Таким образом, борьба за реставрацию Якова II в двух представительных органах эпохи «Славной революции» — английской Конвокации и шотландской Конвенции Сословий — протекала совершенно различно. В Англии Конвокация раскололась на несколько фракций, которые постоянно искали компромисса между собой. Борьба носила достаточно мягкий характер, и все вопросы удалось решить путем взаимной договоренности сторон. Почти с самого начала дебатов якобиты, ввиду их крайней малочисленности, были вытеснены на периферию политической борьбы. В шотландской Конвенции практически сразу четко обозначились две партии — оранжисты и якобиты, которые заняли диаметрально противоположные позиции. Политическая борьба носила более ожесточенный характер и оказалась более короткой: лидеры якобитов, быстро осознав бесперспективность дальнейшей борьбы мирными средствами, отказались от нее. Наиболее решительные из них (такие, например, как виконт Данди) взяли курс на вооруженное восстание.
§ 3. Расширение политической базы якобитского движения в конце 1680-х — начале 1690-х гг.
Шотландский исследователь Б. Ленмен справедливо отмечает, что Англия выступила своеобразным «мотором» «Славной революции» на Британских островах, поскольку «в конечном счете, то, что происходило в Ирландии и Шотландии, определяли события в Англии»[1021]. Учитывая изначальную растерянность якобитов, давление Англии и мощную вигскую фракцию, победа оранжистов в парламентской борьбе в Шотландии была практически предрешена.
Однако, несмотря на поражение, эта борьба имела огромное значение для становления якобитизма. Совместно действуя в представительных органах эпохи «Славной революции», различные группировки сторонников Якова II под лозунгом восстановления на престоле эмигрировавшего монарха сплотились в одно движение. Не менее важным является и другой аспект: в ходе дебатов в английской Конвокации и шотландской Конвенции Сословий и в развернутой ими пропаганде якобиты заявили о себе как о новой политической силе, противостоящей правительству, пришедшему к власти в результате «Славной революции». В дальнейшем движению удалось расширить свою социальную базу, используя ряд факторов.
Прежде всего, распространению якобитизма способствовали религиозные споры, вызванные церковной политикой Вильгельма III, и возникновение после «Славной революции» новых противоречий между различными группировками политической элиты. Немаловажным фактором стало и то, что после 1688 г. и фактически вплоть до середины XVIII в. якобиты являлись единственной серьезной оппозицией политическому режиму, утвердившемуся в Британии в результате «Славной революции».
Расширение якобитского лагеря в значительной степени произошло в результате раскола государственной церкви, начавшегося после «Славной революции». Изначально суть конфликта заключалась в том, что в ходе Реформации в англиканской церкви сложилось две группы богословов: так называемые «высокоцерковники» и «низкоцерковники». Первые выступали за сохранение в основе англиканского вероучения и богослужения принципов «королевской Реформации» времен Тюдоров. Представители «Низкой церкви» требовали углубления реформы церкви: сближения англиканства с религиозными воззрениями и обрядами протестантских нонконформистов. С теологами-«высокоцерковниками» был тесно связан епископат государственной церкви. Постепенно вокруг этих богословских школ начали формироваться церковные партии, в которые входили светские аристократы, дворянство, представители торговых кругов и широкие слои верующих.
Придя к власти, Вильгельм III стал вмешиваться в дела англиканской церкви. Однако он имел смутное представление о реальной внутренней ситуации в стране, что умело использовали в своих целях его политические союзники из «низкоцерковников». К тому же Вильгельм Оранский был привержен своей вере, что часто заставляло его руководствоваться в церковной политике не принципом поддержания конфессионального мира, а собственными религиозными воззрениями. В связи с этим, один из современников — Дж. Рересби — в своем дневнике в декабре 1688 г. писал: «Принц, начиная со своего прибытия [в Лондон — К.С.] показал себя более расположенным к пресвитерианам, чем к англиканской церкви, чем было напугано духовенство». Спустя несколько месяцев тот же автор отметил: «Англиканская церковь теперь встревожена…, обнаружилось, что король Вильгельм оказался гораздо большим другом кальвинизма, чем мы предполагали»[1022].
В итоге, Вильгельм III допустил целую серию ошибок в церковной политике. Главной из них стало то, что вместо того, чтобы встать «над схваткой» и примирить враждующие партии англикан, он открыто вмешался в религиозные споры и поддержал «низкоцерковников», намереваясь, согласно утверждению Т.Б. Маколея, «произвести в англиканском богослужении и церковном устройстве перемены», которые бы приблизили его к обрядам и правилам «умеренных нонконформистов»[1023]. По мнению того же историка, конечной целью намечавшейся Вильгельмом III церковной реформы было ввести «пресвитериан в лоно англиканской церкви»[1024]. Отношение ортодоксальных англикан к подобным планам наиболее ярко отражено в дневниковой заметке Дж. Рересби: «Он [Вильгельм III — К.С.] сделал все, что мог, чтобы вдохновить пресвитериан и вселить уныние в сердце Истинной Церкви, что не принесет абсолютно ничего, кроме вреда, ни ему самому, ни его правительству»[1025].
Действительно, согласно данным ряда других источников, богословские споры по второстепенным вопросам в результате вмешательства короля вылились в раскол англиканской церкви. Причем этот раскол начал принимать политический характер[1026]. Значительная часть духовенства «Высокой англиканской церкви» во главе с архиепископом Кентерберийским Уильямом Сэнкрофтом выступила решительно против начинаний нового короля в церковной политике, а затем — и против самого Вильгельма III.
По сообщениям источников, весной 1689 г. политический раскол внутри «Высокой англиканской церкви» между теми, кто признал Вильгельма Оранского, и теми, кто остался верен Якову II, стал открытым. Открытым стал и разрыв последних с правительством. Первым сигналом этого стало недовольство консервативной части англикан принятием парламентом «Акта о веротерпимости»[1027]. Дж. Рересби в своих мемуарах отмечал, что «билль о веротерпимости в отношении протестантских диссентеров, выдвинутый в палате пэров лордом Ноттингемом, был поддержан некоторыми епископами, но скорее из страха, чем в результате воодушевления»[1028]. Многие англикане, в первую очередь, «высокоцерковники», восприняли «Акт о веротерпимости» как нарушение традиционных привилегий англиканской церкви. С их точки зрения новый закон в общих чертах повторял «Декларации о веротерпимости» Якова II. А это означало для многих ортодоксальных англикан то, что новый монарх оказался не лучше прежнего, и вся их разница состояла в том, что если Яков II был хотя бы с точки зрения многих «высокоцерковников» законным, то Вильгельм III — самозванцем[1029]. Дополнительное раздражение у «высокоцерковников» вызвало назначение Вильгельмом III на одну из самых крупных епископских кафедр в Англии своего давнего друга — «доктора Бэрнета»[1030]. В частности, У. Сэнкрофт назвал посвящение Гилберта Бэрнета в сан епископа «поношением священству», а самого нового прелата — «пресвитерианином в стихаре»[1031].
