КОРОЛЬ ВЛАДИСЛАВ, ОСТАВИВ ОХРАНУ В ЗАМКЕ РАДЗИНЕ, РАСПУСТИЛ ВОЙСКО И ПЕРЕШЕЛ ПО МОСТУ ВИСЛУ, ЧТОБЫ ВОЗВРАТИТЬСЯ В ПОЛЬШУ.
Овладев замком Радзином, Владислав, король польский, во вторник после дня святого Матфея, двадцать третьего сентября, отдал замок Радзин в держание чеху Яське Соколу, рыцарю испытанной верности и отваги; с ним в том же замке осталось большое число поляков и чехов, среди других — чех Жижка, впоследствии знаменитый военачальник в Чехии, прославившийся многими победами,[337] а также Ангел и многие другие; затем король отбывает из Радзина и подходит к замку Рогозьно, а оттуда в среду — в Голуб; там, отобедав в замке, он переходит реку Дрвенцу и по вступлении в Добжинскую землю распускает свои войска и каждому разрешает возвратиться в свою область.
Проведя этот день и ночь (25/IX) под Цехоцином, король в четверг, перед праздником перенесения мощей святого Станислава, прибывает в Пшипуст, для переправы через Вислу по мосту на лодках, который туда был доставлен из Плоцка. В Пшипусте король оставался пять дней, так как из-за какого-то тайного рока с трудом удалось за этот срок собрать и установить мост, который в прошлый раз, когда король направлялся в Пруссию, был установлен за полдня. Также не без затруднения и тяжелых усилий король переправился со своими людьми через Вислу; так что даже и на этом подтвердилось, что счастье изменило королю. Тогда и все польское войско возвратилось в разные места по своим домам, с грузом золота, серебра и прочей ценной утвари; каждый уносил все это с радостью и весельем к родным очагам [...]
ПОСЛЕ СДАЧИ ГОРОДА ТУХОЛИ КРЕСТОНОСЦАМ КОРОЛЬ ВЛАДИСЛАВ ПОМЕЩАЕТ СТРАЖУ В КОРОНОВЕ.
Понедельник, именно день святого Михаила (29/IX), также вторник и среду король пробыл в Нешаве; здесь он получил достоверное сообщение, гласившее, что замок Тухоля, которым управлял Януш Бжозогловый, обложен, а город сдан жителями крестоносцам; враги же, если не будет оказано сопротивления, вскоре совершат вторжение в Польское королевство, учиняя грабежи и пожары. Взволнованный этой новостью (как это и было естественно), король удержал просьбами и щедрыми подарками большинство рыцарей из числа своих придворных, требовавших увольнения; однако из всех придворных и королевских рыцарей можно было набрать едва сотню копий или несколько больше; король послал их для охраны королевства в город Коронов, слабо защищенный стенами и местоположением, присоединив к ним в подмогу нескольких рыцарей из областей Великой Польши. Хотя они были плохо снабжены оружием, конями, деньгами и одеждой, так как оружие у них заржавело, кони отощали, кошелек опустел на службе вдали от родины, а одежда износилась от жары и дождей, однако они охраняли упомянутое место, как надежнейшую крепость, неся там рыцарскую охрану. Королевское войско усилили также познанский воевода Сендзивой из Остророга, который, узнав о затруднениях королевства, прибыл с собственной хоругвью, и Доброгост из Шамотул, познанский каштелян, также пославший своих людей.
КОРОЛЬ ВЛАДИСЛАВ БЕСПОКОИТСЯ О КОРОНОВСКОЙ ОХРАНЕ.
В субботу, в день святого Франциска, Владислав, король польский, выступает из Нешавы и, прибыв в Юнивладиславию (4/X), останавливается там со своим двором. Для обеспечения же обороны земель своего королевства король отправил некоторых надежных рыцарей, одних — в Бродницы, других — в Брест, третьих — в Накло, четвертых — в Рыпин; между ними он распределил куявских и добжинских жителей для дальнейшей охраны и несения стражи против врагов; при нем в Юнивладиславии оставалось совсем немного поляков и чехов. Во время пребывания там короля принесли новое известие о том, что из-за малочисленности защитников крестоносцами захвачены замки Остерод, Нидборг и Дзялдов, которые король поручил мазовецким князьям. Также и двое рыцарей, Станислав Харбиновский, герба Сулима, и Миколай Сыновец, герба Стары-Конь, из опасения гибели, так как враги в великом множестве стояли поблизости, покинули короновскую охрану. Прибыв к королю в Юнивладиславию, в оправдание своего ухода они уверяли (как оно и было), что врагов множество, а их оборонный отряд крайне малочислен и, если его не отвести, он подвергнется великой опасности. Этим они вселили в душу короля тревогу за жизнь его людей, омрачив ее тяжкой заботой и печалью, отчего он часто проливал слезы. Король считал неосторожным отзывать их из Коронова, опасаясь вторжения врагов в глубь своего королевства; а каких-либо войск, которыми он мог бы усилить их малочисленность, не оставалось, ибо все разошлись по домам. Тогда-то стало ясно, какие затруднения и бедствия король принес себе и своему королевству преждевременным снятием осады Мариенбургского замка и насколько омрачил он добытую победой славу свою и своего войска! И стало возможно полностью оценить, какое благо принесла бы твердость, к которой призывал Миколай, подканцлер Польского королевства, и какое зло повлекло за собой отступление, которого добился Енджей из Тенчина, каштелян войницкий!
КРЕСТОНОСЦЫ ТЕРПЯТ ПОРАЖЕНИЕ ОТ ПОЛЯКОВ В ОЖЕСТОЧЕННЕЙШЕЙ БИТВЕ У ГОРОДА КОРОНОВА.
Крестоносцы, обложившие осадой замок Тухолю, узнали, что лишь немногочисленное королевское войско пришло на охрану города Коронова и что к тому же город лишен каких бы то ни было укреплений. Между тем крестоносцы собрали сильное и многочисленное войско из всех наемных рыцарей, в числе которых был главный начальник Михаэль Кухмейстер, фогт Новой марки, и много рыцарей из придворных венгерского короля Сигизмунда, которые в значительном числе явились на помощь крестоносцам. Получив от крестоносцев достаточно хорошее содержание и побуждаемые венгерским королем Сигизмундом, они выступили походом для нападения на поляков. Они рассчитывали также получить верную добычу и одержать победу, соображая, что их множество, а врагов мало. Итак, в пятницу, в день святого Гереона (10/X), королевское войско узнает, что против него идет враг с большими силами; Томаша Шелигу из Вжесни, герба Роза, серадзского подкомория, и Миколая Дембицкого, герба Грифов, посылают разведать численность и силы врага. Продвинувшись неблагоразумно далее, чем было нужно, и задержавшись в какой-то топкой трясине, эти рыцари попадают в плен к преследовавшим их врагам; их тотчас же подвергают тщательному допросу, каково королевское войско в городе Коронове и сколько его? Рыцари хитро выдумали, что там находятся расстроенные отряды, неопытные, которых легко победить, если решительно на них напасть. В уверенности, что они сказали правду, враги весьма поспешно направляются к Коронову, где, подойдя вплотную, все слезают с коней, чтобы ворваться в город в пешем строю. Королевские же рыцари, заметив появление врагов, бросили начатый обед, и, подняв тревогу, все собираются в монастырь, расположенный под горой у вод реки Брды; затем, стремительно облачившись в доспехи, выбираются тайными и неизвестными врагам выходами, чтобы вступить в бой тесным строем. В сильном испуге от их появления враги быстро снова садятся на коней и уходят назад насколько могут поспешно, пока их не захватили поляки; причем обратный путь на расстоянии целой мили они проделали так искусно и хитро, что королевский отряд, находясь далеко от города Коронова, не мог бы получить поддержки от пеших рыцарей из города в случае необходимости. Однако при этом отступлении стрелки из королевского войска осыпают врагов множеством стрел, теснят, ранят и, налетая на вражеское войско, частыми нападениями повергают многих из них; если же враги пытались обрушиться на стрелков, то последние, вернувшись под защиту своих клиньев, сводили вражеский натиск на нет и опять теснили их новыми нападениями. Такого рода предварительные схватки между вражескими и королевскими войсками разыгрывались на протяжении целой мили. Когда же врагам надоело отступать далее, они заняли холм, возвышавшийся над другими, близ селения Короновского монастыря, под названием Лонцко; и стали, готовые к бою, ждать там приближения королевского войска, полагая, что благодаря выгодному местоположению они получат наилучшие условия для победы. Но королевское войско, не желая сражаться с врагом в невыгодных для себя условиях местности, уклоняется от прямого пути и отходит к более отлогой стороне холма. В обоих войсках силы по числу и качеству людей и по опыту в военном деле были, по-видимому, таковы, что с ними надо было считаться, и они с величайшим мужеством шли в бой. Однако, прежде чем войска сошлись, Конрад Немпч, силезец, рыцарь венгерского короля Сигизмунда, выступил из строя, вызывая охотника на поединок, и был побежден, повержен и сброшен с коня Яном Щицким, польским рыцарем герба Долива, который принял на себя эту честь; он показал этим, в какую сторону обратится счастье того и другого войска. После этого войска сходятся, подняв с той и другой стороны громкий крик; обе стороны мужественно встречают и отражают натиск, сражаясь с величайшей храбростью. Обе стороны бились с равным пылом и с равным ожесточением несколько часов, так что довольно долго исход сражения был сомнителен; борьба отрядов становилась равной благодаря качеству людей, равных вооружением, стойкостью и подготовкой; ведь каждый на своем месте, тесня противника, сражался без передышки. И так как между ними кипел ожесточеннейший бой и ни та, ни другая сторона не поддавалась и не отступала, то все настолько устали от великих усилий в борьбе, что как бы по уговору в битве наступает перерыв. И вот в обоих отрядах раздаются крики о приостановке ненадолго сражения. Оба войска принимают это, и ряды расходятся; они отдыхают, переводя дух, отирая пот, и рассказывают друг другу о некоторых деяниях и рыцарских подвигах, как будто связанные общением и дружбой. После отдыха и некоторого перерыва перемирие прекращается, и оба строя снова сходятся; с обеих сторон держится тот же пыл, что и раньше, и много людей у тех и у других падает или попадает в плен. Когда усталость опять овладевает противниками, а судьба все еще не обнаруживает, на чью сторону падет перевес, снова в обоих войсках стали просить о возобновлении перемирия. Перемирие принимают, войска расходятся, и сильнейшие воители предаются новому покою, отирают пот с себя и с коней, перевязывают раны, отдыхают, беседуют между собой, обменивают пленных, возвращают друг другу захваченных той или другой стороной коней; для опознания последних можно было подходить к вражескому войску. Из обоих отрядов посылают друг другу вино для утоления жажды и увозят с места боя сброшенных в сражении с коней и тяжелораненых, которые были не в силах подняться и могли быть растоптаны; так что не знающему дела они могли показаться не враждебными, а самыми дружественными войсками. После этого, прекратив отдых и перерыв, они в третий раз вступают в сражение с безмерным мужеством. Память не сохранила сведений ни о каком другом более яростном сражении между двумя славнейшими войсками, где, по нашим сведениям, сошлись бы столь опытные и заслуженные рыцари и с величайшим напряжением сил добивались бы победы, пока не были ранены или взяты в плен. Вплоть до третьего столкновения борьба между ними шла с переменным успехом, и ход битвы был одинаков для обеих сторон. Но вот королевский рыцарь Ян Нашан из Островиц, герба Топор, ниспровергает с коня вражеского начальника и, отняв вражеское знамя, свертывает его и приторачивает к седлу; тотчас же польское войско стало брать верх, а вражеское, охваченное страхом, с потерей знамени начинает уступать. Тут польские рыцари, решительнее ринувшись на устрашенных и помышляющих уже о бегстве врагов, теснят их в тяжкой сече; когда же все вражеские части показали тыл, поляки одолевают вражеское войско, в котором с божьей помощью страх взял верх над стыдом, и одерживают полную победу над врагом, повергнув, убив, взяв в плен или обратив его в бегство. Ибо враг под усиливающимся натиском поляков подался назад, а затем показал тыл. А так как победители продолжали теснить бегущих и преследовали на сколько было сил преследовать, а руки были способны разить, то было убито восемь тысяч врагов. Без сомнения, если бы возможно было продлить на некоторое время день, то редко какое-либо сражение блистало бы более славной красой; но наступившая ночь укрыла бегущих, помешав захватить их в плен полностью. Враги были рассеяны, обращены в бегство или перебиты; везде на полях слышалось погребальное пение победителей. Это сражение и победа из-за решительного упорства, проявленного с обеих сторон, считались среди опытных в военном деле людей более замечательными, более славными и великолепными, чем великая битва под Грюнвальдом в том же году в день рассеяния апостолов (15/VII). Ведь это сражение было более ожесточенным, учитывая число сражавшихся; настолько оба отряда упорно стремились к победе; сердца тех и других были полны одинаковой решимости умереть, встретив смерть лучше в бою, чем в бегстве. И это мнение вполне основательно, ибо на стороне тех и других были знаменитейшие рыцари, испытанные во многих сражениях, сильные телом и крепкие духом; трудно было бы найти в каком-либо другом сражении равных им доблестью, настолько все они горели решимостью биться до последней крайности. Оба войска сражались каждое под одной хоругвью. Что касается королевского войска, то оно имело на знамени двойной пурпурный крест, вышитый на белом шелке; носителем знамени был Петр Ритерский, рыцарь герба Топор. Орденское же войско имело на своем знамени белое и красное поля, соприкасающиеся из угла в угол; знаменосцем его был Генрих, родом франконец, взятый в плен во время бегства, за что впоследствии его много раз попрекали соратники; он считался бы опозоренным, если бы от этого укора не получил оправдания королевским письмом, за которым лично явился к королю. Редко на памяти нашего века, даже между католиками и варварами, происходило столь славное сражение, где бы с таким мужеством и стойкостью бойцы обеих сторон боролись за победу. И хотя упомянутая короновская победа на деле была меньше, чем грюнвальдская, но по степени опасности, которой подвергались бойцы, по пылу и упорству сражения ее следует предпочесть даже грюнвальдским лаврам.