Однажды в доме Авага один из них, не очень уж знатный, пришел в шатер, где восседал Аваг, и когда тот не столь поспешно встал навстречу ему, [татарин] начал бить Авага по голове нагайкой, которая была у него в руке.

/265/ При виде этого служители ишхана, возмущенные оскорблением, нанесенным ишхану, их господину, хотели избить этого человека. Но шихан удержал их, хотя и был разгневан. Человек тот, которого звали Джодж-Буга, ушел, уведя с собой и товарищей своих, намереваясь той же ночью убить ишхана. Узнав об этом, [Аваг] еле убежал к грузинской царице, ибо та еще не покорилась я скрывалась в неприступных твердынях Грузии.

Все эти беспорядки совершались еще и потому, что великий военачальник их по имени Чармагун онемел, одержимый бесом и недугами, но власть все еще оставалась за его домом — страной правили его жена и сыновья вместе с управителями, ибо хакан велел, даже если [Чармагун] умрет, кости его возить вместе с войском, так как муж тот был очень удачливый и даровитый.

Когда Аваг убежал, вельможи приуныли и стали осуждать того человека (Джодж-Бугу), послали вслед за ним нарочных, [прося] не восставать против них, клялись ему не делать ничего худого. И для большей убе/266/дительности его владения передали Шахиншаху, считая его братом Авага. А Аваг написал письмо и послал хакану, дескать: «Я не вышел из повиновения тебе, а просто убежал, чтобы спастись от смерти, теперь жду твоих приказаний».

И пока он мешкал с отъездом и ждал ответа великого государя, эти обнаружили все сокровища, спрятанные им в крепостях, и завладели ими. И из страха перед своим государем снова и снова посылали к Авагу гонцов, прося его вернуться.

И когда Аваг вернулся в войско, тут же пришел приказ хакана своим воинам, предписывавший не причинять Авагу никакого зла, и письмо к Авагу с дарами, [чтобы тот] смело поехал бы к нему и [ничего] не боялся. Тогда, воздав [Авагу] почести и удалив из стана людей, намеревавшихся убить его, послали его, а вместе с ним и некоего начальника, по имени Тонгуз-ага, прибывшего, чтобы взыскать по приказанию хана подати со всего населения, к грузинской царице Русудан с предложением покориться великому государю.

Прибыв к ней, они уговорили ее покориться великому государю и не бояться ничего. И, взяв у нее войска, вернулись к пославшим их с мирным договором на следующих условиях[739]: царица вместе /267/ с только что коронованным сыном — мальчиком Давидом — изъявляет покорность, а они не должны нарушать договора.

Мы уже очень кратко рассказали о том, что сотворили со страной нашей бешеные воины, называемые татарами. Расскажем теперь и о крае Хаченском: о том, что они сделали там. Они совершали набеги по всем направлениям и даже по жребию делили [страны]. Некоторые из их военачальников, с хорошо снаряженным, тяжело вооруженным войском и всем лагерным имуществом вторглись в нее (Хаченскую страну), многих из тех, что жили в открытых местах, убили я угнали в плен. Затем стали воевать с теми, кто убежал, и с теми, кто укрепился в твердынях. Кого обманом, а часть и насильно [заставили спуститься с гор], одних убили, других взяли в плен, однако же большинство укрепилось в надежных местах, которые из-за неприступности своей назывались Хавахахац[740], и, обосновавшись там, считало себя в безопасности. Но так как погром был делом рук господа, татары взобрались тайком и неожиданно вошли в крепости, предали всех мечу, а часть сбросили с вершины скалы. И так много было сброшенных вниз, что трупы покрыли землю, а кровь текла, подобно ручью. Не пощадили никого. И долго еще можно было видеть кости, собранные, подобно камням, в кучи.

/268/ Пошли они и на благочестивого шихана Гасана, прозванного Джалалом. Сын сестры великих шиханов Закарэ и Иванэ, [ишхан Гасан] был человек благочестивый и богобоязненный, кроткий и мягкий, жалостливый и нищелюбивый, неутомимо молящийся, подобно отшельникам в пустыни. Где бы он ни находился, неукоснительно исполнял дневную я ночную службу, как в монастыре. Ночь же на воскресенье проводил [обычно] на ногах в бдении и без сна в память воскресения спасителя. Очень любил священников, был любознателен, с радостью читал божественные заветы.

Благочестивая мать его после смерти своего мужа Вахтанга, называемого также Танкиком, устроив[741] трех своих сыновей — Джалала, Закарэ и Иванэ, поехала в святой город Иерусалим я провела там долгие годы в покаянии[742], чем привела в изумление всех, кто видел или слышал об этом, ибо все, что у нее было, она раздала, подобно Елене[743], жене Абгара, нищим и нуждающимся и кормилась трудом рук своих. Там она и умерла, и бог прославил [эту женщину], прославившую его, — свет в виде свода снизошел над могилой ее, чтобы побудить и других к подобной благотворительности.

/269/ Мудрый ишхан [Джалал], как только узнал о наступлении неверных, собрал всех жителей своей страны в крепость, называемую по-персидски Хоханаберд. И когда [татары] пришли, чтобы осадить ее, и увидели, что взять крепость невозможно, стали предлагать ему заключить с ними дружеский мир. И тот мудро склонился к их намерению. А затем и сам он прибыл к ним с подарками. [Татары], воздав ему почести, вернули ему его владения и даже добавили кое-что, затем приказали ему выходить год за годом вслед за ними на войну[744] и спокойно жить под их властью. А [Джалал] разумно распорядился страной своей: все, что нужно было для нужд гонцов, прибывающих к нему, будь то пища или что иное, он собирал и держал при себе и даже от себя добавлял и отдавал им это, когда они являлись к нему, и [татары] не притесняли [население] страны, а просто приезжали к нему[745]. А в других областях не делали этого, поэтому [татары], где только могли, везде притесняли их.

При монастыре, называвшемся Гандзасаром, напротив Хоханаберда, там, где находился их [родовой] склеп, [князь Гасан] построил церковь[746] с прекрасными украшениями — небоподобный храм славы божьей, где все время приносили в жертву агнца божьего, искореняющего грехи мира сего. /270/ Много лет работали над нею. Когда [работы] пришли к концу, было устроено пышное торжество для освящения церкви. Присутствовал там и католикос агванский владыка Нерсес вместе со многими епископами, а также великий вардапет Ванакан и множество учителей вместе с ним. Были там и святые вардапеты Хачена, украшенного богом двумя этими мужами — Григорисом и Егией, состоявшими в родственной связи друг с другом; они преставились [первый (Григорис) — в 687 (1238) году, а Егия — в 698 (1249) году] из этого мира ко Христу и пребывают в сохранности в богом прославленной обители Хада[747]. Освятили церковь при скоплении множества священников, и говорят, будто присутствовало там семьсот иереев. Когда же покончили с освящением, [ишхан] созвал пир великий и сам собственной персоной прислуживал восседавшим там и, щедро воздав каждому почести, отпустил гостей. Было это в 689 (1240)[748] году армянского летосчисления, в день великого праздника вардавар.

А жена его, Мамка, возвела чудесную паперть у дверей церкви, а сама, вся отдавшись благочестию, жила подвижнической жизнью; блюла себя в посте и молитвах, много читала и жила по заветам господним днем и ночью, согласно Писанию.