Моё предложение мой немецкий друг с удовольствием принял. Как выяснилось, он сам был большим любителем охоты и уже не раз ходил в ближайший лес. Однако до этого ему не приходилось иметь дело с арбалетом в силу его довольно не маленькой цены и редкости. Да, в Новгороде было много западных купцов. Но вот как такого спроса не было. Соответственно и предложению браться было неоткуда. Ну вот не воспринимали местные арбалеты всерьёз, предпочитая им допотопные луки. Мы же с Майером оказались скромными ценителями менее популярного варианта.
К моей несказанной радости охота в местных лесах никак и никем не ограничивалась. Медведей же тут отродясь не было. По-крайней мере Генрих о их наличии не слышал. Однако перед тем, как начинать «игру в древних охотников», нужно было пристреляться. Сложно описать моё удивление, когда я заметил полное отсутствие каких-либо прицельных атрибутов. Даже обычной мушки нет! Просто гладкая поверхность. Что ж, придётся это исправлять. На самом деле ничего сложного в установке простейшей прицельной планки нет. Нужен лишь небольшой гвоздик, то, чем его можно забить и, конечно, аккуратность. И если с последними двумя вещами проблем не возникло, то вот маленькие гвозди здесь были большим дефицитом. И даже не из-за того, что малая длина была в основном не нужна. Отнюдь, такие случаи были не редкими. Просто подогнать такой гвоздь по толщине было своего рода квестом для местных кузнецов. Однако в моём случае эта проблема решалась простым укорачиванием более длинного гвоздя. С идеей пристрелки арбалета Генрих согласился, а вот идею прицела не оценил. Что ж, дело его. Ничего сложного в настраивании этого прицельного механизма не было. Схема простая: прицеливаешься, стреляешь, исходя из данных делаешь поправки в расположении гвоздика. Пять минут и хоть на Олимпийские игры отправляй. Правда фиксированная дальность всего около тридцати шагов. Но ведь мне и не белке в глаз предстоит попасть. По словам Генриха местные леса летом битком набиты разного рода живностью. Что ж, надеюсь, это действительно так. Идти решили исключительно вдвоём, не дёргая лишних лиц. С одной стороны обидно, конечно, если повезёт на какого-нибудь лося, а нас только двое и тушу придётся временно оставить на произвол судьбы. Но с другой — нами ведь движет не инстинкт выживания, а азарт охотников. В любом случае это повод лучше узнать Майера в непринуждённой обстановке.
Как же я обожаю хвойные леса! Это вам не по лиственным зарослям шастать. Почва почти чистая, никаких кустов, сорняков и прочего бурелома. Иди себе и иди как по равнине. Нет, мелкие кусты, конечно, встречались. Но скорее в качестве исключения. Вообще леса здесь удивительные. Я заметил это ещё когда ездил в гости к родителям в моём времени. Здесь на маленьком по площади участке пересекались хвойные, смешанные и лиственные леса. То есть, можно сказать, вся Россия в миниатюре. Вот и сейчас из прекрасного соснового бора нам пришлось зайти в смешанную чащу, где процент непроходимых зарослей на порядок выше. К сожалению исключительно среди сосен особо не поохотишься. Ведь вероятнее всего зверь заметит охотника гораздо быстрее и поспешит ретироваться в обратном направлении. Другое дело богатые растительностью смешанный лес. Лиственный, конечно, в этом плане ещё лучше, но там уже совсем непролазный бурелом. Мы осторожно шли, поглядывая по сторонам и прислушиваясь к малейшим шорохам. Однако лес, как это обычно бывает летним днём, издавал такую какофонию звуков, что разобрать что-то конкретное, казалось, было практически невозможно. Я всё же решил начать диалог, ход которого обдумывал в своей голове очень долго.
— Слушай, Генрих, а можно спросить тебя про твоего отца? — Осторожно спросил я.
— Да, конечно. А с чего это ты вдруг? — Равнодушно ответил он.
— Просто у меня есть подозрения, что твой отец бывал в моей стране.
— Серьёзно? — Искренне удивился он. — Ну тогда конечно спрашивай!
Однако ни одна из моих теорий не нашла стопроцентного подтверждения. Да, его кузни действительно были оборудованы доменными печами. Это меня порадовало, однако, как позже выяснилось, такие печи были в Германии ещё до того, как ими занялся его отец. Я спросил про разного рода немецкие песенки и стишки, которые, вероятно, отец из будущего мог рассказывать своему сыну. Однако и тут меня ждал облом — Всё, что было известно Генриху и мне не имело в моей памяти хронологического подтверждения. То есть, я попросту не знал, когда были написаны эти произведения. Я уже решил забросить свои расспросы, как вдруг Генрих резким движением остановил меня. Я сначала не понял, с чем связана такая настороженность. Однако спустя мгновение моему взору явились чётко выявленные следы копыт на влажной после ночного дождя земле. Бинго! Судя по всему, это был кабан. Следы, по моим скромным прикидкам, свежие.
— Что в той стороне? — Поинтересовался я у Майера, указывая на предположительное направление движения кабана.
— Там? Хм… Река там течёт. Пол версты всего.
— Что ж, похоже, нам несказанно повезло, друг мой! — мы двинулись по следам этой дикой свиньи с новыми силами. Минуты через две мы наткнулись(а точнее сказать чуть не вступили) в объект жизнедеятельности нашей цели. Похоже, кабан совсем рядом. Решив не испытывать судьбу, я решил почти вдвое сбавить темп своего продвижения. Не хватало ещё спугнуть стопроцентный вариант. Еще через пару минут в лесных зарослях показалась просека. Как оказалось, она была своеобразным окном, параллельно выходящим к берегу небольшой безымянной речушки, почти ручью. Так целенаправленно кабан мог идти лишь на водопой. И это предположение действительно оказалось верным: в полусотне шагов дальше по течению действительно стояло, склонив голову к воде, здоровенное свиноподобное животное. Впрочем, от свиньи у него было не много. Кабан не больше метра в длину, однако очень толстый и, наверняка, больше любой свиньи. Последних я, кстати говоря, в этом времени ни разу не встречал. Ни на рынке, ни у кого либо в хозяйстве. Расстояние было внушительным, и хоть с такой дистанции в теории можно было попасть и даже, вероятно, разом свалить животное удачным выстрелом, мы всё же решили приблизиться на столько, на сколько позволяла местность. Уже в пяти метрах от воды растительности не было, а потому расстояние пришлось сокращать, двигаясь по касательной, и, соответственно таким образом уменьшая площадь попадания. Если изначально, на расстоянии в полсотни метров, нам оголялся практически весь широкий бок зверя, то теперь, когда дистанция сократилась вдвое, прекрасный ракурс был упущен. Кабан же всё это время оставался на месте, пытаясь напиться впрок, и, склонив могучую голову, казалось, не замечал происходящего вокруг. Однако вечно это продолжаться не могло. Нужно было как можно быстрее принять наиболее верное решение. Стрелять в «спину»? Думаю, не стоит. И дело вовсе не в принципах морали. Просто скорее всего подобный выстрел не станет для животного фатальным или даже критическим. Тогда мне в голову пришла интересная идея. Дабы не нарушать тишину, я жестом показал Майеру, что нам следует продвигаться дальше вдоль реки. До кабана оставалось не больше десяти метров, когда зверь вдруг поднял голову. Я подумал, что всё, сейчас животное нас учует и рванёт со всех своих коротких ног, а мы вынуждены будем стрелять в спину, так ещё и по движущейся цели. Но мои опасения оказались напрасны. Либо от нас действительно пахло лесом, либо кабан страдал хроническим насморком. Так или иначе, зверь даже ухом не повёл. Вместо этого он стал лениво вышагивать туда, откуда пришёл и, соответственно, в нашу сторону. Похоже, придётся действовать оперативно. Подобрав с земли первый попавшийся камень, швыряю его. Но не в кабана, а за ним. Так, чтобы булыжник, описав в воздухе параболу, упал в воду. План сработал. Кабан взвизгнул от неожиданности и исключительно на инстинктах рванул в обратном от потенциальной угрозы направлении. Возможно, нас он так и не заметил, но это не помешало ему рвануть практически прямиком на меня с Генрихом. Майер держал свой арбалет наготове, поэтому, поняв мою затею и дождавшись, пока этот вепрь в миниатюре не повернётся к нам лицом, выпустил болт в направлении цели. Но только лишь в направлении, потому как болт, предательски вильнув оперением и пройдясь совсем рядом, со свистом влетел в воду. Я выстрелил практически сразу после Генриха и мой выстрел, благодаря откалиброванному прицелу и, конечно же, громадному опыту в тирах будущего, стал гораздо более успешным. Стальной наконечник вонзился прямиком между глаз свиньи-переростка, закончив аккомпанемент её жизни красивым красным фонтаном. По инерции преодолев ещё пару метров, кабан завалился на бок и, можно сказать, упал к нашим ногам. Болт вонзился в толстый череп животного на половину. Вошёл бы и дальше, но под громадным давлением древко просто-напросто сломалось. Однако, неплохой размен получился: два болта за кабанью тушу. В ходе осмотра выяснилось, что туша весом почти в сотню килограммов. Ну это я так, на вскидку сказал. Тащить такую громаду на себе мог не каждый человек моего времени. Что уж говорить о местных задохликах, сидящих в основном на низкокалорийной диете. Как хорошо, что давняя привычка брать с собой в лес рюкзак со всем необходимым сопровождала меня и в этот раз. За всю жизнь я едва ли пару раз видел, как охотники разделывают свою добычу. Но сейчас мною двигал какой-то животный азарт и инстинкты. Казалось, сами предки помогают мне в этом деле. Я Вспорол здоровенное брюхо животного, с целью вынуть всё лишнее, но при этом добавляющее лишний вес. А таковому подлежала почти вся пищеварительная система. Где-то читал, что при разделке крупных травоядных нужно соблюдать большую осторожность, связанную в первую очередь с не самым приятным содержимым желудка. Это на лугу травка такая вся зелёная и душистая. А вот как только она попадает в тело животного, начинается процесс переработки. Впрочем, это не так важно. Ведь желудок вместе с теоретически ценным, но на самом же деле не нужным кишечником отправился на прокорм местной рыбе. Туша стала заметно легче, и мы с Генрихом всё же смогли водрузить её себе на плечи. Конечно, не без помощи старой, как сама жизнь, технологии. На концы длинной палки подвязали конечности кабана. Саму же палку с подвешенной тушей водрузили на плечи. Мне было не тяжело, а вот гораздо менее крепкий Генрих шёл неуверенно, хотя сам утверждал, что всё под контролем.
