Мое сознание словно бы начало становиться вязким и тяжелым. Я понял, что скоро отключусь. Я попытался снова вспомнить что-то хорошее из своего прошлого, но на этот раз мне почему-то в мысли приходили лишь строки из «Жить вопреки» Кипелова.

Я открыл глаза. Какого хрена? Я стоял за каменным выступом в каком-то… подземелье? Пещере?

Шум и гвалт стояли невообразимые.

Выглянув за выступ, увидел толпу непонятных бродяг-оборванцев. Час от часу не легче. Кто эти люди? Почему я здесь? Где это — здесь?

Неожиданная вспышка озарила мои мысли. Разбитый телефон. Автомобиль, готовый вот-вот раздавить меня в кровавую лепешку. Мрак небытия (да-да, то было не небытие, но как еще назвать то пространство, которое на самом деле не пространство, в котором я находился?). Луч, который на самом деле Проводник между мирами. И сейчас я, получается… в другом мире? Во делаааа…

Отирая ладонью вспотевший от напряжения и панического волнения лоб, я осторожно высунул голову из мнимого укрытия.

— Эй, ты! Тебе говорю, дерьма кусок!

Я не сразу понял, что мерзотного вида амбал, стоящий в десятке шагов от меня, обращается ко мне. Ростом не менее двух метров, в ширину уступает ненамного, бритая наголо голова вся изрисована странного вида татуировками (увидеть которые я смог лишь потому, что мужик нагнулся, дабы поднять кирку, которых было накидано прилично у стены), здоровенные ручищи с играющими мускулами, широкие сросшиеся брови, квадратный подбородок, неприятные, налитые злобой глаза, казавшиеся почти бесцветными. М-да, нутром чую, с этим типом мне скорешиться не дано.

— Мне? — глуповато переспросил я, пытаясь напялить на непослушные губы дружелюбную улыбку.

— Ты оглох? Кому еще? Давай, раб, шевели конечностями.

— М-м… простите, что от меня требуется?

— Да ты тугодум, что ли! Кирку хватай и вали за остальными работать, куриные ты мозги!

Что ж, хорошо уже то, что местные метафоры мне вполне знакомы. Взяв у амбала кирку и, совершенно не соображая, что за хрень творится вокруг, поплелся за другими оборванцами. Попутно я поднял взгляд к свету. Источник его здесь был один — огромное отверстие на высоте десятка метров. Солнца не видать, но небо чистое и ясное. Сверху была спущена веревочная лестница, по которой ползли вниз нескончаемым потоком оборванцы.

Оборванцы… а я сам-то? Запоздало я принялся осматривать свой прикид. Похоже, при переносе в другой мир я был упакован в более подходящую для местных реалий одежду — потертая, грязно-серая туника висит лохмотьями, широкие темные штаны местами порваны, кожаные сандалии жутко натирают ступни. На меня накатил неожиданной волной страх: я стал ощупывать лицо и волосы. Фууф… без зеркала сказать сложно, но, кажется, это я. Не хотелось бы в новой, чужой тушке оказаться. Ох, я действительно тугодум. Говорил же Проводник, что личность в цельном виде переносится. Ух, от сердца-то как отлегло.

А язык-то?! Да ведь я говорил с тем переростком не на русском! Это что творится-то? Фантастика, да и только!

Мы шли по бесконечному тоннелю. Камень, мрак, сырость и прохлада. Удручающая картина. Тоннель углублялся все ниже. Мрак стал настолько непроницаемым, что на стенах появились факелы. А для чего тут освещение? Что мне, в шахтеры выпало попасть?

Сделав еще пару сотен шагов, я мысленно охнул: да чтоб мне провалиться сквозь этот камень! Я что, напророчил себе судьбу, что ли? Реально шахтером помру? Вот дерьмоооо…

Мои товарищи по несчастью принялись уныло и монотонно бить по каменной стене, я же застыл с изумленно искривившимся ртом.

— Ты чего, парень? — обратился ко мне старик.

Вид его сразу располагал к себе. Грязный — да, оборванный — да, но большие светлые глаза так и изливали в мир доброту и дружелюбие.

— Делать-то чего? — отчего-то шепотом спросил я.

— Камень дробить — знамо дело. Камушки драгоценные искать. Ты, видать, из новых рабов.

— Мм… да. Я еще не освоился, — пробормотал я сконфуженно. Раб — ну надо же!

— Так и понял, — закивал старик. — Новую партию же только что прислали. Ты не теряйся только при главном — здоровенный такой детина, помнишь, наверное. Оскал его звать. А то он мигом тебя своей лапищей огреет — мало не покажется.

— Жесть…

— Что ты сказал, сынок?

— Да ничего…

Я пристроился рядом со стариком на свободном участке и принялся стучать по камню. Хватило меня на пятнадцать-двадцать минут, после чего рука устала, тело неумолимо потянуло на пол — дайте мне отдохнуть!

— Э, нет, сынок, давай-ка поднимайся, тут везде глаза да уши Оскала — мигом донесут на нерадивого раба, ух, не поздоровится тебе тогда.

Я неохотно поднялся на ноги и возобновил стук по камню.

— Это у тебя с непривычки руки уставать будут — пообвыкнешься чуток, и порядок будет.

Болтовню пришлось оборвать. Из-за бесконечного стука говорить было тяжело, кричать — не стоит, в нормальном режиме ничего не услышишь.

Я стоял у стены, дробил камень и мрачно размышлял о том, что, кажется, попал в еще большее дерьмо, чем была моя прежняя жизнь.

***

Я перестал ощущать ход времени. Оно то ли застыло, то ли понеслось слишком стремительно, чтобы следить за ним. Руки у меня превратились в воющие от изнеможения палки. Ладони рыдали кровью. Пот жег глаза.

«Проводник, вытаскивай давай меня из этой дыры! — вопил я мысленно. — Не хочу второго шанса, умереть хочу!»

Но Проводник оставался глух к моим мысленным воплям и мольбам. Камень, кирка и кучка оборванцев вокруг не исчезли.

Наконец пришел Оскал и скомандовал отбой, после чего вновь удалился.

Оборванцы, в числе которых теперь был и я, поплелись обратно по тоннелю. Наконец-то! Скоро я увижу свет! Может, еще душ и жрачку предоставят? Ну а как иначе?!

Что? Какого хрена???

Мы, вместо того, чтоб добраться до отверстия наверху и вылезти в мир, свернули в ответвление тоннеля, которого я утром (днем?) не заметил. И снова бесконечные шаги… Вышли в огромный — просто колоссальный! — каменный зал, освещенный десятками факелов. Тут и там сновали люди. Дети — дети?!! — тенями шмыгали вдоль стен. Женщины что-то там колдовали над мисками и чашками. Мужчины — то бишь мы все, кто пришел только что — после тяжкого трудового дня устало садились, ложились, падали на пол.

— Что происходит? — вполголоса обратился я к старику, от которого старался не отставать. Как никак единственный, к кому я пока что испытываю хоть какое-то подобие доверия. — Что мы тут делаем?

— Как что? — Его изумленные широкие, седые брови взметнулись вверх. — Живем.

— Жи… что? — Я, наверное, ослышался. Ведь не бывает же…

— Это наш дом, сынок. Теперь и твой тоже.

Не ослышался — бывает.

— Но… — я буквально потерял дар речи. — Но как жить в пещере?!

— Сынок, ты будто с луны свалился. Видать, издалека попал сюда. Неужто не слыхал про шахтеров-рабов, не видавших солнечного света годами? Правда, дожить еще надо до того, чтобы пребывание здесь годами исчислялось…

— Что за жесть… — прошептал я, даже не пытаясь скрыть своего потрясения.

— Каждый, кто попадает сюда, добывает драгоценные камни до самой смерти. Выход из этих пещер — лишь один. В мешке.

— В каком мешке? — спросил я, пытаясь собрать расползающиеся в панике мысли в кучу.

— В мешке для трупов.

Дааа… правда жизни жестока и беспощадна.

В молчании я лицезрел происходящее, как мне казалось, целую вечность. Люди двигались (у кого еще оставались силы), ходили, ели, пили, говорили… А я стоял столбом и пытался вместить в своей ограниченный разум все это безумие, облеченное в форму ухмыляющейся мне в рожу реальности.

— Но как можно жить в пещере всю жизнь??? — Наконец я смог кое-как приструнить мысли и заставить их повиноваться мне. — Вы что, совсем не вылезаете наружу?

— Совсем. Впрочем, когда прибывает новая партия рабов — приблизительно раз в полгода или год, ежели немного помрет людей — нам дозволено пройти к выходу — но не подниматься наверх. И тогда мы наслаждаемся солнечным светом и видом неба.