— Если бы ты мог видеть что-то, кроме себя, ты бы понял, почему, — огрызнулась я. — Ты не можешь злиться на меня за то, что я веду себя как обычно, Риккард.

— Августина, которую я знаю, амбициозна, Августина, которую я знаю, могла бы покорить весь мир, если бы захотела.

— Ты выдумал эту девушку в своей голове. Ее не существует!

— Это неправда.

— Ты выделил меня из общей массы первокурсников и проявил ко мне интерес, а я также не была невинной и с готовностью приняла твоё внимание. Но колледж — это всего лишь четыре года нашей жизни. А как же остальные? Ты можешь честно посмотреть мне в глаза и сказать, что твоя семья примет меня, что я буду пригодной для Хоторнов?

Риккард выглядел пораженным.

— Мне все равно, что они думают.

— Не лги мне.

Он засунул руки в карманы, двигая челюстью.

— Ты можешь стать Хоторном, если захочешь, и ты это знаешь, — он понизил голос. — Ты просто слишком напугана.

Я ничего не ответила.

— Назови это рациональностью, назови это проницательностью, но я знаю правду, Августина. Ты боишься. Ты боишься расстаться с Джонатаном, ты боишься быть со мной, ты боишься идти к своей мечте.

Мороз пробежал по моему телу.

— Не говори со мной так.

— Я прав, не так ли?

— Риккард, ты знаешь, почему я живу с тетей и дядей?

Он замолчал. Он действительно знал — не могло быть такого, чтобы он не разузнал обо мне.

— Знаю.

— Они были великолепны, Риккард. Они были великолепны — они считали себя богами, и посмотри, что из этого вышло.

Его голос стал очень мягким.

— Ты — не твои родители, Августина.

— Пока нет, но я могу ими стать, — я встретила его взгляд. — Так что нет, я не стану выбрасывать годы своей жизни из-за парня, которого я встретила два месяца назад.

На его лице мелькнула обида.

— Когда это я давал тебе понять, что твоя жизнь будет выброшена на ветер, если мы будем вместе?

Ни разу.

— Мне надоело играть в эту игру, Августина, — признался он. — Это убивает меня. Меня убивает, что я вижу тебя каждый день, что ты так близко и не могу до тебя прикоснуться. Меня убивает, что ты растрачиваешь свой потенциал, и особенно меня убивает, что какой-то полудурок случайно заполучил тебя и не делает все возможное, чтобы удержать тебя.

— Игра не может закончиться, — пробормотала я. — Пока в ней нет победителя.

Но я чувствовала, что проигравших будет двое.

Когда пришло приглашение на заключительное мероприятие по посвящению в члены клуба «Аргус», я была удивлена.

Мы с Риккардом не общались после нашей ссоры, и я полагала, что он вычеркнет меня из процесса посвящения в члены клуба «Аргус», чтобы не видеть меня — или, наоборот, клуб воспользуется первой же возможностью, чтобы исключить меня. Вместо этого мне под дверь бесшумно подсунули небольшой черный конверт с надписью:

Вас ждет вечер изысканных блюд.

Встреча состоится: в 18:00, у ворот Джонсона.

Заключительное мероприятие — во всех клубах было только три этапа, как сказала мне Сериз, и круг потенциальных членов становился все меньше и меньше. Когда я подъехала к воротам Джонсона²⁹, там уже ждали четверо других панчи. Я стояла в стороне, наблюдая, как они толкают друг друга и поздравляют с тем, что им удалось пройти этот путь. Их лица были знакомы, но я не могла вспомнить их имен.

Вскоре по Массачусетс-авеню проехала черная машина и припарковалась напротив нас. Тревожная тишина воцарилась между ребятами, когда мы забрались в машину. В машине был только водитель, и он ничего не сказал, когда мы отъехали от обочины.

Вдали показался аэропорт, но мы не останавливались, пока не подъехали к частному ангару. Нас ждал небольшой самолет, в который садилась еще одна группа панчи.

Нам ничего не говорили, пока мы следовали за остальными и поднимались на борт самолета. Я обследовала кожаные кресла в поисках золотисто-каштановых волос, но они были абсолютно пусты, за исключением единственной стюардессы. Я сидела в одиночестве на заднем сиденье и смотрела в окно, как Бостон исчезает под нами.

Вскоре стали видны огни города, ряды зданий с улицами, пронизывающими их, как вены. Эмпайр-стейт-билдинг выглядел как второй сын на фоне темной ночи, и от его вида в самолете нарастало предвкушение. Полет длился чуть больше часа, и потом нас пересадили в другой микроавтобус.

До самого отеля с нами никто не разговаривал. В фойе нас встретил одетый в смокинг мужчина, который передал нам индивидуальные карточки-ключи.

— Сопровождающий постучится к вам в одиннадцать, — таков был его единственный ответ на животрепещущие вопросы собеседника.

Мой номер располагался на седьмом этаже, это был роскошный люкс с кроватью больше, чем в моем общежитии, и гидромассажной ванной с десятком форсунок. Окна занимали всю стену, из них открывался вид на город.

На белом покрывале лежала одна прямоугольная коробка. К ней была прикреплена шелковая лента и приложена записка: — На ужин требуются маски.

Я приподняла крышку и увидела среди черной ткани серебряную маску.

Маска была в виде совы с острым клювом и переливающимся хохолком из перьев, выкрашенным серебром. Я примерила ее перед зеркалом, и она закрыла половину моего лица — если бы я была не единственной девушкой в зале, это могло бы дать мне шанс на анонимность.

Ткань, как выяснилось при ближайшем рассмотрении, была платьем. Длинное, черное, оно скользило по моим пальцам, как вода. Оно идеально сидело, и мое отражение в зеркале было таким, словно я смотрела сквозь хрустальный шар. Я выглядела старше, загадочнее. Передо мной была женщина, а не девушка.

Туфель не было, и я надела балетки, в которых пришла, радуясь, что длина скрывает их потертые подошвы от посторонних глаз.

Без десяти десять раздался стук в дверь, и меня ждал мужчина в маске лисы. Он вежливо улыбнулся, но ничего не сказал, только жестом попросил следовать за ним. Никого из других панчи со мной не было. Мужчина провел меня на несколько этажей вниз к двум большим дверям, от их витиеватого дизайна захватывало дух. За ними раздался мужской смех.

Двери открылись, и меня втолкнули в аляповатую комнату с мебелью из темного дерева и зелеными кожаными диванами. Мужчины, одетые в смокинги, выдыхали клубы дыма, которые поднимались к сверкающей люстре. Все были в масках — даже официанты, которые предлагали бокалы с виски и кубинские сигары на серебряном блюде.

Я обвела взглядом зал, но опять не обнаружила того, кого искала. Официант предложил мне бокал шампанского, и я, балансируя им в руке, ходила по залу. Мужчины в основном не обращали на меня внимания, и это позволяло мне подслушивать их разговоры. Как и на коктейльной вечеринке, панчи и члены клуба говорили о своих достижениях, богатстве, ценности.

И тут, подобно удару молнии, меня осенило. На мгновение у меня перехватило дыхание.

Кто-то постучал по бокалу, привлекая мое внимание. У арочного проема стоял дворецкий.

— Пожалуйста, займите свои места.

Обеденный зал состоял из полудюжины деревянных столов, расставленных по всему помещению. Я поискала свое имя и обнаружила, что сижу между Амосом Дэшиэллом и Варфоломеем Хилберном. Последний холодно поприветствовал меня, в то время как Варфоломей расцеловал меня в обе щеки, похвалив мое платье.

Риккарда опять не было видно, и его отсутствие бросалось в глаза. Все места были заняты, кроме двух за столом в центре. Я заметила Сорена, который уже расстегнул две верхние пуговицы своего смокинга и хмурился под маской, похожей на волчью.

Ужин был вкусным, и я сидела молча, пока панчи за моим столом болтали без умолку. По мере употребления алкоголя формальности сходили на нет. В перерывах между пьяными тостами я улизнула на поиски Риккарда.