— Не в данном случае! – запальчиво высказалась я и села, подтянув колени к подбородку. — Как вспомню Петю из 10 “Б”, так вздрогну. Они ж его шпыняли без передышки, пока он не перевелся. А еще… двух друзей из 11 “А” ... Помнишь? В прошлом году выпустились? Как их близнецы били… капец. До больнички довели планомерно.

— Маш, девочек они не бьют, — Золотарева явно решалась поведать мне что-то особенное, и у меня все нутро холодом сковало. — Они их имеют дружной компанией. Думаешь из-за чего сбежали Лиля и Олеська?

— Боже, – простонала я, откинувшись затылком на спинку. — Это же бесчеловечно… Кир, я так боюсь, что у меня внутри все переворачивается.

Многие задавались вопросом, почему наглецов не наказывали за проделки, только ответ на поверхности: у всех четверых родители «шишки». У Антипова связаны с нефтянкой, но это тайна за семью печатями. Как-то Любочка, наша староста, решила уточнить эту информацию у самого «фигуранта», так домой после того разговора провожали ее чуть ли не всем классом. Мало того, что Антипов бедняжку до слез довел, так ещё и очки ее раздавил, пообещав, что следующей потерей будет нос любопытной. У Ежова в министерстве, а у близнецов дипломаты. Во как…

Короче, против них вряд ли вообще кто-то попер бы. Как говорила наша уборщица тетя Света: “ Понарожали говнюков, а мы, простые и добрые, мучаемся”.

Несправедливо.

Как же страшно идти завтра в лицей, капе-е-ец…

На следующее утро я не желала идти на учебу. Хоть режьте! Я готова умолять родителей забрать документы и перевести меня в обычную школу. Историю можно дополнительно изучать с репетиторами, для этого нет необходимости держаться за дорогое учебное заведение. Есть еще один плюс — школа во дворе нашего дома. Красота! Но, посмотрев на маму, поняла, что пока не готова шарашить её необъяснимыми желаниями. С ней надо по-особенному. С подходом в нужный момент, под настроение. Сейчас — не лучшее время.

На учёбу я брела. Медленно, как на эшафот, воруя у времени хоть немного до наступления казни. Настраивалась на то, что даже пока представить не могла. Может, Антипов ударит в ответ, или унизит… Всякое возможно. Я свое мнение о подобных особях сложила давно и повода менять его не видела. И мне было до жути боязно. Нет, не от грозящей расправы. Я боялась еще раз взглянуть в его глаза. Не говоря уже о прикосновениях.

У ворот лицея я блаженно выдохнула. На крыльце никто не маячил, а значит, акт расплаты откладывался. Надолго ли? Если Антипов пылал праведным гневом, то точно бы поджидал на входе. Спустить с лестницы такую дуру, как я — идеальное утреннее развлечение для истинного мажора.

В вестибюле все радужные мысли вылетели из головы: на подоконнике напротив входа сидел он. Рядом тусовалась и свита. Близнецы что-то разглядывали в мобильнике, Ежов — в окне. В голове загудело, во рту пересохло, а между лопаток запекло так, будто ко мне факел поднесли.

Подавив секундное оцепенение, я мысленно перекрестилась и засеменила к лестнице на второй этаж. Боже, почему при всём научном прогрессе до сих пор не изобрели шапку-невидимку?

— Эй! —окликнул голос. Громко, до унижения вальяжно. — Сюда иди.

Я застыла. Потом словно сам чёрт стал управлять мной. Многозначительно посмотрела по сторонам и постаралась сделать непонимающее лицо:

— Юноша, это вы мне?

Ой-ё-ё, что ж я творю-то!

Близнецы оторвались от телефона и, глядя на Антипова, заржали:

— Юноша. Кавалер, блять.

Королевич зыркнул на них, Звягинцевы захлопнулись.

— Тебе. Барышня, — еще громче пробасил Антипов, и по гулкому вестибюлю прокатилось эхо. — Оглохла? Сюда, я сказал.

Из меня вновь заговорила моя мама:

— Непозволительный тон для разговора с дамами, Алексей!

Звягинцевы просто согнулись от хохота.

— Она походу под чем-то, — расслышала я уже на лестнице.

Да, мне дали уйти. Точнее, даже не останавливали, не гнались за мной. Оказывается, мажорчика можно придавить великим и могучим русским. Так-то, Лёшенька!

Лёшенька… Лёша… Я несколько раз произнесла это мысленно, словно пробуя на вкус. Странно, раньше мне это имя не нравилось…

Две следующих перемены меня никто не подкарауливал. Ха, съел! Потому что двух слов не может связать. Да и с чего я решила, что он будет мстить? Всё, на что он способен — рявкать, как быдло, и то при своих дружках. «Я сказа-ал», «Сюда». Ага. «К ноге!» ещё б приказал. Хотя… Лучше не мелькать перед его глазами. Глядишь, через неделю все устаканится. За месяц забудется. А к Новому году не вспомнится ни разу. К тому же я извинилась сразу.

Да нет, Сафронова, давай-ка ты признаешься самой себе. Мелькать перед его глазами ты боишься по другой причине. Трусишь снова в них заглянуть.

За этими мыслями я разрисовывала последнюю страницу тетради. Ничего особенного, какие-то незамысловатые фигуры, стрелочки, сердечки.

— А Машенька у нас художница, — раздался над головой приторно-ласковый голос.

Я вздрогнула и выронила ручку. Излишне было поднимать глаза, чтобы узнать, кто это произнес. Но я подняла. Антипов нависал надо мной, и я чувствовала его раздражение. Он стоял так близко, что от его дыхания по коже забегали табуны мурашек. Боже… Я захлопнула тетрадь. Почувствовала, как запламенели щёки.

— Мария, — наклонился мажорчик к самому моему лицу, — будьте так любезны, оторвите свой зад и пропиздуйте на выход, — он вытянулся в полный рост: — Живо!

В меня опять кто-то вселился: то ли черт, то ли маменька:

— Так смешно, когда невежда пытается казаться ум…

Я не успела договорить — Антипов схватил меня за руку.

— Да что за привычка?!

— А вам, телкам, нравится, — стал буквально выволакивать он меня из-за парты. — Церемоний хочешь? Ну пойдём. Я тебя поцеремоню.

Весь класс застыл и наблюдал за моим позором. Я не отбивалась, не вырывалась, а дала себя подталкивать к выходу в коридор. Только Кира, когда меня уже почти допихали до дверей, крикнула:

— Слыш! Отпусти её!

— Сиди уже. А то и тобой займусь, — ледяным голосом осадил защитницу Антипов.

— Кир, я в порядке, — выдавила я улыбку. — Он мне ничего не сде…

И тут же один волшебный толчок выкинул меня в коридор.

Антипов с треском захлопнул дверь и практически швырнул меня в сторону окна. Пока я морозилась, подбирая нужные проклятия, он подошел и взял меня в плен, упершись ладонями в подоконник с двух сторон от моего бренного тела. Своеобразный домик. Ужасов. Взывать в мольбе некому. Оставалась радикальная мера: на крайняк заорать, чтобы поставить на уши всю школу. А вот мой экзекутор голос не повышал — шипел.

— Слушай сюда, говорю один раз, ты запоминаешь. Если я сказал подойти — ты бежишь. Приказываю подать — ты несешься. И всё это — со счастьем на своей блеклой мордашке. Усекла?

— Нет… — пробормотала под нос.

— Что? — не ожидая такого ответа, он даже моргнул, на мгновение превращаясь в обычного парня с человеческими реакциями.

И этого мне хватило. То ли я осмелела, окончательно приготовившись к смерти, то ли за ту самую долю секунды вообразила, что с ним можно разговаривать как с нормальным, адекватным человеком.

— Нет, — повторила. Твёрдо и решительно. — Что, слишком сложное слово для тебя? Видимо, не слышал?

Боже, что я творю?!

Он опять моргнул, теперь уже дважды. Затем снова напялил на свою красивую физиономию выражение царька.

— Че, смелая? Или бессмертная?

— Тю-ю, как предсказуемо. А шуточки-то с бородой. Лё-ша.

— Слышь, — тут же припер он меня к подоконнику, — не смей меня так называть.

— А то что? — слегка оттолкнула я его. — Дай угадаю. Накажете, ваше высочество?

Он вдруг плотоядно прищурился. Янтарь в его глазах превращался в лаву. Вжав меня в пластик торсом ещё сильнее, так, что теперь между нами было не просунуть и тетрадь, он выдохнул мне в самое лицо:

— Ах вот чего хочет маленькая сучка…

И теперь мои колени затряслись.