Подарок умирающего Евгения, что, к сожалению, по началу не признал во мне гостя из будущего, оказался весьма кстати. Я был практически на мели, но благодаря некогда советскому гражданину смог поправить свое материальное положение. Теперь у меня были средства для того, чтобы раскрутить новый для местного люда досуг и банально не помереть с голоду в ожидании, что «вот-вот выстрелит».
Близился полдень. я почувствовал, как в животе требовательно заурчало. Чтож, еда в этом времени хоть и была весьма пресной и непосредственной, всё же являлась для меня приемлемой. Однако, как только я собрался приступить к трапезе, идиллию нарушил настойчивый но осторожный стук в калитку. Сказать что я был раздражён, ничего не сказать. Сорвавшись с места я поспешил узнать, кого же это ко мне принесло. Как оказалось, Генрих послал за мной человека с просьбой как можно быстрее направиться к нему. Вот же, немецкая пунктуальность! И все же настойчивую просьбу холопа нельзя было отклонять. Я отправился в «поместье» потомственного немецкого дворянина, которое, впрочем, было раза в два меньше моего.
Когда я прибыл к моему близкому германскому другу, я ощутил какую-то напряжённость, витавшую в воздухе. Меня это взволновало, однако я понимал, что в черте города, да среди бела дня угроза не велика, а потому отбросил нахлынувшее наваждение и смело шагнул во двор. А суета там стояла похлеще, чем в пчелином улье в разгар лета. Немногочисленные холопы носились по двору, кто-то что-то перетаскивал, кто-то судорожно подметал. В общем, стало ясно, с чем связана концентрация этого напряжения. Похоже, Генрих готовится встречать гостей. Он тогда много рассказал о своей семье. О своей придирчивой и высокомерной матери, о наивном и глупеньком младшем брате, которому, впрочем, недавно исполнилось десять. И, конечно, он подозрительно много говорил о своей семнадцатилетней сестрёнке, которая совсем недавно овдовела в результате какой-то из многочисленных войн Германских княжеств.
— Саша, друг мой, ты очень пунктуален! — Обрадованно воскликнул уже год как формально старший в роду Майеров.
— Я тоже рад тебя видеть, Генрих, — Вернул должок взволнованному приятелю, — Как я понял, ты ждёшь гостей?
— Всё так, Саша. Час назад в порт вошёл торговый корабль под флагом Ганзейского союза. Это моя Матушка шикует, не иначе. В общем, я тебе рассказывал, она женщина дюже властная. Любит, знаешь ли, не считаться с деньгами.
— Понимаю. А ты решил с корабля на бал? В смысле, сразу и меня с ней познакомить? — Откровенно говоря, у меня не было никакого желания представать перед женщиной, которую мне не в самых лучших красках описывал Генрих.
— Да! Конечно! Ведь благодаря тебе я в последние недели живу так, как наверное, никогда не жил и не смог бы жить у себя дома! К тому же ты знаешь язык и мне не придётся быть переводчиком.
— Да уж, обрадовал. — Мы двинулись в порт, который, впрочем, своими размерами не поражал. Вообще кораблями в торговую столицу Руси ходили лишь с севера и запада. Юго-восточные же соседи за неимением природной помощи в виде реки были вынуждены до самого города добираться по земле. Речные кораблики также не вдохновляли. Это были скорее большие лодки с низкой осадкой и довольно скромными размерами. Да-а, на такой, наверное, особо не поторгуешь. Хотя, раз уж в этой реальности торговля с западом идёт ни чуть не хуже, им, должно быть, хватает. Корабль Ганзейского торгового союза с красной-белым флагом мы нашли почти сразу. Да и не так уж и много судов сейчас находилось в речном порту. Прибыли мы как раз вовремя, ведь именно в этот момент капитан уладил все вопросы и кораблю разрешили спустить трап на пристань. Вообще пассажиров на судне было немного. Хотя больше оно, наверное и не поднимет. Я не сразу понял, кого мы ищем, но через мгновение Генрих потянул меня через толпу, пока наконец не вывел к одиноко стоящей троице явно Европейского происхождения. Этот долговязый парнишка, похоже, Ганс. Младший брат Майера. А вот и властная высокая женщина, смотрящая на всё вокруг с отъявленным презрением. Впрочем, этот взгляд быстро испаряется, когда она смотрит на Генриха. А это, судя по всему, Анна. Чуть ниже своей относительно высокой матери, она не имела ни её зловещего взгляда, ни предвзятости в глазах, ни даже мнимой гордости, присущей, иногда, даже Генриху. Она была светлолица и стройна. Её осанка и умный взгляд говорили о явно высоком происхождении. Если бы я не знал, кого мы встречаем, я бы подумал, что в северный русский город решила заехать какая-нибудь принцесса. Впрочем, никакого королевского высокомерия в ней не было. Чего, впрочем, нельзя сказать о её матери.
— Mutter! Wie freue ich mich, euch alle zu sehen! Also wie geht es dir? Wie bist du da hin gekommen? (Мама! Как я рад всех вас видеть! Ну, как вы? Как добрались?) — Генрих сиял, но мой цепкий взгляд не упустил его растерянности и взволнованности.
— Ich freue mich auch sehr, dich zu sehen, mein Sohn. Oh, ist das dein Diener? Ich habe noch nie russische Sklaven gesehen. Fabelhaft. Lass ihn unsere Sachen nehmen. (Я тоже очень рада тебе, сынок. О, это твой слуга? никогда не видела русских холопов. Удивительно. Пусть возьмёт наши вещи.) — Казалось, что в её речи были искренние эмоции, однако ни единый мускул не дрогнул на её лице.
— Fräulein Mayer, schön, Sie in unserer Wildnis zu sehen. Mein Freund hat viel über dich geredet, (Мисс Майер, приятно видеть вас в нашем захолустье. Мой приятель много рассказывал о вас,) — Поражённый её наглостью, я решил вставить свои пять копеек, чем немало удивил даже маленького Ганса. Что уж говорить об Анне и её матери. — Sag mal, wusstest du nicht, dass es hier nicht üblich ist, jeden als Sklave zu brandmarken?(Скажите, разве вы не знали, что здесь не принято клеймить всех рабами?)
— Oh, ich bitte um Verzeihung, Herr. Das ist ein bedauerlicher unfall(О, прошу прощения, господин. это досадная случайность.) — Было видно, что она мягко говоря поражена тем, что в «холодной и варварской» России кто-то свободно говорит на благородном немецком языке.
— Mama, das ist Alexander. Er kommt nicht aus Russland. Ich habe dir über ihn geschrieben. Dank seiner Ideen kann ich es mir jetzt leisten, dich zu beherbergen. (Мама, это Александр. Он не из России. Я писал тебе о нём. Благодаря его идеям я сейчас могу позволить себе приютить вас.)
Так мы медленно шли к поместью Генриха. Его мать не проявляла особого интереса к городу. Полной её противоположностью и в этом оказалась Анна. Она задавала мне множество вопросов. Что странно, ведь Генрих живёт здесь значительно дольше меня. Однако я, по мере возможности, отвечал ей. Почти каждый мой ответ сопровождался удивлёнными возгласами Анны и её глубоким, мечтательным взглядом. Всё ей здесь казалось новым, необычным, но, как ни странно, совершенно не чуждым. Этим мы с ней были очень похожи. Ведь оба попали фактически в новый мир. Интерес Ганса был скорее детским. Он смотрел на всё, как смотрит всякий младенец, больше удивляясь, чем интересуясь. Анна, как выяснилось, ещё по дороге сюда начала изучать русский язык при помощи благородных купцов, идущих с ними на одном корабле. Ей была интересна русская культура, она не производила впечатления классической надменной Европейки. Нет. Она, как и Генрих, душою была почти полностью русской.
Когда мы наконец вернулись в поместье Майера, его мать брезгливо поморщилась, посетовав, что на родине у них когда-то было в разы лучше. Генрих пригласил меня на обед. Не смотря на то, что я был откровенно голоден, я сначала думал отказаться. Не знаю, что заставило меня всё же принять это предложение: урчащий живот или пышущий интересом взгляд Анны. Да, сестра Генриха произвела на меня очень положительные впечатления. Особенно это чувствовалось на фоне её уж очень непосредственной матери. Она была классической строгой помещицей. Строгой и беспринципной. Злобной и брезгливой. Мне даже показалось, что это по её прототипу в моей реальности Тургеньев создал барыню в «Муму», а Пушкин в ей одной запечатлел описание всего высшего общества в «Евгении Онегине».
