– Ну… Это было так давно… И он жив остался. Отделался легким испугом, – отвечаю, вытирая ее бедра влажными салфетками. – Ты думаешь, нам с Добровольским стоит перебрать все мои грехи – маленькие и не очень?

– Уверена. Ты можешь не видеть опасности. Даже не предполагать, что она там таится. У тебя сохранился альбом с фотографиями? Школьный, студенческий. Может, кого-то ты крепко обидел в детстве или юности? И почему мне эта идея пришла только сейчас?

– Поверь, Борис Иванович тоже терзал меня подобными расспросами, но фотоальбом смотреть не предлагал. Так что – позовем маму в гости? Альбомы все у нее. Не знаю, Вик… Я каждый день жду что-то новое… Угрозу или покушение. Наверное, ты права? Я в чем-то провинился. И забыл, в чем.

– Звони маме. Жаль, что я не могу испечь пирог. Мне ведь можно вставать.

– Лежи. Я закажу пирожные из пекарни. Потерпи немного, скоро ты сможешь жить полноценной жизнью. И скоро закончат ремонт в твоей мастерской. Я первый закажу картину в кабинет.

– Хорошо, Кир… Люблю тебя.

– А я тебя больше.

Глава 28.

Вика.

Знал бы Кирилл, сколько в его словах смысла… Полноценная жизнь. Последние дни я только и делаю, что лежу… Но еще никогда я не чувствовала себя такой счастливой. Я живу на полную катушку, люблю и чувствую ответную любовь… Ведь совсем недавно я и помыслить не могла, что между нами что-то может измениться… Казалось, ненависть раздавила собой все живое, уничтожила, оставив зияющие раны… Мы не понимали друг друга, обижались, не доверяли, мучили… Дня не проходило, чтобы мы не ссорились…

А потом случилась авария… Она, как лакмусовая бумага проявила важное и скрыла то, что пора отпустить… Я была так близко к смерти… Чувствовала ее смрадное, ледяное дыхание, касающееся виска… И бешеное биение сердца в висках ощущала… Оно заглушало крики моих родных – Кирилла и Егорки… Разве можно теперь все исправить? Я кричала, как сильно его люблю, но вряд ли Кир слышал… Все стало неважно, ведь исправить не представлялось возможным…

– Викуль, ты чего? – угадывает мое настроение Кирилл.

– Просто… Кошмары до сих пор снятся. Я так хотела казаться сильной… Знаешь, в чем я хотела признаться? Я кричала тогда, как сильно тебя люблю… Так и не смогла забыть. Боялась, что так никогда и не скажу, что думаю… Господи…

Закрываю лицо ладонями, мгновенно проваливаясь в прошлое… Даже если злоумышленника отыщут, я еще долго буду вздрагивать по ночам… Это было страшно. Невероятно страшно – балансировать по краю пропасти.

– Вика, все пройдет, вот увидишь. Все совсем скоро кончится… Я буду рядом, слышишь? Не оставлю тебя и нашего сыночка.

– Ладно… Долой хандру. Скоро твои приедут?

– Да с минуты на минуту. Пойду чайник ставить.

Я могу ненадолго садиться и принимать самостоятельно душ – тоже сидя. Большую часть времени я провожу лежа – даже сексом заниматься умудряюсь… Вокруг моей кровати на колесах – вязание, недописанные картины, книги, вышивание и прочие вещи, скрашивающие мое унылое лежачее существование.

Кирилл быстро наводит порядок и идет в прихожую открывать дверь.

– Викуша, как ты, детка? – ласково спрашивает Антонина Ивановна.

Конечно, между нами не вспыхнула неземная любовь друг к другу, но она стала относиться ко мне теплее.

– Очень хорошо. Спина немного побаливает, совсем скоро я смогу ненадолго вставать.

– Я против, – возражает Кирилл. – Хочу быть уверенным, что осложнений не будет.

– Кирюша у нас тот еще перестраховщик. Но это и неплохо для взрослого мужчины и отца семейства.

Антонина Ивановна помогает накрыть на стол. Игорь Андреевич регулирует спинку кровати, позволяя мне принять полусидячее положение. И к столу он меня тоже перемещает.

– Мать нашла альбом, Кирилл. Посмотри, может, Вика права?

– Глупости все это… Но я посмотрю, так и быть. Ну, все же дразнили одноклассников в детстве? – обводит он нас взглядом.

– Не все, – категорично качаю головой я.

Кир открывает альбом и перечисляет детей по фамилиям.

– Это Петька Ивлев, добряк и толстяк. Я его видел недавно, мы обнялись и вспомнили старые времена. Это… Женька Степанов, а это… Ленка, Маринка…

– Смотри внимательно. Может, кто-то все же есть из обиженных.

– Антонина Ивановна, а разве Кирилл был в детстве хулиганом? – интересуюсь я.

– Еще каким… Через день в школу вызывали. Он обижал детей. Дрался, девчонок дразнил. Потом как-то… перегорел, остепенился. За ум взялся. В десятом классе начал заниматься с репетиторами, окончил школу с серебряной медалью.

– Мам, а это… Смотри, ты помнишь ее? – спрашивает Кирилл, мгновенно бледнея.

Мы замираем и прикипаем взглядами к фотографии толстой невзрачной девчонки.

– Анфиса Баранова. Бабушка ее еще Фаня называла, – протягивает Антонина Ивановна. – Ты давно ее видел?

– Мам, я в шоке. Я… Анфиса. Фаня… Фаня… Ничего не смущает.

– Сте… Стефания, – выдавливаю я. – А как фамилия твоей Стефании?

– Блин, Вика… Она не моя.

– Вы ездили на море, – вздыхает Антонина Ивановна. – Неужели, ты ничего не заметил? Вот вообще ничего?

– Мам, это точно она… Анфиса Баранова и Стефания Ратнер – одно лицо. Я все думал, почему она мне кого-то напоминает? Спрашивал, не встречались ли мы раньше? Господи…

Кир роняет голову в ладони и часто дышит. Мы все в шоке от страшных догадок.

– Я травил Анфису. Издевался, смеялся. Ходили слухи, что она пыталась покончить с собой из-за лишнего веса и прыщей. Она походила на бронепоезд. Ни изящества, ни походки, про манеры я вообще молчу… А Стефания… Пятьдесят килограмм, брюнетка. Анфиса-то блондинка, как вы видите. Как я мог ее узнать?

– На то и был расчет, – протягивает Игорь Андреевич. – Она всю жизнь таила ненависть. Ждала подходящего момента, чтоб отомстить.

– На предприятии работает некто Иван Баранов. Думаю, он ее родственник. И…

– И тот, кто разбирается в тормозных тросах, – заканчивает реплику свекор. – Кирилл, а Стефания признавалась тебе в любви? Прости, что я спрашиваю, – произношу я. – Нет... И да... Вик, мне так жаль... Я все осознал еще в юности. Узнал о ее попытке самоубийства и меня, как током ударило. Кроме меня ее дразнил... Да все! Все! Почему она сделала виноватым меня? Я даже хотел прощение попросить, пришел на занятия после летних каникул, а Анфиса перевелась в другую школу. Больше я ее не видел. – Может, она мстит всем? Не исключено. – Это нужно проверять... Без Добровольского не обойтись. Вот мой близкий, школьный дружок – Антон Воробьев, – Кир показывает фотографию в альбоме. – Мы Анфису вместе дразнили. Надо бы с ним связаться. – Звони Борису. И надо выяснить, когда она сменила имя.

Глава 29.

Кирилл.

Я раздавлен. Убит, размазан, обездвижен… Не кем-то, а собственными глупостью и недальновидностью. Как можно было не заметить сходства? Я учился с Анфисой в одном классе, иногда сидел вместе за партой. Как?

А вот так… Можно было. И дело не во мне, а в ее радикальной трансформации. Когда мы отдыхали на Бали, я заметил тонкие, белесые растяжки на ее теле. Спросил, откуда они взялись? Стефания отшутилась. Отвела взгляд и напряглась. Так ничего и не ответила. Я замечал что-то странное – особенности ее питания и образа жизни.

Она каждый день бегала. Даже после страстной ночи вставала по утрам и бежала вдоль кромки океана…

А потом возвращалась в номер – измотанная, вспотевшая… Ежу понятно было, что Стефания следила за весом.

Всем было понятно, но не мне… Я и тогда думал о Вике. Отчаянно трахал другую, представляя на ее месте любимую… Ничего не замечал, никаких мелочей… Ее взглядов, биения сердца, слов… Ничему не придавал значения…