Шёл загадочный 1445 год. Хотя таких загадочных дат в нашей истории хоть отбавляй. Но всё же выберем эту. История любит повторяться.

На все времена самым таинственным правителем, но ещё не самодержцем на Руси остался Василий Второй. Он ко всему прочему был ещё и простым, самым простым на то время великим князем Московским, а это уже перебор! Ну, был бы просто самодержцем где-нибудь в Самарканде или, скажем, в Бахчисарае… А в Москве!.. В Москве на такой должности ухо надо держать востро, а брюхо полным.

Проснулся он как-то спозаранок, а тут тебе и Дмитрий Кожемяка с Васькой Косым из головы не выходят даже в честь похмелья. И татары ещё какие-то, и бабы-полюбовницы. А с утра пораньше ещё и юродивые да скоморохи, да дружинники в портках вокруг – ну, всё как обычно. Вповалку лежат в шатре и вокруг шатра, если внимать дружному храпу спящей челяди. И что делать рабу Божьему в царственных веригах в таком случае? На какие галеры подаваться? Что остается? Правильно, довериться самому Богу. Но… Богу доверяй, а с чёртом дружбу не теряй.

Василий поднялся с пуховиков, отер вспотевшее лицо подвернувшейся под руку шапкой.

«Братья, твою мать! Выперли-таки на чисто поле! Да, выперли, ну не совсем в чисто поле. Река какая-то рядышком… – сообразил он, оглядевшись. – Ага, пожертвования иль что ещё попросят – я тогда им ещё это гостеприимство припомню…» – Василий был очень даже злопамятным.

Однажды, когда папаня незабвенный разбил глиняный горшок на его голове, шибко удивился тогда Василий – где гречневую кашу греть теперича надоть? Папаня тогда совсем уж охренел от тоски похмельной и обрек его на подвиги. (Дал пинок под зад, то есть. Напутствовал. Ну, по-родительски…) Папаню вскоре… схоронили. И хоть было ему тогда лет десять, но он уже освоил все атрибуты и правила будущей власти, даже девок щупать привык. (Но только пока щупать). А потому всякие дурацкие слухи про столь странную скоропостижную кончину папани своего Василий решительно пресекал. Да что там отец? Василий даже домашних питомцев – кошек, собак, девок паскудных, девок для утех, старушек-повитух, старушек-посудомоек и поломоек – наказывал один раз, сурово и жестоко. Потом набирал новых.

Единственное утешение – матушка Софья. Надежда и опора. Хотя нрав у родительницы… Василий поежился до дрожи в теле, потом сладко зевнул. Он был приучен с детства молиться сразу же после пробуждения. Но сейчас ничего из заученных молитв не вспоминалось. Верил ли он в Бога? Жизня… Слишком много в ней соблазнов. Пока до веры в Бога доберёшься, там, глядишь, и без него всё, чё надо, утрясется. Была бы власть… А тут монастырь и братия непутёвая… Поневоле умные мысли искать приходится. И тут до Василия дошло:

«Вчера эти твари в рясах забрали всех овечек из обоза, всю птицу битую и даже капусту квашеную! Что за праздник по святцам был? Хотя у монахов всегда праздник при виде чужого добра, итить твою кочерыжку…»

Капало. Но небо ещё молчало, укутавшись в предрассветные облака: ни тебе грома, ни тебе молний, ну, никаких знамений. Василий почувствовал сырость под собой. Накапало неплохо – штаны и рубаха пропитались влагой. Василий содрогнулся пред туманными видениями… Хотя вокруг сумерки – самое место и время для них. И кто-то в морду сапогом: «Больно. Свой, значит…» Появился вначале грязный, чуть позже облизанный сапог. «Хм, а сапог-то мой, запасной… Мо-о-нашка. Монашка… Монашка?! В мужском монастыре? Да ещё в таком голом, непотребном виде? Грех. Вспомнил: паломница ведь. Не-ет, монашка… Это они так на строительство монастыря денежку собирают… А где другие с ней? Сволочной грех…»

Но чужая пьяная бормотень и по-сонному вялые бабьи взвизги продолжались, отпугивая появившуюся было святость в мыслях: «Монашка (если это монашка) очень даже ничего. Ишь, раскинулась как. Волшебно. Свят, свят… Монашка. Братья – козлы. Дикая страсть. Попа или жопа? Она самая. Монашка. Ах, да, рядом же срубы Покровского женского монастыря. Дружно живёт братия с сестрами… Дружно, ничево не скажешь… Колдовство какое-то. Война? С кем?! С татарами? Ах, да… Али со своими? Со своими – одно паскудство. С татарами лучше. Подарки и так далее, водка, девки и молебны… И хде татары? Подать их сюда… Воевать идем… Забью насмерть. Хто против? Хто супротив воли моей? Забью, снасильничаю, на дыбу посажу… Свободу слова и веры объявлю. Будете знать, без меня передеретесь все и переебётесь…» – мысли у человека, барахтавшегося под полуразвалившимся шатром, сталкивались, путались между собой и отскакивали проблесками сознания, смешиваясь с предрассветным внешним миром.

«Ах, в Суздале нас не примали? Мозги им вышибу! Князь я или не князь? И хто там орал, что я какой-то там… Как эти монахи бормотали, дай-ка вспомнить… Не венценосный? Слово-то какое. Точно игумен. Ученость свою показывал… Ещё и объяснять пытались, мол, я хуже самозванца. Молчать! Царь я или собака пуганая?»

Да, уважаемый читатель, это было обычное пробуждение обычного монарха на Руси. Они же сами изумляются границам дозволенного им. Изумляются и пугаются, подозревая, какой кошмар возмездия за эту вседозволенность полагается.

– Батюшки-светы… – заныло что-то рядом под грудами одежд невероятным сивушным перегаром.

– Молчать. С басурманами воевать идем… – молвил кому-то в пустоту за полог шатра Василий и тут же охнул от изумления. В предрассветных сумерках он увидел ряды татар, бегущих к лагерю царского воинства с саблями наголо.

– Охренеть, ну и померещится такое… Свят-свят! – только и нашёлся, что сказать великий князь. Перекрестился и вернулся снова на мокрые от пота перины. Но не тут-то было.

– Православные, к бою!! – возопил кто-то из протрезвевших воевод. Василий с досадой прислушался: на реке Каменке испуганно захлопали крыльями утки и закрякали на всякий случай точно не по-русски – много стран они пролетают за год, много языков слышат. На котором закрякали? Молчит о том не одна летопись. Их двоюродные сородичи – гуси – Рим спасли… Но разве можно гогот гусей с кряканьем утиным боязливым сравнить?

«Заутренняя служба поди начинается, – подумалось Василию, и он ещё раз сладко зевнул. – Ишь, как монахи стараются – всю живность в округе на ноги подняли…» Он снова захрапел, но ненадолго…

Внезапный грохот и визг сражения изумил и несколько испугал его.

– Православные, с нами Бог! На басурманов!.. На басурманов!.. Навались, родимые! – надрывался совершенно уже трезвый, очередной, не на шутку изумленный воевода Игнатий с горсткой полуразбуженных вояк. Но вряд ли кто его ещё услышал – часть воинства доблестно храпело беспробудным сном, другая часть, пребывая в полузабытье, силилась ещё немного пображничать. Некоторые, правда, спросонок стали поворачиваться на другой бок, приняв истошные вопли за команду повернуться. А грохот ударов мечей в щиты всё продолжался. Воеводу поддержали только дозорные, начавшие пить ещё до всеобщего праздника отмоления всех грехов в монастыре и потому проспавшиеся до трезвости ожидания выпивки и чуток для этого не опохмелившиеся. Василий подумал, что дыбы для паникера-воеводы маловато будет:

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.