Тудораке выполнил приказание клиента.
— Между прочим, я что-то никак не могу понять, какой бес сегодня на меня напал — ни жрать не хочется, ни пить!
— Могу посоветовать рюмочку цуйки, очень хорошо идет под маслину. Или же водки, прямо со льда? — стал предлагать Тудораке. — Найдется вино восьмилетней давности, как раз доставил один серьезный хозяин, мой хороший знакомый. Хранил со дня замужества дочери. Возможно, настроение выправится, тогда можно будет приступать к закуске. Закажем что-нибудь по вкусу на гратаре. Согласны, господин… эксперт?
— О чем мы только что говорили? — спокойно и в то же время жестко спросил Кыржэ. — Как ты думаешь: за каким чертом я хожу сюда? Отвечай, дурень! Нужна мне… ко всем дьяволам ваша жратва! Забыть о том, каким делом занимаюсь за стенами этой паршивой дыры! Дошло?
— Целиком и полностью! — выкрикнул Тудораке, принявшись с подчеркнутым воодушевлением перечислять: — Имеется барашек на вертеле, мититей, говяжья вырезка, куриная печенка! — Затем наклонился и зашептал на ухо: — В особенности рекомендую жаркое из бараньих яичек, господин Михэеш…
— Сейчас ты мне нравишься, уродина! — более мягко проговорил клиент. — Сейчас — нравишься, дошло?
— …свежих-свежих, доставленных из бойни какой-то час назад! — бесстрашно договорил кельнер.
— Ты превратишь меня в беременную бабу, будь оно неладно, такое дело! Не дает подумать о фигуре, обезьяна! Черт с тобой, подавай что хочешь! Сначала неси рюмку водки.
Тудораке стрелой побежал за выпивкой, а вскоре принес и новую порцию. На столе постепенно стали появляться все новые и новые графины, рюмки, тарелки. Эксперт заговорил только после того, как подали дымящееся жаркое, обсыпанное мелко крошенным чесноком.
— Стручок красного перца! Горчицу, уксус! Сладкого перца. Вот так. А теперь скажи, образина, на кой бес было вводить меня в искушение? Прожуешь и встанешь из-за стола, а деньги выкладывай. Да еще какие! Целое состояние!
Дальнейшие события разворачивались примерно в таком же плане, финалом должна была послужить небольшая заминка при подсчете съеденного и выпитого — кельнер не допишет в счет приличную сумму, и раздобрившийся эксперт начнет заказывать "на десерт" вино и много порций цуйки ("Плачу я!" — "Нет, я!"), и теперь уже они станут пить вместе, из одной рюмки, сидя в обнимку, куря одну сигарету и даже… целуясь.
Будет греметь джаз, заглушая шум в зале, дымный чад, наплывающий из кухни, слегка задурманит голову, и все это будет располагать к легкому, фривольному разговору. Как раз такие минуты требуют полнейшего напряжения, и нужна не столько смелость, сколько ловкость, важно следить за мимикой лица, даже за оттенком голоса… Но вместе с тем нужно пить столько, сколько тебе наливают, не смея отказываться ни от единого глотка.
Тудораке боролся с винными парами, от которых у него туманилось в голове и заплетался язык. Какого только напряжения стоили ему отчаянные попытки удержаться на ногах… Хотя, с другой стороны, так было даже лучше; говорить с Кыржэ, запинаясь на каждом слове, — чтоб убедился, до чего перебрал! Но как в то же время сохранить ясность ума, следить за собой, стараясь, не вызывая подозрении, провести его. обмануть, не нарушить меры и все-таки выведать что-либо, но главное — надуть, не дать этой злобной и жестокой лисице что-либо почувствовать. Быть трезвым и обалдевать от выпивки, понимая, что этот подручный оккупантов справится еще хоть с ведром.
— Знаешь, что скажу… Не думай, будто я какой-то там шовинист, и все же лучше нет нашей национальной кухни, вот как! — проговорил Кыржэ, возможно только для того, чтоб отвести душу, а может, и желая похвалить старшего кельнера. — Меня прямо тошнит, когда вижу их сосиски.
— Мда-а…
— Что "мда-а"? — Кыржэ словно бы заподозрил что-то.
— Минутку, минутку… Но кто же сделал меня обер-кельнером, если не ты… не вы?
— Давай пропустим по одной! В основном этого добился ты… пардон, ты… единственный человек, с которым я чувствую себя свободно. Потому и прихожу сюда. А ты, часом, не продаешь меня? Э-э, не коммунистам, нет, этим ты не нужен, как-никак обер-кельнер… А вот немцам? Они не… Ты всего-навсего шимпанзе и не способен понять, что такое нервное напряжение. Черепная коробка! — Он постучал себя пальцем по виску. — Раскалывается и раскалывается… Хоть бы никогда больше не видеть этого Кранца!
Он нахмурился, на лице появилась злобная гримаса, усиленная опьянением. Остервенело заскрипев зубами, схватил в руки стакан, собираясь раздавить его в ладони.
— Ну его к бесу, твоего Кранца, — смотри, — поранишь руку! — Тудораке отнял стакан, стал наливать в него вино. — Стоит ли обращать внимание, если ничего плохого все-таки не говорит! Давай выпьем!
— То-то и оно, что не говорит, гадина, ни слова… Зато все до мелочи знает, все… Как смерть, ходит за мной… Следит, чтоб не вздумал как-нибудь пощадить кого-либо из своих… — Он чокнулся с Тудораке, как видно обрадованный ею сочувствием. — А из-за боангинуцы готов глаза выдрать: достань хоть из-под земли!
— Каких это… своих ты когда-нибудь щадил? Что он мелет, скотина?
— Тише, слышишь, тише, — он посмотрел на кельнера совсем ясными глазами, пытаясь уяснить: с чего тот так раскричался? — Дескать, покрываю молдаван…
— Но ведь эта… боангина, как ты говоришь, наверно, мадьярка… Молдаванкой не может быть… Ну и пусть не ест дерьма, если не хочет! — Кельнер пьяным жестом свалил со стола стакан. — Правильно говорит один клиент…
— Держи и больше не разоряйся, — Кыржэ благосклонно протянул ему другой стакан, предварительно налив в него вина. — Ты читал или нет рапорт, поступивший из Кишинева? — обращаясь как равный к равному, спросил Кыржэ, протягивая Тудораке открытый портсигар.
— Ты! Сначала сам… Бери, бери!
Больше всего он боялся одного — как бы не переиграть, не слишком показать опьянение. Но, кажется, в конце концов удалось убедить собутыльника, будто он сейчас свалится с ног…
— Мне тут говорил один клиент… Не сегодня-завтра намечается большой прием. Будто бы прибудет его преосвященство митрополит…
— Что ты мелешь, орангутанг! Не сегодня-завтра…
— Ты ничего не знаешь, зато мне рассказывал один клиент. Да-да…
Самодовольно попыхивая сигаретой, кельнер с горем пополам поднялся на ноги — не торопясь, не выказывая излишнего любопытства, он направился по залу. Хорошо бы передать эксперта с рук на руки какому-нибудь гостю из его же банды и таким образом улизнуть, встретиться с Сыргие. Однако он почувствовал, что не может держаться на ногах… Что тут было делать?
— Остановись — буду стрелять! Хи-хи! — пробормотал внезапно Кыржэ.
— Из рогатки или… бутылочной пробкой! — добавил Тудораке, незаметно глянув на часы. Цифры так и плясали у него перед глазами.
— Разве не знаешь, какая штука у меня вот тут, в кармане? Все еще говорят: "мертвая рука"! — с восторгом выкрикнул Кыржэ. — Вытащу пистолет — и паф!
Паф! Иди назад, горилла, тут еще что-то есть на донышке!
Тудораке больше не мог. "Что бы сказал Волох, если б увидел меня в таком состоянии?" С трудом дотащившись до ближайшего стула, он свалился на него как сноп.
Через какое-то время его разбудила женщина, убиравшая в зале.
— Поднимайся, поднимайся, грехи тяжкие. Давай раздену, уложу спать. Опять напился с этим клиентом.
Тудораке обалдело таращил свои большие глаза.
— А где же он? — спросил погодя, оглядывая опустевший зал.
— Когда еще ушел, господи боже…
— Извозчика вызывали?
— И не думали. Нужен ему твой извозчик, как же… Даже слышать не хотел. До чего здоровый человек, будто бык. Тебе бы так… Пошел пешком. Давай, сынок, давай, уложу где-нибудь на диване. Пока придешь в себя…
— Вот почему я и не вышел на встречу, — с облегчением вздохнул Хобоцел после того, как сделал это вынужденное отступление.
— Говори, говори дальше, эти наемные псы все еще проходят по одному. Арьергард… — сказал Волох, понуждая кельнера продолжать свой рассказ. — На этот раз пронесло — не слишком принюхивались. Итак, кишиневские сыщики ищут… некую боангинуцу? Всплыла на поверхность история с немцем? В этом очень серьезная опасность. Откуда все-таки Кыржэ получил сведения? От кого? Не помнишь: он говорил о встрече в ресторане или о других тоже?
