35. Morituri te salutant 18) Орёл парит над бурею бессильной; Не сокрушить морским валам гранит: Так мысль моя над Смертью и Бастильей Презрительное мужество хранит. Ты лаврами победными увенчан: В глухую ночь, под колокольный звон Ты убивал детей и слабых женщин, Но я тобой, Король, не побеждён! Я не умру. Моим стихам мятежным Чужд Смерти страх и не нужны надежды — Ты мне смешон, с тюрьмой и топором! Что когти филина — орлиным крыльям? Мои сонеты ты казнить бессилен. Дрожи, тиран, перед моим пером! 36. Агриппе д'Обинье Я знаю, что далёк от совершенства, На три ноги хромает мой Пегас. Свои жемчужины, как духовенство, У мертвецов заимствую подчас. Когда моё перо усталым скрипом Подхлёстывает бесталанный стих, Я утешаюсь тем, что ты, Агриппа, Воруешь рифмы даже у живых. Пожнёшь ты лавры, нагуляешь жир… Помрёшь (дай Бог, скорей бы!) — скажет мир: «Писал бездарно. И подох без блеска». Я ж кончу, видимо, под топором, Но скажут внуки: «Молодец, Гийом! — И жил талантливо, и помер с треском!» 37. Последнее письмо Меня любить — ведь это сущий ад: Принять мои ошибки и сомненья, И от самой себя не знать спасенья, Испив моих противоречий яд… Далёкая моя, кинь трезвый взгляд На те неповторимые мгновенья — Опомнись! И предай меня забвенью, Как долг твой и любовь моя велят. Не знать друзей, терпеть и день и ночь Тоску разлуки, зря томясь и мучась, — Зачем тебе такая злая участь? О как бы я желал тебе помочь, Сказав, что мой сонет — лишь жест Пилата! Но — я в гробу: отсюда нет возврата. 38. Знакомый почерк Жонглёр 19) поёт «Гийома злые песни», «Мясник!» — мальчишки Карлу вслед кричат. Не надо мне ни лавров, ни наград: Французам я и без того известен. Меня де Гиз живьём сожрать готов: Над ним Париж смеётся до упаду… Не надо мне ни славы, ни венков, Змеиный шип врагов — моя награда. Что в почестях! — Ведь узнаёт и поп, И нищий, и придворный остолоп Мои стихи, как узнают походку. Что в смерти? — Я плюю на палача: Чтоб дю Вентре заставить замолчать, Всей Франции заткнуть пришлось бы глотку! 39. Жизнь Взлетать всё выше в солнечное небо На золотых Икаровых крылах И, поражённому стрелою Феба, Стремительно обрушиваться в прах. Познать предел паденья и позора, На дне чернейшей бездны изнывать, — Но в гордой злобе крылья вновь ковать И Смерть встречать непримиримым взором… Пред чем отступит мужество твоё, О, Человек, — бессильный и отважный, Титан — и червь?! Какой гоним ты жаждой, Какая сила в мускулах поёт? — Всё это жизнь. Приняв её однажды, Я до конца сражаюсь за неё. 40. В изгнание Осенний ветер шевелит устало Насквозь промокший парус корабля. А ночь темна, как совесть кардинала, — Не различишь матроса у руля. Далёко где-то за кормой — земля. Скрип мачт, как эхо арестантских жалоб. Наутро Дуврские седые скалы Напомнят мне про милость короля… О, Франция, прощай! Прости поэта! В изгнание несёт меня волна. На небесах — ни признака рассвета, И ночь глухим отчаяньем полна. Но я вернусь!.. А если не придётся — Мой гневный стих во Францию вернётся! 41. Первая слеза Нет-нет, твои не стёрлись поцелуи… Когда я вспоминаю жребий свой, Не ненависть врагов меня волнует, Не злобный рок, а наши дни с тобой. Сквозь шторма рёв, сквозь смерч рапир и молний Так ярок свет твоих далёких глаз! Поток времён бессильно пенит волны, И Смерть сама склоняется безмолвно Пред счастьем, что приснилось только раз. Нимб славы мне здесь, на Земле, не нужен. Но пусть посмертным вызовом Судьбе,— Когда поглотит мрак загробной стужи,— Пусть светит в небе ярче звёзд-жемчужин Последний мой сонет: он — о тебе! вернутьсяЖонглёр — здесь: уличный певец, менестрель. |
