– А слова-то замысловатые какие были – перегонный куб! Греческие, поди… Не каждый князь, не в каждый час произнести такое на трезвую голову сможет… А прибыль какая… Ни тебе законности разводить, ни тебе разбоя, знай брагу ставь да жди на печи, когда она забродит! Потом всё без разбору – и купцы, и разбойники, и селяне, и дружинники-защитники, и просто люд какой последнее с себя сымут и к тебе, к князю, всё принесут. И правь ими, как хошь… – Владимир осекся, поняв, что всё это он произносил вслух, а там, может, кто подслушивал, да потомкам потом донесёт? Этого он боялся больше всего – о славе он мечтал, но не о такой… Вчера ещё ему рассказывали наперебой, как деловые люди хлеб на питие изводят… Голод такой на Руси, а эти иудеи хлеб на вино изводят…

Дверь без стука распахнулась, и в полутёмном проеме он увидел вживую добродетель.

– Бабуля? Ты че в такую рань?

– Поговорить пришла, Володенька! Поговорить… Срамно слушать, как не только дружинники, но и бояре, и даже, страшно сказать, смерды тебя Вованом кличут. Особенно когда перепьют. С этим надо что-то делать… – покачав головой, с укоризной промолвила «княгиня».

– Дык сама ж знаешь, шо пьяному море по колено, когда язык шо полено, – виновато ответил Владимир.

– Я не об этом. Я о вере нашей… О православии богоугодном! – подняв правую руку вверх и осеняя внука знамением, торжественно произнесла «княгиня Ольга». – О Боге, Володя, о Боге!

– Нет, бабушка, нет! Какое такое православие? Шо, я не понял, на что ты меня толкаешь? К примеру, вона рыцарь-христианин на кресте присяги кладет и всё такое… А у нас? А у нас ратники на мечах – на мечах, бабушка – иногда на хлебе присягают, а не на кресте! Меня же ратники на смех подымют! Им же девки давать перестанут! – замахал руками князь. – Всё-всё-всё!

– Не кипятись, внучек! Не кипятись. Православие – дело тонкое, на всё согласное! Не надо, не надо на крестах присягать да клятвы давать. Не надо, – лукаво улыбнувшись строптивому внуку, заговорила уже по спокойней «бабушка». – Ну, если кто захочет… Это католики, будь они неладны, крест куда ни попадя суют! Наш крест только для молитв. Так что успокойся сам и успокой разбойников своих. А святость – дело наживное… Девок своих можешь и не разгонять…

– Вот-вот, и я про то же. Куда я без девок – жить-то как охота… – и лукаво улыбнувшись, тихо прошептал: – Бабушка, а Олеську свою отдашь мне?

– Православие прими – отдам, – усмехнулась «Ольга». – Только где она сейчас?

– Дак прячется в Муроме…

– И что ж? Руки коротки? Отправь людей, пусть привезут. Ей уж давно замуж по возрасту – засиделась в девках. Сколько ей уже? Лет шесть было, когда я… померла?

– Да вроде того… Так она твоим именем от меня отбрыкивается… – вздохнул Владимир.

– Разрешаю, так и передай, – суровым тоном решила «княгиня».

– А эту, как её… Людям милую… А-а, Людмилу! Отдашь?! – подмигнул «бабушке» князь и сжал бороду в кулак.

– Да отдам тебе всех девок, кого ни попросишь. Ты веру прими! – раздосадовано ответила «бабушка». – Хоть с девками, хоть без них, ты к Богу, к Богу иди!

Князь перестал бередить бороду пальцами и задумчиво произнёс:

– У нас уж больно вера и вправду неразумная… Крови, крови требует много. Хорошо, людишек в жертву перестали приносить. А то с кого дань было бы собирать? С черепов или волхвов? У них отберёшь, как же… Ты вот тоже древлян к покорности привела, да дань потом не с кого было собрать…

– Внучек, я с древлянами разбиралась по-христиански: без крови, токмо по любви человеческой. Узнав, что древляне меня замуж сватают за охламона какого-то, так сразу же без крови догадалась голубей и воробушков всяких использовать. Им крылья мазали воском, и с греческим огнём зажигалки всякие, и потом… Не думай о своей бабушке так плохо, посылали их, пташек божьих, на волю! На волю, ты слышишь? А то, что город их сгорел, – на то воля Божья. Птички ведь к насиженным местам возвращались. Так же и со всеми славянами поступить надо. Позолоти им крылышки воском да смолой горючей. Завтра же оставшиеся в живых прибегут к попам, а там ты – на троне, с державой, со скипетром в руках вразумишь этих недоумков Святым Писанием! Недовольных – на дыбу! Да так, чтобы живые завидовали мёртвым! Но без крови, без крови… – поучительно грозя указательным пальцем Владимиру, выговорила сокровенное «княгиня».

– Бабушка, уж больно строго получается! – одобрительно хмыкнул Владимир.

– Не строго. С нашими христианами эти проклятые язычники в Риме что только не творили… Скармливали диким зверям, на столбах распинывали, заживо в землю закапывали. В самый раз отплатить. Власть добрая этих людишек скотами делает… Неблагодарными. Людишки власть бояться должны, – скрестив ладони на груди и закатив глаза, перешла на певучий слог «княгиня».

– Да как их… Они все грамотные, учёные… Письма дуг дружке пишут… – скривился лицом от нужды вспоминать, каким народом ему приходится править, Владимир.

– И я о том же. Грамотность – она к строптивости ведет, к неповиновению. А ведь скоро они себя ровней с нами считать станут. Если уже не считают. И где будет тогда твоя власть? Общиплют тебя, как куренка, и голову свернут. Взял власть – думай, как других её уважать заставить. А с грамотностью священники справятся. Им она тоже поперёк горла. Люди отвлекаться от работы на тебя ни на что не должны. А какие свои заботы пусть решат сами, но с твоего согласия. Ты должен быть их главной заботой. Грамотные люди и одного бога не уважат, а уж когда их сонмища… Когда всех и не перечислишь, ещё и выбор какой… Какого вот выбрать для уважения из них и для чего, по какому такому случаю? Один Бог нужен, один… Один Бог и один князь… – воздела вверх правую руку «княгиня». – Один Бог и один князь!

Призадумался Владимир Святославич. Призадумался… Затем воскликнул:

– Всех, кто против – на кол! Барахло всякое, дома супостатов – в казну! Веру новую вколотить надо в этих грешников, хоть через что, но вколотить! Капища поганые долой!

– Согласна, Володенька, согласна. Но, вначале ты прими веру… – исподлобья посмотрело на «внука» странное видение.

– Да далековато до Царьграда добираться… – покачал головой Владимир.

– А зачем до Царьграда? До Тавриды ближе будет, а там и церкви найдутся настоящие. А то здесь, в Киеве, одни домовые часовенки просто. Срам, а не церкви. А по такому случаю надобно людишек уважить и принять веру, как князю, как князю подобает! Поезжай в Тавриду. Христиан там много. А церковь там какая! – покачала головой «бабушка», всем своим видом выказывая восхищение. – Наведайся в Корсунь… – поучительным тоном произнесла «княгиня», заглядывая в глаза Владимиру.

– Да тоже неблизко… – поежился Владимир. – Обязательно церкви? Ну, был князь Олег в Царьграде и шо? Щит приколотил к их вратам, плюнул и вернулся. Мы шо – дикари? Церкви… Лепота!

– Как за девками да за бабами, так… – осуждающе покачала головой «бабушка». – Эх, ты…

– Так то ж дело такое… – похлопал по заднице любимую «бабушку» князь.

– Какое такое? – поморщилась княгиня. – Сколько ты уже детей наплодил… А кому ты власть оставишь? Вас всего-то трое было, а как оно вышло? Одного ты брата просто порешил, а с другим как-то… Жену евонную уже на последних сроках с таким-то животом да на глазах матери с отцом снасильничал… Помолчи… – окинув строгим взглядом внука, «Ольга» угрожающе показала пальцем на потолок. – Ребёнка не тронь – прокляну! А с мамашей его, Рогнедой… Вот тут подумай. Дай понять людям, что ты так себя вел, когда был язычником. Ну, изнасиловал беременную… Ну с кем не бывает? Мужик ты али не мужик? Ну а то, что она уже с пузом была, так это для князя грех невелик. А вот станешь христианином, и всё это забудется. Потому что Бог, наш Бог, он милосердный. Он простит… Грех твой не просто простит, а снимет его с твоей души. Как будто его и не было вовсе. Станешь христианином – бери в жены дочь, а лучше сестру басилевса. Глядишь, и Царьград в приданое… Если не ты, то кто-то из ваших детей сам станет басилевсом. Сколько раз говорить? Ну, уж всяко Киев сравняется если не с самим Царьградом, то с Римом. Должон, должон…