— Да, необходимо надежно заблокировать левое легкое, иначе, когда извлечем инородное тело — так красиво обозначил кинжал хирург, — кровь из левого легкого хлынет в левый главный бронх, через него и трахею в правый и пациент просто захлебнется! Я настаиваю на интубации.

Предлагали разные пути введения трубки, причем сложной, состоящей фактически из двух, с раздельными концами, для правого и левого главных бронхов. Вплоть до введения через трахеостому, — искусственное окно в трахее. Но решения так и не было, а время шло!

Вдруг явился Эктор. Тащивший с собой странную конструкцию, замотанную в простыню.

— Господа, я не медик, я инженер, поэтому подход к проблеме у меня механический. Вот, посмотрите, сделано по моим чертежам. Внесите изменения, если необходимо!

Предмет оказался подставкой из простого дерева, в середине у него была дыра, высота — больше рукоятки кинжала.

— Кладете пациента на подставку, кинжал висит в воздухе, и вводите ваши трубки, сколько нужно! Если надо извлечь кинжал, просто приподнимаем конструкцию на длину лезвия, вон, Лада с помощниками поднимает, другой помощник извлекает кинжал, и работайте дальше!

Признали, что все гениальное — просто, попросили только сделать подлиннее, что бы поместилась голова пациента, не повисала бы без поддержки в воздухе, Изменения внесли через полчаса, кроме того, оббили подставку мягким материалом и медицинской клеенкой. Дали команду начинать.

Через два часа все было закончено. Опытные хирурги работали быстро, использовали два аппарата, один для торакоскопии, второй — собственно хирургический. Вместо доступа с помощью длинного, травматичного разреза — два маленьких разреза по межреберьям. Смотря на экран монитора подвели хирургический эндоскоп к лезвию кинжала, осмотрели ткани вокруг, дали команду извлекать оружие. На поврежденные бронхи и сосуды наложили скрепки, на прорезанный перикард тоже, введя в его полость дренажную трубку. Осушили всю плевральную полость стерильным отсосом, намереваясь использовать кровь для аутопереливания, попросили анестезиолога «подышать» раненым легким, что бы оно начало расправляться, и, заодно, проверить швы на герметичность, убедились, что все хорошо, промыли полость антибиотиком и вывели аппараты. Пара швов на раны, фиксация дренажей, повязки. Все обошлось.

Обен.

Геллерт пришел в себя сразу по окончании наркоза. Вначале не понял, где он и что с ним. Потом в его памяти возник образ стреляющей по дикарям Элеоноры и их панические крики:- «Черная Валькирия! Смерть»! Летящий в девушку нож, попытка загородить ее собой, резкая боль в груди и беспамятство. Сразу возник вопрос, чем все закончилось? Судя по всему, нож, попавший в спину, убрали, раз больших повязок нет, удар был не опасен. Он попытался приподняться, но сильные руки удержали его.

— Тише, — сказал хриплый, непонятно чей, голос, — лежи спокойно! Рано еще ворочаться! Что не помнишь ничего?

— Помню, в Элеонору бросили нож, попали в меня, дальше все, очнулся здесь, где я?

— На крейсере, в медблоке, в палате. Сейчас доктору сообщу, что очнулся. Она и скажет, что можно, что нельзя. Пить хочешь? — Гелл кивнул, ко рту поднесли какую-то посудину с носиком, дали сделать два глотка. Вроде сухость во рту уменьшилась. Хлопнула дверь, кто-то вошел.

— Показатели в норме, давление держит, повязки сухие, оттока по дренажам почти нет. Воздух еще выходит, но уже меньше. — Докладывал кому-то тот же низкий голос.

Геллерт с интересом оглядывал помещение. Белые стены, видимо, пластик, какие-то аппараты, издающие монотонные звуки. Он никогда не был ранен так сильно, что требовалось помещать его в госпиталь, так, царапины. Сейчас же, скорее всего, что-то серьезное! Перед глазами появилось лицо женщины неопределенного возраста, одетой, как врач. Спросила:

— Как самочувствие, боли в груди есть?

Он прислушался к себе, и уверенно ответил:- Нет, только трубки мешают.

— Ну, трубки потерпеть придется, без них пока никак. Вставать нельзя, потом, завтра, оперировавшие врачи осмотрят и скажут, что можно начинать делать. А пока лежать.

— Меня оперировали?

— Пришлось, кинжал легкое пробил, почти до сердца дошел, так что зашивать пришлось и легкое, и внешнюю оболочку сердца. Все серьезно.

Геллерт помолчал и решился: — А чем все закончилось?

— Чем, чем, повязали всех, Говорят, Элеонора застрелила вашего главного злодея. Прямо в лоб. Железные нервы у девчонки. Вся в отца!

— Она не пострадала?

— Нет, единственный удар ты на себя принял. А медицина у вас здесь такая, что пришлось нас всей бригадой срочно с Элланы везти. Хорошо, Эктор со своей экспериментальной яхтой за сутки домчал, А то могли нас и не дождаться, пришлось бы Паулю самому пытаться что-то сделать, он-то всю грудь бы тебе распахал, несколькими швами бы не отделался. А так, аппараты привезли, быстро справились. Отдыхай. Сестер слушаться без возражений. Ладу, старшую, даже император слушался, когда у нас лежал! И до завтра все дела только лежа, утку принесут, если надо, понятно?

Было неудобно, но он кивнул. Вспомнил Элеонору, ей тоже приходилось помогать раненым! С мыслью о ней, он уснул. Проснулся от громких разговоров. Пятеро врачей, четверо мужчин и одна, уже знакомая женщина. Что-то громко обсуждают. Один, черноволосый, с аккуратной бородкой обернулся, посмотрел на Геллерта, и привлек внимание коллег:

— Разбудили! Давно пора, почти сутки прошли, здорово ты, Пауль, его загрузил. Мне наркоза-то пришлось чуть-чуть добавить, только для релаксации.

— Так ожидал вас через двое-трое суток, боялся, дернется и все, сердце пропорет! А идти на открытую торакотомию не хотелось, уж очень травматично, да и помощников нет. Местные эскулапы в прошлом тысячелетии застряли. Каменный век!

Геллерта засыпали вопросами о самочувствии, попросили пошевелить руками, потом сесть помогли, при этом смотрели не на него, а на экран какого-то прибора.

— Ну что, реакция на нагрузки адекватная, дренаж перикарда сухой, я его извлекаю, с моей стороны, как закроется отверстие после извлечения, может вставать. — высказался пожилой строгий мужчина.

— С моей стороны дренаж в нижней части плевральной полости тоже уберем, там все сухо, воздушный еще подержим, пусть бронхи покрепче зарубцуются. Левое легкое уже почти расправилось, пока форсировать не будем, опять же из-за поврежденных бронхов. Тоже может вставать, но пока без прогулок — до туалета и обратно, с сопровождающими. И пищу принимать можно сидя. Вообще, для легких, сидячее положение лучше всего, застоя не будет. И, Пауль, противокашлевые препараты еще два дня, потом ревизию проведем через отверстие для дренажа, там решим, можно ли дыхательную нагрузку давать! Пока только упражнения для тела, вспомогательную дыхательную мускулатуру тренировать, — подхватил его коллега, более молодой, чуть полноватый шатен.

— Пауль, перевязку поможем сделать, дренажи извлечем сами, а дальше ты один, опыта хватит! Поехали в перевязочную! Можно на кресле!

Поездка в перевязочную прошла спокойно, часть трубок убрали, на швы положили новые наклейки. Но голова к концу поездки сильно кружилась, устал, так что после посещения туалета больше на подвиги не тянуло, хотелось полежать. Подошла женщина — врач, уже знакомая, представилась Валентайной Грогг, реаниматологом. Объяснила, что головокружение и слабость — это следствие препаратов, которыми его накачал доктор Пауль, что бы он смог дождаться приезда бригады с Элланы. Рассчитывал на три дня, а они приехали раньше, потом присоединился наркоз, так что голова будет тяжелая еще пару дней. А так он счастливчик, лезвие пару миллиметров до сердца не дошло, костюм погасил энергию, а если бы он носил еще и жилет, как положено, то вообще бы ничего не произошло, хотя, конечно, таскать такую тяжесть не всякий сможет. Правда, Эльриана костюм несколько раз спасал, но от самого страшного покушения защитить не смог, в полет такое не надевают. Представила ему ту самую старшую сестру Ладу, здоровенную тетку, это ее бас он слышал в первый день. Организовали обед, в палате у стены имелся столик. После обеда потянуло снова в сон, проснулся уже вечером, перед ужином. В коридоре около палаты раздавались голоса.