И стал вспоминать, при каких обстоятельствах познакомился нынешней ночью с кельнером, что тот рассказал ему и что было потом…
31
В тот вечер обер-кельнер никуда не отвел Кыржэ, хотя эксперт и просил перед смертью увести его из ресторана. Нельзя было терять ни минуты. Поручив одному из молодых официантов каким-то образом избавиться от непревзойденного охотника за коммунистами, он стремительно выбежал на улицу. Нужно было самым срочным образом предупредить товарищей о кровавой бойне, намечавшейся, как следовало из слов Кыржэ, в тюрьме на рассвете. Однако было уже около полуночи, и найти Зуграву, если только он не вернулся в Кишинев, мог один Гаврилэ, который с самого начала был связным руководства. Но слесаря к тому времени уже арестовали, жена же его находилась в родильном доме.
Кельнер решил тем не менее пройти мимо мастерской. Убедившись, что никто не идет следом, он тихонько постучал в окно. Екатерина Васильевна только что вернулась домой. Из опасения, как бы при отступлении фашисты не разрушили больницу, роженицы вместе с детьми покинули родильный дом… Счастливо улыбаясь, она показала Тудораке новорожденного.
Екатерина Васильевна знала кельнера по рассказам мужа. Однако знала и то, что не имеет права открывать кому-либо адрес человека из руководства.
Недолго думая, она вручила Тудораке запеленатого ребенка, сама же, попросив немного подождать, ушла.
Женщина вернулась намного раньше, чем можно было ожидать. Прежде всего она сообщила место и время встречи с нужным человеком, затем нетерпеливо взяла на руки малыша, поблагодарив кельнера белозубой улыбкой.
— Торопись, товарищ, и смотри в оба! И все же без осложнений не обошлось.
По пятам за ним неотрывно следовал шпик. Хотя и была глубокая ночь, он отчетливо чувствовал присутствие ищейки. Тудораке долго шел, не сворачивая в сторону, затем в какое-то мгновение незаметно шмыгнул в темный переулок. Перепрыгнув через забор, он притих, затаился в зарослях лопуха, пропустив, таким образом, вперед преследователя, сам проскользнул другой улицей, пока наконец не избавился от шпика.
Встретившись в назначенном месте с человеком из руководства, то есть с Зуграву, он стал торопливо, бегло излагать все, что следовало тому сказать.
Он думал, что обратная дорога будет спокойнее, однако в какую-то минуту перед ним оказался — будто из-под земли вырос — здоровенный мужчина, ударивший его чем-то тяжелым по голове. Сразу же появился и другой — заломив кельнеру руки за спину, он также набросился на него.
— Вот тебе, гадина! Будешь помнить Мындряцэ! — едва разобрал он сквозь скрежет зубов слова агента, молотившего его кулаками по спине.
Тудораке связали руки, еще раз ударили промеж лопаток и велели идти вперед. В тюрьме он оказался в "салоне для ожидания"… Сопровождал его только один шпик — второй, назвавший себя Мындряцэ, торопливо побежал вслед за Зуграву, который меж тем еще до наступления утра должен был связаться с "братьями-товарищами" Хараламбие и Йоргу, одними из немногих оставшихся на свободе. Кроме того, следовало срочно сколотить группу из рабочих, живших в поселке при кирпичном. Однако вскоре и он заметил, что ведет за собой хвост. Нужно было применить один из трюков, к каким не раз приходилось прибегать за долгие годы подполья. Свинья конечно же попадется на приманку, но каким образом провернуть дело без лишнего шума? Арестовать он его не арестует — брать один на один побоится. Однако и не спустит глаз до решающего момента. Понятно почему: ждет подмоги. Будут брать, когда нагрянут другие шпики.
На первом же углу Зуграву резко свернул к крайней лачуге, приостановился — преследователь зашагал быстрее, даже побежал рысью, однако… тут же столкнулся с ним лицом к лицу. Зигу выбросил вперед руку — словно приветствуя шпика — и оглушил таким сильным ударом, что тот весь скрючился от боли. Последовало еще несколько таких же ударов, пока наконец агент не свалился с ног. Другого выхода у Зигу не было. Уложить из пистолета — будет слышен выстрел.
Однако полицейские вскоре нашли Мындряцэ. Изувеченного, залитого кровью, его привезли в тюрьму, переодели в другую одежду, еще сильнее размазали по лицу кровь и в таком виде подбросили к арестованным, в "салон для ожидания".
Шпики прекрасно понимали, что выпустили из рук человека, за которым так долго и тщетно гонялись. Схватить его было бы величайшей удачей… Следовало хотя бы убедиться, что предположения агентов верны… Этого и потребовали от Мындряцэ. "Попробуй подслушать разговоры. Им теперь нечего скрывать, все равно приговорены к смерти".
…Когда Зигу добрался наконец до кладбища, было совсем светло. Он понимал: предпринять что-либо будет очень трудно. Однако потом, когда заметил, что Косой, увидев перед собой Хараламбие, на какое-то мгновение растерялся, решил все же броситься на подмогу к Илие и Хобоцелу, чтобы всем троим вырвать из кучки смертников хотя бы Илону…
И вот теперь под угрозой расправы оказались рабочие с кирпичного, не говоря уже о Хараламбие и Йоргу. Кто знает, что с ними стало… Правда, к ним вскоре присоединился Тудораке Хобоцел, а потом, после вылазки в тюрьму, и Кику, сумевший раздобыть автомат вместе с несколькими обоймами патронов…
Полоска виноградника, какой бы долгой ни казалась, вскоре должна кончиться. Выбраться на дорогу с другой стороны невозможно: там начинается голая глинистая пустошь, идти по ней — значит подставлять себя под пули стрелков, даже если они и далеко. Конечно, можно просто выйти на шоссе… Наверно, так и стоит сделать — прикинувшись простачком, идти своей дорогой. Другого выхода нет.
Не могло быть сомнений в том, что тип, сразу же пристроившийся в спину в нескольких шагах, был одним из коллег Мындряцэ. Что же делать? Пока что нужно потянуть его за собой, чтобы поскорее убраться как можно дальше от стрелков Косого.
Заграву свернул на первом же повороте, понимая, что теперь нужно не только избавиться от шпика, но и незаметно пробраться на вокзал в надежде успеть на кишиневский поезд! Теперь никто не должен видеть его даже издали. Поэтому он стал нервничать, поняв, что не может провести преследователя: тот, даже и потеряв его на какое-то время, снова оказывался поблизости, тем самым лишая возможности скрыться. Он очень устал, скверно чувствовал себя. И все же нужно было уходить, хоть чудом, но не дать себя схватить.
В какое-то мгновение он даже стал сомневаться, тот ли, что и вначале, шпик идет за ним — возможно, успел передать другому, как это часто делали агенты Антонеску. Ведь им нужен был не только он, но и адреса, явки, любые другие данные… К тому ж они отлично знали: даже если и схватят, то не вырвут ни слова на допросах… Итак, о поезде нечего и мечтать. Опоздал.
И нога… Он тащил ее, как чужое, инородное тело. Она стала как деревянная, будто была налита свинцом. Немного погодя он услышал стук колес и пошел медленнее. Показалась пролетка. Уверенно подняв руку, Зигу остановил ее. Подумать только, как удачно получилось: попались дрожки! Возчик взмахнул кнутом. Они доехали до конца шоссе, и Зигу, торопливо рассчитавшись, с облегчением слез. Кажется, ушел!
Он был на окраине города. Невдалеке виднелась серовато-зеленая полоска леса, — на худой конец, там можно было найти укрытие. Но нога, нога — как она подвела его! Разве только от усталости и бесконечного озноба он перестал чувствовать боль в ней.
Нужно идти дальше. Сначала только проверить, что никто не тащится следом. Хоть бы уж к моменту возвращения в город… окончательно стемнело! Он направился к роще. Нет, слежки не видно. Не несет за собой заразы. Опустившись на траву, он сразу вскочил на ноги. В дорогу!
Вскоре он очутился в садах, раскинувшихся вблизи города. Здесь можно было идти медленнее. В воздухе чувствовались какие-то запахи, он стал углубляться под тень деревьев. Держась за ветки, осторожно опустился на землю, чувствуя себя предельно измотанным.
К вечеру он кое-как доплелся до городского парка.
