Но он, обвив ее рукой, Пустился с нею в пляс лихой – Лишь юбки развевались. Ее он поднял на локте, Им стало жарко в тесноте, И оба задыхались. «Пусти, – меня не проведешь! Я знаю: ласки ваши – ложь И клятвы ваши зыбки!» Но он, обняв ее, влечет, А там, вдали, шумит народ, И льются звуки скрипки. Старый крестьянин Прекрасно с вашей стороны, Что вы пришли в веселый час! Вы так учены и умны, А не забыли и о нас. Вас кружкой лучшего питья Народ признательный дарит – И громко здесь желаю я: Пусть грудь она вам освежит, И сколько капель чистых в ней – Дай Бог вам столько светлых дней. Фауст Я за здоровье ваше пью, А за привет – благодарю. Народ собирается вокруг.
Старик Да, мысль благая – посетить Народ теперь, в веселый час: Но вам случалось приходить И в дни беды, трудясь для нас. Немало здесь стоит таких, Которых ваш отец лечил: От верной смерти спас он их И нам заразу потушил. Тогда ты, юноша, за ним Везде ходил среди больных, Отважен, чист и невредим, Меж трупов, гноем залитых, – И жив остался покровитель: Хранил спасителя Спаситель. Народ Ученый муж, ты многих спас; Живи ж сто лет, спасая нас! Фауст Склонитесь лучше перед тем, Кто учит всех и благ ко всем. (Идет с Вагнером дальше.) Вагнер Что должен был ты, муж великий, ощутить, Услышав эту речь и эти восклицанья! О, счастлив, кто дары свои и знанья С такою пользой мог употребить! Приход твой мигом изменил картину: Отец тебя показывает сыну, Бегут, спешат, теснятся все вокруг; Замолк скрипач, затихла пляска вдруг; Проходишь ты – они стоят рядами, И шапки вверх летят все тут! Еще момент – и ниц они падут, Как пред священными дарами. Фауст Пойдем туда: на камне том Присядем мы и отдохнем немного. Не раз я здесь сидел, томя себя постом, Молясь и призывая Бога. С надеждой, с верою в Творца, В слезах, стеня, ломая руки, Для язвы злой, для страшной муки Просил я скорого конца. Слова толпы звучат насмешкой злою В ушах моих, и знаю я один, Как мало мы, отец и сын, Гордиться можем этой похвалою. Отец мой, темный труженик, в тиши Над тайнами природы тщетно бился; В ее круги святые он стремился Проникнуть всеми силами души – По-своему, но честно. Меж адептов Сидел он в черной кухне [2] взаперти И силился бальзам целительный найти, Мешая разных множество рецептов! Являлся красный лев – и был он женихом. И в теплой жидкости они его венчали С прекрасной лилией, и грели их огнем, И из сосуда их в сосуд перемещали. И вслед – блиставшую лучами всех цветов Царицу юную в стекле мы получали: Целительный напиток был готов. И стали мы лечить. Удвоились мученья: Больные гибли все без исключенья, А выздоравливал ли кто – Спросить не думали про то. Вот наши подвиги леченья! Средь этих гор губили мы Страшней губительной чумы! Я сам дал тысячам отраву: Их нет – а я живу… И вот – В моем лице воздал народ Своим убийцам – честь и славу! Вагнер Ну, стоит ли об этом вам тужить! Довольно, если правильно и честно Сумели вы все к делу приложить, Что от других вам сделалось известно. Как юноша, трудам отца почет Воздали вы – он был доволен вами; Потом науку двинули вы сами, А сын ваш – снова далее пойдет! Фауст О, счастлив тот, кому дана отрада – Надежда выбраться из непроглядной тьмы! Что нужно нам – того не знаем мы, Что ж знаем мы – того для нас не надо. Но перестань: не будем отравлять Прекрасный этот час печальными речами. Взгляни: уж солнце стало озарять Сады и хижины прощальными лучами. Оно заходит там, скрываяся вдали, И пробуждает жизнь иного края… О, дайте крылья мне, чтоб улететь с земли И мчаться вслед за ним, в пути не уставая! И я увидел бы в сиянии лучей У ног моих весь мир: и спящие долины, И блеском золотым горящие вершины, И реку в золоте, и в серебре ручей. Ущелья диких гор с высокими хребтами Стеснить бы не могли стремления души: Предстали бы моря, заснувшие в тиши, Пред изумленными очами. Вот солнце скрылось – но в душе больной Растет опять могучее желанье Лететь за ним и пить его сиянье, Ночь видеть позади, и день передо мной, И небо в вышине, и волны под ногами. Прекрасная мечта! Но день уже погас. Увы, лишь дух парит, от тела отрешась, – Нельзя нам воспарить телесными крылами! Но подавить нельзя подчас В душе врожденное стремленье, Стремленье в высь, когда до нас Вдруг долетает жаворонка пенье Из необъятной синевы небес, – Когда, внизу оставя дол и лес, Орел парит свободно над горами Иль высоко под облаками К далекой родине своей Несется стая журавлей. |
