следующим важным этапом в политической борьбе в шотландской Конвенции стало заседание 16 марта, на котором было решено рассмотреть вопрос о престолонаследии. По мнению шотландских историков М. Линклетера и К. Хескета, хотя многие шотландские политики были недовольны правлением Якова II и не желали его возвращения, в то же время они еще менее желали видеть своим королем Вильгельма Оранского, так как опасались, что Шотландия окажется под господством нидерландской республики. В новых политических условиях они скорее были готовы принять союз своего короля-«паписта» с католической Францией — государством, к которому шотландцы даже после эпохи Реформации питали огромное уважение и с которым их связывали давние культурные и исторические связи, чем «Вильгельма и его голландских конфедератов»[996]. Исходя из подобных настроений шотландской политической элиты, партия маркиза Этолла рассчитывала на победу.
Накануне якобиты получили послание от Якова II. В обстоятельствах отправления этого письма есть одна примечательная деталь, ярко иллюстрирующая, насколько тесно в рассматриваемой интриге были связаны между собой события в трех британских королевствах. Документ был подписан Яковом II 1 марта 1689 г. в порту Брест на борту «Святого Михаила» — корабля, на котором низложенный в Англии Стюарт покидал Францию, чтобы отправиться в Ирландию и там поднять восстание своих сторонников[997].
У этого документа была своя предыстория. Виконт Данди и граф Балкэррес, как искушенные политики, еще зимой 1688–1689 гг. составили текст монаршего обращения к шотландским парламентариям и направили его в Сен-Жермен. Их вариант «Послания к Конвенции» был выдержан в примирительных тонах и содержал заверения, которые могли привлечь на сторону Якова II большинство шотландской политической элиты[998].
Однако при получении письма, которое привез из Бреста один из слуг королевы Марии Моденской, шотландских якобитов сразу же насторожило то, что документ был запечатан и адресован Конвенции в целом. В результате, виконт Данди, граф Балкэррес и их соратники были лишены возможности узнать содержание документа заранее и в соответствии с этим выстроить стратегию своих действий на заседании Конвенции. Что было еще более удивительно — гонцу не было поручено привезти копию документа или хотя бы королевские инструкции сторонникам Якова II в Конвенции[999].
16 марта 1689 г. заседание Конвенции началось с требования якобитов немедленно зачитать послание Якова II. Виконт Данди и граф Балкэррес рассчитывали, что мягкий и дипломатичный тон письма, которое они подготовили и которое, по их мысли, эмигрировавший король подверг лишь незначительной редакции, быстро расположит большинство делегатов в пользу Якова II, и кандидатура принца Оранского будет отвергнута. Однако в ходе заседания инициативу перехватили оранжисты: герцог Хэмилтон заявил, что в его распоряжении находится письмо от Вильгельма III, провозглашенного к этому времени королем в Англии, и требовал зачитать его первым. В ходе начавшихся дебатов большинство депутатов поддержало предложение Хэмилтона[1000]. Против выступил лишь один лорд Синклер.
Причина этого заключалась в том, что представители шотландских сословий опасались, что в послании Якова II содержится королевский указ об объявлении Конвенции незаконной и требование ее роспуска. Подобные опасения среди депутатов были столь сильны, что в тот же день они приняли постановление, согласно которому Конвенция объявлялась «свободным и законным собранием сословий» и продолжит свою работу, какие бы распоряжения ни содержались «в том письме»[1001].
Письмо Вильгельма III явилось образцом дипломатического искусства. Принц Оранский стремился скрыть собственные амбиции и представлял все дело так, как будто он заботится только о мире и счастье двух братских народов — английского и шотландского. Обращение, составленное в чрезвычайно благожелательном тоне, затрагивало все наиболее актуальные для аристократии, среднего и мелкого дворянства проблемы, при этом не сообщая ничего определенного ни по одному из пунктов. В послании мягко напоминалось, что «знать и джентри»[1002] ранее уже возложили на принца Оранского руководство гражданскими и военными делами в королевстве, и сама Конвенция Сословий созвана именно по его приказу (решение о созыве Конвенции в Шотландии было принято 8–10 января 1689 г. в Лондоне на переговорах Вильгельма Оранского с шотландской делегацией)[1003]. Вильгельм III подчеркивал свое глубокое уважение к несомненному праву шотландцев самим решать судьбу своей страны. Новый английский монарх высказывал благодарность шотландскому народу за оказанную ему поддержку «в защите религии и свобод, которые находились в столь великой опасности» от деспотичного режима Якова II. В обращении постоянно акцентировалось внимание на необходимости защиты протестантской веры. С одной стороны, с помощью этого аргумента Вильгельм III пытался расположить в свою пользу политическую элиту Шотландии — страны, где крайне нетерпимо относились к католицизму, с другой — дипломатичный голландец стремился обойти вопрос о церковном устройстве Шотландии, и, говоря о протестантах в целом, добиться поддержки как пресвитериан, так и епископалов. Вильгельм Оранский особо акцентировал внимание на охране «древних законов и свобод вашего Королевства»[1004]. Под этой формулировкой не трудно угадать обещание сохранить за местной элитой ее традиционные привилегии и собственность.
После прочтения послания Вильгельма III для большинства шотландских магнатов, лордов и представителей городов стало ясно: они получили то, что хотели — гарантии стабильности и обещание сохранить тот социально-политический строй, который в наибольшей степени отвечал их интересам.
Публичное чтение обращения Якова II Конвенции шотландских сословий состоялось сразу вслед за оглашением письма Вильгельма III и по своему содержанию представляло полную противоположность. Послание написано с достоинством монарха, который приказывает своим подданным, а не униженно просит их оставить его на престоле. В отличие от витийств дипломатичного нидерландца письмо Якова II было написано простым языком, лишено двусмысленностей, его автор прямо, кратко и порой даже в несколько резкой форме требовал от делегатов Конвенции полного и безусловного повиновения. Послание начиналось со слов, что Яков II «всегда полагался на преданность и любовь своего древнего народа». Взывая к национальной гордости шотландцев, Яков II объявлял всех, кто посмеет примкнуть к узурпатору-«принцу Оранскому», недостойными именоваться «сынами Шотландии». В документе подчеркивалось, что борьба с его противниками должна стать для шотландцев делом чести. Яков II грозил всем изменникам «позором и бесчестьем… в этой жизни» и вечным «осуждением за непокорность в следующей». В то же время, король обещал охранять «религию, законы, имущества и права» своих «верных и преданных подданных». Обращение заканчивалось угрозой, что все, кто не вернется к исполнению своих обычных обязанностей, будут подвергнуты самому суровому наказанию, и требованием, чтобы депутаты прислали к нему делегацию «с отчетом о вашем усердии». Само собрание было объявлено незаконным на том основании, что было созвано «узурпатором принцем Оранским» и собралось без санкции шотландского монарха, которым на тот момент de jure продолжал оставаться Яков II[1005].
Виконт Данди и другие якобиты-епископалы были потрясены: это был не тот текст, который они отправляли королю. Позднее выяснилось, что во Франции письмо перехватил граф Мелфорт, которого Яков II назначил государственным секретарем британского эмигрантского правительства. Мелфорт, известный своими крайне радикальными взглядами, по всей видимости, уничтожил вариант обращения, присланный виконтом Данди и графом Балкэрресом, и составил собственный, который и был подписан Яковом II на борту корабля «Святой Михаил» и направлен в Эдинбург. Современники обвиняли графа Мелфорта в слепом упрямстве и даже предательстве и открытой провокации. В частности, граф Балкэррес писал Якову II, что граф Мелфорт «может быть опасен» для якобитского дела[1006]. Позднейшие авторы называли его бездарным и некомпетентным советником[1007]. Необходимо разобраться, настолько справедливы эти оценки.
