— Она… она обращается в сомна. Каждую ночь. Уже месяц, — сухо отрапортовал Батлер, но закусил край стакана, чтобы не вскрикнуть. Зубы отбивали дробь по сколотой пыльной кромке.

— И ты молчал целый месяц? Как же так? — не понимал Джоэл. Выходит, горе постигло Батлера уже давно. Но он ничем не выдал своего первого потрясения, не рассказал друзьям, как и Энн об эпидемии превращений в Академии.

Как будто все опасались, что Джоэл немедленно донесет Верховному Охотнику, или же просто больше не верили, что он в силах кому-то помочь. Да и он не верил. Слишком тугим узлом скручивалось это страшное пространство потерь, тянущее к роковой воронке поющие тела. Но все песни и звуки обрывала фатальная тишина. Змей — синоним тишины и смерти.

— Ида… Ида… — срывающимся голосом начал Батлер. — Она… превратилась однажды ночью, месяц назад. Я хотел убить ее! Силы праведные, Джо, я хотел убить ее! Хватаюсь за меч, гляжу — сомн. Она — сомн. И стоит над колыбелькой. Джо… как же это было… Как это было страшно! А потом, потом вижу, что она как будто все понимает, не монстр она! Джо! Она не монстр… как она смотрела на нашу малышку, как склонилась над ней… Не монстр. Но обращается каждую ночь. Я больше так не могу, Джо. Не могу.

Батлер сник, схватившись руками за голову. Он словно заживо горел, корчился в дыму непомерной тоски. Глаза едва не выпадали из впалых глазниц в черной обводке лиловых кругов, когда друг рвал на себе волосы. Джоэл встряхнул его за плечи, заставил выпрямиться на табурете. В алом рассвете, который еще не огласил сигнал подъема, белесое лицо Батлера смотрелось облитым кровью, будто он уже убил Иду.

«Все понимает, обращается только ночью. Как? Ни в одной хронике такое не описано. Но ведь был не так давно сомн, который еще что-то понимал… Он бежал к старухе в черной шали. Только очень скоро он превратился в неразумное чудовище», — вспомнил Джоэл. Возвращались образы сгоревшей весны, защелкивались затворы, закрывались створки ворот. Эта омытая болью пора закидала вопросами, надорвала границы привычного понимания вещей, да так и оставила подвешенными над бездной.

— А днем? Что с ней днем? — суетливо хрипел Джоэл, наливая и себе стакан ядреного самогона и проглатывая огненное пойло, как воду. Легче не делалось. Так или иначе, хотелось узнать правду, чтобы разделить боль.

— Днем она снова моя Ида! — вновь простирая руки, как сломанные крылья, воскликнул Батлер. — Добрая мать нашей малышки и любящая жена. Моя Ида.

«Моя Ида, моя Джолин», — пронеслось страшной аналогией в голове. Смутные образы накладывались друг на друга, менялись местами, увлекая в хоровод пугающих видений, который восходил к бездонной воронке, уводя из мира живых.

— Что это значит, Батлер? Что значит? — окончательно терял нить реальности Джоэл. Он парил в длящемся сне-предупреждении, ощупывал лицо, нервно откусывал заусенцы — настоящее, не сон. Слишком много ненужных деталей, рассыпанных вокруг, как осколки разбившейся сферы.

— Пойдем, Джо, — вдруг ровным тоном твердо попросил Батлер, вставая: — Пойдем, умоляю! Мне не к кому обратиться, кроме тебя. Ты должен сам все увидеть. Мне кажется, ты знаешь больше меня.

— Что же я знаю-то? Батлер, — выдохнул Джоэл и оставил на столе короткую записку для Ли: «Я жив, все в порядке, скоро вернусь». Но последние два обещания вызывали много сомнений. Он не был в порядке, и время, которое требовалось на визит к Батлеру, никто не мог отсчитать заранее.

Джоэл наспех оделся, забыв и о шейном платке, и о треуголке, которую подарил Ли. Зачем? Пустое, когда весь мир сужался до крошечного коридора, ограниченного завесой тайны. И единственным проводником служил старый друг, длинный и тощий, как перевозчик душ из древних мифов. Только он не просил монет и не правил лодкой. Бессмысленно — они и так все метались по тонущему кораблю старого города, увязшего в Хаосе, разверстого когтями мертвой тишины.

«Брать ли оружие? — спохватился Джоэл уже на улице, щурясь на первые солнечные лучи. — Но Батлер не просил. Значит… я не иду как палач. Я не палач!».

И эта мысль хоть немного успокаивала, оправдывала, давая слабую надежду. Преодолевая извилистые проулки, которыми Батлер вел к своему новому дому на окраине Торгового Квартала, Джоэл на миг испугался, что их старый верный друг примкнул к революционерам или какой-нибудь новой опасной секте. Но нет, похоже, он просто стремился избежать смены караулов, за годы службы он прекрасно знал, в каких точках ночные стражи передают свой пост дневным и уносятся в Цитадель вместе с воспоминаниями о кошмарах прошедшей ночи.

«Дожили, два охотника прячутся от охотников по чужим огородам», — посетовал Джоэл, когда нечаянно раздавил мясистую капусту на грядке. Батлер встрепенулся от хруста и, как нашкодивший мальчишка, отодвинул доску в заборе, призывая протискиваться в следующий двор.

— Почему мы не можем идти нормально? Или хотя бы по крышам? — тихо недоумевал Джоэл.

— Потому что я больше не охотник и пришел до сигнала, — коротко объяснил Батлер, отчего Джоэл снова испугался, будто его ведут в ловушку. — Прости, Джо, я не хотел впутывать Ли. Все… все так сложно.

Батлер замер на мгновение, съежился, исступленно лохматя и без того поредевшие волосы с блестящими в них седыми прядками. Как же Батлер постарел за лето! Наверняка за тот месяц, который превратился в его личный кошмар наяву, тяжелое бремя сомнений и молчания.

Неудивительно, что в театр он пришел один: им с Энн такой подарок был хуже плевка. Джоэл еще тогда заподозрил. Только они с Ли, два глупца, все приняли за чистую монету, обрадовались, повеселились. Но теперь воспоминания о безмятежном счастье казались почти преступными. Джоэл наслаждался в яблоневых рощах бездельем и радостью, пока старинный друг терзался подле обреченной жены, наверняка не раз хватаясь за меч. И снова его опуская. Пусть он не рассказывал, но Джоэл живо представил картину в деталях. Он хорошо знал мимику и движения Батлера, знал, как тот измучен бесконечной чередой потерь, будто кто-то его и впрямь однажды проклял. Змей посмеялся, наделив самого достойного и милосердного охотника самой несчастной судьбой.

«Только бы с твоей малышкой ничего не стряслось! Силы праведные, я в вас не верю, но молю!» — судорожно думал Джоэл, пока они скитались по огородам, переходя украдкой через пустынные улицы. Вскоре с башен донесся утробный гул — городу повелевали проснуться. Больше не требовалось скрываться, хотя они все равно пересекли заброшенный сад. Джоэл узнал в беленом аккуратном домике жилище арестованного постоянного клиента Джолин.

Герань на запыленных окнах засохла и сморщилась, урожай же с грядок и деревьев уже собрали, вероятно, унеся на городские склады для общего запаса. Незаселенный дом пока стоял напоминанием о недавнем потрясении. Еще одном, очередном, в этой бесконечной круговерти.

Два дня счастья пролетели касанием теплого ветра. Крошечный стеклянный шар с хлопьями снега или весенними соцветиями — бессмысленная, но красивая игрушка, выскользнувшая из рук, разбившаяся вдребезги. Остались только растоптанные лепестки под грязными сапогами. И ни тени покоя.

Сердце отмеряло удары на уровне горла, холод бился в висок назойливой птицей, когда бывшие охотники уже без опасений вынырнули на одну из улиц Торгового Квартала, миновав бельевые веревки. «Джо, не хочу становиться мылом», — пронеслось в голове, когда в лицо ударил неприятный запах выстиранных вещей. Похоже, мыло и впрямь делали из сомнов.

«Никто из вас не станет мылом. Обещаю. Вы все выживете! Обязательно!» — твердил себе Джоэл, словно заклиная пространство, сошедшееся клином возле приземистого двухэтажного строения с простой вывеской «Скобяная лавка».

Батлер не придумал никакого названия, и магазин на первом этаже выглядел заброшенным. Похоже, уже месяц он не пытался ничем торговать. Все его мечты и надежды рухнули, и вот он пришел к другу, раздираемый отчаянием. Пришел, чтобы просить все исправить. И Джоэл снова гнулся под тяжестью непомерной ответственности. Он не знал, как помочь. Наверное, впервые ощущал себя таким беспомощным. Если бы он изучал хотя бы основы гематологии, анализируя под микроскопом кровь сомнов, то мог бы еще что-то сообразить, найти объяснение.