К следствию по делу нечаевцев привлекли 30 женщин, т. е. третью часть участниц революционного движения 60-х годов, зафиксированных в био-библиографическом словаре. Восемь из них судились по процессу 1871 г.- впервые в истории политических разбирательств в России, на что указал в своей речи адвокат Е. И. Утин.
В свое время Ф. М. Достоевский писал о замысле "Бесов": "Я хотел поставить вопрос, и сколько возможно яснее, в форме романа, дать на него ответ: каким образом в нашем переходном и удивительном современном обществе возможны - не Нечаев, а Нечаевы, и каким образом может случиться, что эти Нечаевы набирают себе под конец нечаевцев?.. Как можно, чтоб Нечаев мог иметь успех? Меж тем несколько предвзятых понятий, чувство чести. Ложное понятие о гуманности. Самое мелкое самолюбие... даже и честный, и простодушный мальчик, даже и хорошо учившийся, может подчас обернуться нечаевцем... разумеется, если попадет на Нечаева: это уж sine qua non"28.
Еще, можно сказать, противоестественнее, что в орбите С. Г. Нечаева, попиравшего своей псевдореволюционностью, методами шантажа и провокаций всякую нравственность и человечность, оказались девочки, честные, простодушные и даже хорошо учившиеся. Следует отметить, что в пресловутом "Катехизисе революционера" Нечаев огромное значение придавал "содействию женщин", которые делились им на три разряда по мере их полезности революционному делу: 1) "пустые, обессмысленные и бездушные", 2) "горячие, преданные, способные, но не наши, потому что не доработались еще до настоящего бесфразного и фактического революционного понимания" (под которым, как мы теперь знаем, Нечаев понимал бездумное и беспрекословное подчинение), 3) "совсем наши, то есть вполне посвященные и принявшие всецело нашу программу... Они нам товарищи. Мы должны смотреть на них, как на драгоценнейшее сокровище наше, без помощи которых нам обойтись невозможно"29.
Известно, что сам Нечаев обладал таким магнетизмом, производил такое сильное впечатление своей убежденностью и одержимостью, что даже в условиях строжайшей изоляции Алексеевского равелина, куда был заключен позднее, сумел распропагандировать свою стражу. Нужно ли удивляться, что, например, его сестра Анна, "простая, почти безграмотная" девушка, "просто обожала брата, гордилась им безмерно"30.
Да что говорить про Анну Нечаеву, если даже Вера Засулич, имевшая ко времени знакомства с Нечаевым определенный революционный опыт и раньше многих других распознавшая и отвергшая его иезуитско-мистификаторские методы борьбы, все же согласилась дать ему свой адрес для получения писем из-за границы, за что и поплатилась двухлетним заточением в Литовском замке и Петропавловской крепости с последующей ссылкой.
Конечно, говорить о "посвященности" всех женщин, причастных к делу нечаевцев, не приходится. Да и степень причастности каждой была весьма различна: на скамье подсудимых оказалось лишь восемь из них.
Одной из центральных фигур процесса стала Александра Дмитриевна Дементьева (1850-1922 гг.). Мещанка по происхождению, в 1867 г. она окончила Мариинскую гимназию в Петербурге. Активно участвовала в студенческих "беспорядках" 1868-1869гг., напечатала в 40 экземплярах прокламацию "К обществу" своего жениха П. Н. Ткачева. При обыске в марте 1869 г. у нее обнаружили типографский шрифт и набор, за что она была арестована.31
П. Н. Ткачев, идеолог русского бланкизма, имя которого было уже достаточно известно в революционных кругах, вместе с Нечаевым возглавлял наиболее левую и решительно настроенную часть студенчества. Нечаев скрылся за границей еще до открытого выступления петербургских студентов, Ткачева арестовали и судили по процессу нечаевцев. Показательно, что позднее П. Н. Ткачев в отличие от большинства революционеров, осудивших тактику Нечаева, не сделал этого, признавая допустимыми все средства для достижения цели32. Можно предположить, что такой же точки зрения придерживалась и А. Д. Дементьева, ставшая к тому времени его женой. На суде она произнесла речь, перепечатанную многими газетами. Это было первое публичное выступление женщины на политическом процессе, в котором значительное место уделялось специально женскому вопросу, бесправному положению женщин в России, толкавшему их на борьбу с царизмом. "Даже те немногие отрасли знаний, которые предоставлены женщинам, обставлены такими преградами, что весьма немногие имеют возможность пользоваться этими средствами"33,- сказала Дементьева. Она указала на активный протест как на естественный выход из этой противоестественной ситуации.
С заседания суда Александра Дмитриевна отправилась в Петропавловскую крепость с букетом цветов, купленным ей (разумеется, с разрешения либерального начальства) обвиняемым Феликсом Волховским, В городе начался сбор денег на приданое ей. Дементьева была приговорена к четырем месяцам тюрьмы. Отбыв тюремное заключение и последующую ссылку, в 1874 г. она получила разрешение выехать за границу к бежавшему туда ранее мужу, но при условии невозвращения на родину. Разрешение вернуться в Россию было ей дано только в 1903 г. (через 18 лет после смерти Ткачева). А. Д. Дементьева приехала из эмиграции с дипломом доктора и врачебной практикой, которую продолжила на родине. Она работала врачом в русско-японскую войну и в 1905г. арестовывалась за пропаганду среди солдат. В 1906 г. Дементьева боролась с холерной эпидемией. Умерла она в Воронеже, где прошли последние годы ее жизни.
Совсем другую роль в процессе играла Варвара Владимировна Александровская (урожденная Чирикова) - дочь подпоручика, жена коллежского советника, по профессии - акушерка. Она родилась в 1833 г. в Калужской губернии. Первый раз была арестована в 1862 г. в Петербурге за революционную пропаганду в воскресных школах и после трех месяцев пребывания "в смирительном доме" выслана под строгий надзор полиции в Тульскую губернию. Уже тогда Александровская предлагала свои услуги жандармам. В 1867 г., после раскаянного прощения, она получила разрешение вернуться в Петербург под поручительство мужа и гласный надзор полиции. Это не помешало ей в 1869 г. примкнуть к нечаевцам, стать членом "Народной расправы". В конце того же года Александровская вместе с Нечаевым скрылась за границу. В январе 1870 г. при возвращении из Швейцарии ее арестовали на границе, обнаружив прокламации. Во время суда Александровская - единственная из подсудимых - выражала раскаяние. Более того, она предлагала свои услуги для поимки Нечаева. Выявленные факты дают советским исследователям основание предполагать, что роль Александровской в процессе нечаевцев была провокационной34. "За злоумышленное распространение преступных сочинений" Александровскую сослали в Западную Сибирь, где она, будучи уже в солидном для тех времен возрасте, вновь вышла замуж - за ссыльного Богемского. Дальнейшая ее судьба неизвестна35.
Подсудимые Е. И. Беляева и Е. X. Томилова были тесни связаны с самим С. Г. Нечаевым. Беляева, приехавшая из Калуги в Москву, чтобы поступить на женские курсы, в сентябре 1869 г. стала членом нечаевского кружка Долгова. По замыслу Нечаева, она должна была ехать с ним за границу, но была арестована. Томилову задержали значительно раньше, в апреле 1869 г., после обыска, во время которого обнаружили конспиративные письма, в том числе и от Нечаева. Еще две подсудимые - А. И. Успенская и Е. Н. Лихутина состояли в родственных отношениях с нечаевцами. Лихутина участвовала в петербургском нечаевском кружке, организованном двумя ее братьями. А. И. Успенская, сестра Веры Засулич, была женой П. Г. Успенского, одного из учредителей "Народной расправы" и участников убийства студента И. Иванова, отказавшегося слепо повиноваться Нечаеву. Наконец, Ю. В. Бобарыкова и Л. Е. Воронцова (обе оправданы судом) были повинны главным образом в знакомстве со многими из нечаевцев. Характерно, что все эти женщины не отличались молодостью, особенно по тем временам ранней активности: только Дементьевой и Воронцовой было по 20 лет. Успенской исполнилось 23 года, пяти остальным-свыше 25 лет; Александровская (37 лет) и Томилова (31 год) были самыми старшими* среди 79 подсудимых того в целом молодежного процесса, а, следовательно, все они должны были осознанно нести ответственность за свои поступки.
