С приближением срока, когда Венцеслав, король римлян и Чехии, своим третейским решением должен был прекратить разногласия короля Владислава с магистром и Орденом крестоносцев, в Прагу направляются с большой пышностью познанский епископ Альберт Ястшембец, маршалок Польского королевства Збигнев из Бжезя, каштелян накловский Винцент из Гранова, воевода Великой Польши Енджей из Брохоциц и королевский нотарий Дунин из Скшинна[165] — от лица короля Владислава и от имени королевства Польского, а также литовский рыцарь Бутрим и великокняжеский нотарий Миколай Цебулка[166] от имени великого князя Литвы Александра, от лица же и от имени князей Мазовии — Сциборий Рогаля из Санкоцина, маршалок Януша, и Плихта, маршалок Земовита. Прибыв туда, королевские и княжеские послы, так же как и послы крестоносцев, представили свои предложения, статьи и наказы Венцеславу, королю римлян и Чехии, как общему посреднику и избранному судье; они надеялись, что Венцеслав разберет это дело соответственно собственному своему достоинству и важности спора. Король же, питая отвращение к делам и редко бывая трезвым, занят был своими развлечениями и нимало не заботился о доверенном его совести деле, требовавшем справедливого решения, и уклонялся от его рассмотрения по достоинству. Однако, чтобы сам король римлян своим явным легкомыслием не навлек на себя порицания перед столькими послами и чтобы, кроме того, послы королевские, княжеские и крестоносцев не разъехались, не достигнув цели (тем более, что послы крестоносцев склоняли на свою сторону как просьбами, так и подкупом его самого и его советников), Йодок, маркграф моравский, глубоко враждебный королю польскому Владиславу и его сторонникам (за то, что тот часто оказывал помощь оружием и войском его противнику, другому моравскому маркграфу Прокопу),[167] вмешался вместе с несколькими чехами и немцами в решение этого дела. Йодок составил определенные, и притом грубые и отзывавшие явной несправедливостью, статьи для вынесения предварительного третейского решения и побудил упомянутого Венцеслава, короля римлян и Чехии, объявить решение согласно содержанию этих статей.[168] Предупрежденные об этом, посланники польского короля Владислава, а также князей Литвы и Мазовии, представили соглашение ограниченное и неполное, сохраняя за собой право на полное соглашение, с условием, а именно, чтобы объявление несправедливого решения не могло задеть и стеснить в чем-либо короля и князей. Итак, спустя много дней, назначается день той и другой стороне для оглашения третейского решения.[169] С наступлением этого дня обе стороны собираются в королевском дворце для слушания решения. И вот, после призыва соблюдать тишину, причем король Венцеслав, стоя, занялся вырезыванием какой-то деревяшки, нотарий, взойдя на возвышение, начал объявлять решение по-немецки. Лишь только он начал чтение, как посланники Владислава, короля польского, и князей Литвы и Мазовии, не испросив никакого разрешения, стали уходить из палаты, хотя некоторые из них так же хорошо понимали по-немецки, как и умели говорить на нем. Венцеслав, король римлян и Чехии, спросил их, почему они уходят, и получил ответ: «Потому, что здесь чтение происходит по-немецки, мы же — поляки и не понимаем немецкого языка и уходим отсюда в другое место, чтобы услышать чтение на польском языке». На его предложение подождать немного, чтобы спокойно выслушать то же объявление на чешском языке, они сказали: «А мы и чешского не знаем». Тогда король Венцеслав заметил: «Оба языка звучат одинаково, и кто говорит на одном, понимает и другой». — «Но, светлейший король, — возразили они, — при одинаковом звучании они не имеют одинакового значения, ибо где чешский язык словом syedlak означает земледельца и селянина, по-польски под этим словом понимают мастера-седельника и ремесленника». Дав этот остроумный и полный насмешки ответ королю Венцеславу, они удалились из палаты и не пожелали слушать объявление решения на каком бы то ни было языке, будучи уверены в его незаконности и несправедливости. Однако Венцеслав, король римлян и Чехии, переслал решение королевским и княжеским послам за своею печатью. Оно, между прочим, содержало две смехотворные статьи, ибо сам король римлян Венцеслав, или, вернее Йодок, маркграф моравский, определял, что земля Добжинская, занятая крестоносцами, подлежит со всеми замками и владениями передаче в его же (Венцеслава) руки; а он, имея ее в своем владении, должен в течение года обдумать и, обдумав, решить, кому должно принадлежать право владения этой землей. Так же смехотворна была статья о том, что Польское королевство больше никогда впредь не должно избирать себе короля из Литвы или из восточных стран, но лишь одного из западных государей.[170] Из этого одного ясно обнаруживается опрометчивость и несправедливость решения, так как оно распространялось на предмет, чуждый спору и вовсе не нужный. Не получили посланники польского короля Владислава и князей Литвы и Мазовии у Венцеслава, короля римлян и Чехии, и никакой иной любезности, кроме того, что он пригласил их к столу и распорядился устроить после пиршества пляску, в которой его супруга, королева, в короне плясала вместе с девушками и женщинами, держа себя с большим блеском [...]

В понедельник, на третьей неделе поста (24/II), Владислав, король польский, прибыл из Сандомежа в Пшишов, где, снова занявшись охотой, добыл много онагров и зубров, которые по-польски называются лосями;[171] затем, наполнив их мясом пятьдесят бочек, отправил по воде в Плоцк про запас вместе с прочими для предстоящего похода. Из Пшишова, следуя через Ланженско, Копки и Ярослав, к воскресенью на четвертой неделе поста (2/III) король прибыл в Пшемысль, а к воскресенью на пятой неделе поста (9/III) — в Леополь. Отбыв оттуда (16/III) и быстро проехав через Подольскую землю, которой тогда владел от имени короля и королевства Петр Влодковиц из Харбиновиц, краковский подчаший, герба Сулима, он к вербному воскресенью (23/III) прибыл из Каменца в Галич; отсюда же к празднику пасхи возвратился в Леополь. Находясь там, он уведомлен был о свидании, которое намечал иметь с ним в Кежмарке венгерский король Сигизмунд. Вследствие этого, предупредив брата своего, Александра, великого князя Литвы, спешным гонцом о выезде на упомянутое свидание в Кежмарк (с тем, чтобы и тот лично принял в нем участие), король отбыл из Леополя и через Гродек и Медику приехал в Ланцуту; сюда во вторник после святой недели (1/IV) прибыл к нему Александр, великий князь Литвы. Итак, в сопровождении своего брата Витовта, великого князя Литвы, польский король Владислав, проехав через Жешов, Ропчицы, Пильзно, Беч и Гребов, ко второму воскресенью после пасхи (6/IV) прибыл в Новый Сандец, куда уже собралось, по повелению короля, большое число польских епископов и вельмож, и как король, так и князь были помещены в каменном доме Герцдорфа. После доклада совета о настоящем положении дел было решено по многим различным соображениям, что король не поедет одновременно с князем в Кежмарк. Вследствие этого польский король Владислав посылает в Кежмарк для свидания с венгерским королем Сигизмундом великого князя Литвы Александра с большой свитой епископов, вельмож и рыцарей польских, а сам остается тем временем в Новом Сандеце один. Основной причиной, почему устраивалось упомянутое свидание, было желание укрепить и утвердить венгерского короля Сигизмунда в соблюдении условий мира с Польским королевством, заключенного на шестнадцать лет[172] (из которых оставалось еще четыре года), чтобы свободнее предпринять поход против крестоносцев, не оставляя в тылу возможного врага. Когда Александр, великий князь Литвы, свиделся в Кежмарке с Сигизмундом, королем венгерским, князь просил его о соблюдении этого перемирия; Сигизмунд же, король венгерский, в качестве окончательного ответа сказал, что ему нельзя будет сохранить условия мира, если крестоносцы подвергнутся нападению. Он обещал, однако, что в случае возникновения войны, постарается решительным вмешательством ее прекратить, направив к магистру и Ордену знатных чрезвычайных послов. Ведь Сигизмунд, король Венгрии, уже тогда рассчитывал захватить верховную власть в Римской империи и старался снискать расположение к себе государей Германии какими только мог способами. Поэтому и с магистром крестоносцев Ульрихом фон Юнингеном и Орденом он стряпал тайные переговоры, обещая оказать им большую помощь войском против короля польского, если только магистр и Орден выплатят ему определенное количество золота; подобными выдумками и обещанием на словах помышлял он выманить золото у крестоносцев.[173]