Разумеется, о многих замыслах Нечаева эти женщины и не подозревали. Достаточно сказать, что "Катехизис революционера", например, был обнародован впервые только на суде. Вместе с тем трудно представить, чтобы жена П. Г. Успенского-А. И. Успенская - могла не знать (или не догадываться) об убийстве, тем более что даже на процессе, разоблачившем нечаевские методы шантажа и мистификаций. Успенский не раскаивался в убийстве Иванова, считая подобный акт допустимым в революционной практике. Большинство женщин было оправдано судом: кроме Дементьевой и Александровской понесла наказание только Беляева, приговоренная к двум месяцам тюремного заключения, по отбытии которого она должна была пять лет находиться под строгим надзором.

Однако этот факт можно объяснить не столько непричастностью женщин к убийству, сколько, с одной стороны, тактикой подсудимых (почти все они вообще ни в чем не сознавались или запутывали следствие разноречивыми показаниями), с другой-исключительными условиями судебного процесса, являвшегося первым политическим процессом, проходившим на основе судебных уставов 1864 г., "при добросовестном соблюдении всех процессуальных норм и, главное, в условиях почти неограниченной гласности"³⁷.

Демократически настроенная защита, показания подсудимых-в большинстве своем честных, самоотверженных и бескорыстных людей - выявила пропасть между их побуждениями и авантюристическими замыслами Нечаева, умело пользовавшегося революционной одержимостью молодежи, особенно женщин. И в этом смысле процесс нечаевцев, как и нечаевщина вообще, стал полезной школой для развитая революционного самосознания, в том числе и женщин - участниц освободительной борьбы. Так, М. О. Антонова, ставшая женой известного народника Ф. В. Волховского, в дальнейшем связала свою судьбу с народниками. Боевое крещение в деле нечаевцев получила А. Н. Луканина: ее арестовали в январе 1870 г. в Петербурге, но через две недели освободили. В том же году она слушала лекции в Медико-хирургической академии, в 1872 г. уехала продолжать образование в Цюрихском университете. Там Луканина примкнула к бакунистам. По требованию правительства в Россию она не вернулась, отрезав, себе тем, самым обратный путь на родину. Там, в Западной Европе, Луканина получила звание доктора, занималась литературной работой, но так и не смогла добиться разрешения вернуться домой. Разумеется, встреча с Нечаевым кого-то революционизировала, но кого-то и отвратила от общественной борьбы. Последнее относится в первую очередь к совсем юным и житейски неопытным девушкам, каких оказалось немало вокруг нечаевской организации: Наде Успенской, сестре П. Г. Успенского, не исполнилось еще и 16-ти, Анне Нечаевой было 17... Отошли от революционного движения Беляева, Бобарыкова, Лихутина. А Воронцова и Томилова в дальнейшем поддерживали активные отношения с народническими кружками.

Александра Успенская добровольно последовала в Сибирь за мужем, приговоренным к каторжным работам, жила в Нерчинске, потом на Каре. После гибели П. Г. Успенского (он был повешен товарищами по каторге по недоказанному подозрению в предательстве - трагическое повторение истории с убийством Иванова!) в 1882 г. она вернулась в Москву, активно участвовала в народническом движении, за что преследовалась властями.

Драматические события нечаевщины впрямую сказались на деятельности революционных организаций начала 70-х годов-"чайковцев" и "москвичей", - в которых значительная роль принадлежала женщинам. Об извлечении революционных уроков из процесса нечаевцев свидетельствуют слова Германа Лопатина: "Крайности порождают противоположную крайность"³⁸,- написанные им в связи с нечаевщиной в письме П. Л. Лаврову. Это выражение можно истолковать не только в том смысле, что чем сильнее угнетение, зажим, тем отчаяннее и резче отпор, но и так: безнравственности противостоит высокая моральность, иезуитству и мистификациям - чистота и честность побуждений и действий.

Начались 70-е годы и вместе с ними новый подъем в русском освободительном движении. Это была и новая ступень в развития женского самосознания, гражданской активности, выразившаяся, в частности, в возрастании степени участия и роли женщин в революционной борьбе.

В словаре "Деятели революционного движения в России" в 70-х годах зафиксированы 1123 женских имени, что составляет почти 20% от всей совокупности революционеров (5664 чел.)³⁹. В начале главы мы отмечали, что среди шестидесятников фигурировали лишь 94 женщины - 5% от числа всех революционеров той поры (1655 чел.). Таким образом, произошел большой скачок, свидетельствующий о массовом участии женщин в революционной борьбе.

Советский историк В. С. Антонов, анализируя социальный состав семидесятников, констатировал, что среди них было больше 50% учащихся, которые вместе с лицами интеллигентных профессий составляли 60%. В их число вошло и подавляющее большинство женщин: курсистки и гимназистки, учительницы, акушерки, фельдшерицы.

Дело, однако, не только в количественном росте женщин-революционерок. Возросла их общая активность, которая проявлялась в разных направлениях. Вспомним, что в 1870г. женщины добились открытия Владимирских курсов в Петербурге, а в 1872 г.- в Москве, в 1872 г. они начали получать систематическое медицинское образование, вели упорную борьбу за открытие Высших женских курсов. Параллельно, а вернее, в ходе этой борьбы крепли и революционные настроения. Женщины входили во все крупнейшие революционные организации 70-х годов: в "Большое общество пропаганды", во "Всероссийскую социально-революционную организацию", вторую "Землю и волю", стали интенсивно участвовать в "хождении в народ". И больше того, в известном смысле женщины задавали тон, определяли "моральный климат" периода 70-х годов. Так, в истоках "Большого общества пропаганды" ("чайковцев") находился женский кружок С. Перовской и сестер Корниловых, сложившийся еще в 1869 г. В этой революционной организации -- первой с широким участием женщин - из 102 установленных членов и сотрудников женщины составляли 21,5% (22 чел.)⁴⁰.

"Чайковцы" формировались, отталкиваясь от отрицательного опыта нечаевщины. Их общество основывалось на равенстве всех членов и полном доверии друг к другу. Прием новых членов был строго ограничен и возможен только в случае единодушного согласия и убеждения всех "чайковцев" в том, что новый товарищ соответствует их представлению о личности революционера: отличается высокой нравственностью, чувством долга, товарищества, лишен таких пороков, как эгоизм, неискренность и т. п. Революционеры вели простой, суровый образ жизни. По их признанию, они жили даже хуже заводских рабочих. Энтузиазм, самоотверженность, преданность своим убеждениям спаяли их в здоровый коллектив. "Никогда впоследствии я не встречал такой группы идеально чистых и нравственно выдающихся людей",-вспоминал позднее Петр Кропоткин, который сам мог бы служить эталоном нравственности и порядочности⁴¹. Опираясь на показания семидесятников, В. Богучарский еще в 1912 г. в первой обстоятельной монографии, посвященной народникам, справедливо связывал "такой моральным характер" с "женским влиянием на мужской элемент"⁴².

Действительно, многие из этих женщин заслуживают - а некоторые, к счастью, уже заслужили - того, чтобы о них написали книги, очерки и даже романы. Назовем здесь только несколько имен. Софья Перовская (1853-1881 гг.) - одна из лидеров освободительного движения, пользовавшаяся в организации огромным влиянием, авторитетом, любовью товарищей. Три сестры Корниловы: Александра Ивановна (по мужу Мороз, 1853-после 1938 г.). Вера Ивановна (по мужу Грибоедова, 1848-1873 гг.), Любовь Ивановна (по мужу Сердюкова, 1852-1892 гг.), дочери богатого фабриканта, отдавшие свои деньги на революционные нужды. Олимпиада Григорьевна Алексеева (по мужу Дьякова, 1850-1918 гг.), мать двоих детей, отказавшаяся от спокойной помещичьей жизни и ставшая активнейшей участницей "хождения в народ". Ее квартира в Москве стала "своеобразным перевалочным пунктом" для молодежи, отправлявшейся "в народ" Татьяна Ивановна Лебедева (1850-1887 гг.), жена Михаила Фроленко,- возможный прототип Тани Репиной в широко известном романе Степняка-Кравчинского "Андрей Кожухов". Она вместе с Перовской и Фигнер вошла в первый состав Исполнительного комитета "Народной воли" и погибла на каторге... Ни одна из них, по убеждению Кропоткина, "не отступила бы перед смертью на эшафоте"⁴⁴.