Имя корабля уже различимо – на носу читается слово «Чиж». А из верхнего окончания обломка мачты выставилась голова в треуголке – это сестрица Кэти привела корабль после боя с турецким флотом. Не всем флотом, разумеется. Разведка доложила о наличии у выхода в море двух кораблей и пяти нефов. Это, так сказать, исходные данные. Кэти бегала попробовать на них свои зубы. Уже известно от наблюдавших с берега сию битву казаков, что один неф был потоплен артиллерийским огнём, а оставшаяся флотилия удалилась. Поскольку наблюдали сражение со значительного расстояния, то детали нам пока не известны.
Вообще-то, обстановка нынче вокруг Азова нестабильная. Казачьи разъезды то и дело рубятся с турецкими конниками – сипахами. Крымско-татарская конница то и дело налетает на стрелецкие посты. Впрочем, возможно, ногайская или калмыцкая. Сами турки за свою крепость «обиделись», отчего то и дело высаживают десанты, иногда добирающиеся и до стен, которые тем не менее держатся. И даже прилегающую территорию наши освобождают, контратакуя или резервы подтягивая. Организовать осаду противнику так и не позволили.
Нынче, летом тысяча шестьсот девяносто первого года сюда прибыл государь Пётр Алексеевич в сопровождении четырёх гвардейских полков: Преображенского, Семёновского, Коломенского и сермяжного. Последний самый маленький – две неполные сотни котласских охотников, одетых неброско и немарко.
– Рада, небось, что сестрица уцелела? – спрашивает государь, отняв от глаза зрительную трубочку.
– Да, герр Питер, – согласным тоном ответствует Софочка. Вообще-то, она всё ещё встревожена.
– Ну… Лу-у… – произносит ещё не совсем твёрдо стоящий на ногах мальчуган, ухватившийся за полу богато расшитого царского кафтана.
Пётр подхватывает кроху на руки и привычно усаживает к себе на плечо. Ребёнок осматривается, встречается взглядом с одетой в преображенский мундир матерью и крепко вцепляется в отцовскую шапку. Русского типа шапку – парчовый колпак, отороченный соболем.
Тем временем куча дров швартуется к причалу – парни с пирса принимают канаты, заносят кранцы, подают трап. Кэти выбирается из мешанины обломков рангоута и ошмётков такелажа, подходит к нам, подносит руку к треуголке и докладывает:
– Так что полная конфузия, герр Питер. Побили нас.
– Я тебя за такую конфузию должен в графья произвести, да не могу, потому что ты девка. Десант предотвратила, корабли сопровождения отогнала. – Пётр попытался почесать в затылке, но не смог сдвинуть шапку, которую крепко удерживал вцепившийся в неё сын. – Расцеловал бы, да боюсь, поймут меня неправильно, – покосился он на Лизу-Рисовальщицу, стоящую неподалёку.
– Пятак на водку дай, – совершенно серьёзно ответила Кэти. – Мне и всем членам команды. Каждому лично в руки.
– Вот, значит, как! – хмыкнул Пётр. – Лиз, – повернулся он к Рисовальщице, – прими сынка.
Сынок протестовал и вырывался, крепко ухватившись за шапку. Так с ней в руках и перекочевал к матери. Засуетились свитские: ни у кого в карманах не нашлось ни одного пятака.
Тем временем, повинуясь команде Кэти, долговязой девочки-подростка, команда «Чижа» построилась на берегу. Монеты в нужном количестве нашлись, и началось награждение.
– Что это у тебя, моряк? – обратился государь к мужчине с коринфским шлемом на голове.
– Так что от щепок, которые ядра из бортов выбивают.
– Почему же не снял? Жарко ведь!
– Погнуло мою железную шапку. Без кузнеца не снять. А Федулу панцирь смяло так, что насилу мы его разогнули. А то он скрюченный на руле стоял и бога поминал непочтительно.
– Греческого бога Гефеста, – немедленно «пояснила» Софи.
Пётр хмыкнул и перешёл к следующему в шеренге.
– Савва Злыдень из твоих крепостных, государь, – представила матроса Кэти.
– Если служит мне, значит, вольный, – ответил Пётр. – Спасибо тебе, Савва. И вот тебе на водку.
– Спасибо, твоё величество. Долгих лет тебе и радостей великих.
Награждение продолжалось.
– Какие потери, сестрёнка? – спросила Софи, когда процедура завершилась.
– Летальных ранений не было. Ушибы, царапины, порезы. Мотористу ногу размозжило, Герцогиня пытается собрать. И два пальца на левой руке оторвало канониру в передней башне. Пробивают ядра нашу сосновую броню. А мачты перед боем нужно убирать от слова совсем. – Кэти не всегда точно выражается по-русски. – И про доспехи во время сражения нужно крепко подумать. Кольчуги от ушибов защищают плохо, панцири и латы стесняют движения, кирасы не закрывают конечностей. А вот шлемы коринфские – это то что надо. Пошли в мой каземат, – продолжила сестрёнка, – пощиплем струны, вспомним детство. Мелкого твоего спать уложим, – скосила она взгляд на нянюшек с похожей на клетку корзинкой, из которой уже доносились напоминания о том, что кормить детей следует регулярно. – Корапь завтра поглядим, на берег вытащенный и на подпорки поставленный. Морячки мои опохмелятся, а послезавтра снова турок гонять пойду.
– Эм-м! – вылез я. – Так ты в который раз битая вернулась?
– В первый. В предыдущие выходы по соседним руслам шнявы, нефы и фелуки гоняла. То словно игра была – подошла и утопила. Ихние-то ядра пробитий не делали. А десантом казаки занимались или эта… боярская конница. Я только с реки по видным целям палила. Туда и извела все бомбические снаряды. Тут же проходимых для мелкосидящих судов русел не одно. Но настоящие корабли с двадцатичетырёхфунтовками в первый раз сегодня встретила. С одним бы управилась, но не с двумя. Я и ноги-то унесла, потому что тут мелко: не догнали меня, когда я весь порох извела и начала тикать. – Кэти вздохнула и повела нас с Софи к воротам крепости.
* * *
Ну да, каземат. Только без пушки. Камера в крепостной стене с амбразурой, завешенной шторой. Входная дверь отсутствует, заменённая обрывком паруса. Зато имеется бочка с подогретой водой. Едва, намереваясь искупаться, Кэти начала разоблачаться, Софи меня вырубила. А когда врубила, обстановка была уже другая. Три девицы – Лиза тоже – бренчали на гитарах, тщась держать ритм и не соскочить с мелодии. По откуда-то появившемуся на полу ковру ползал Чарлик, а Фёдор V карабкался на колени к Петру I. Пятый он не по счёту государей российских с таким именем, а по числу бастардов младшего царя, который нынче входит в силу.
– Сонь, а какие у тебя в сиротском взводе самые младшие детки? – интересуется Лиза.
– Фута три высотой, – озадаченно отвечает моя реципиентка. – А может, и меньше, потому что в последнем письме и про ясельный взвод поминали. То есть для него кормилиц нанимают. А поскольку где-то к году у детей зубы уже хоть какие-то, но есть, то выходит, что и совсем маленьких принимают.
– Не отдам Федьку в ваш сиротский плутонг, – рявкает государь.
Сынишка слезает с его коленей и колбасит к маме. Нет, испуга он не проявляет, не плачет. Но встревожен и ищет защиту.
– Не хочешь, стало быть, в цари, – чуть смущённо констатирует государь уже мягким и тёплым голосом.
Федька тут же отлипает от Лизы и возвращается к папе. Он явно реагирует на интонации и стремится туда, где благостно.
– Так, Софья Джонатановна! Расскажи мне, для чего, кроме как тебя сторожить, эти твои сермяжники годятся? – поворачивается к нам Пётр.
– Разведать, засаду устроить, выследить. Охотники они. Стреляют метко. И ружья перезаряжают лёжа, себя неприятелю не показывая. Если ночью, то только вспышка их выдаёт. А днём – дым пороховой. Но ночью они подбираются поближе и саженей с шестидесяти уничтожают врага из арбалетов.
– То-то Максим Савватьевич не нарадуется, что мелкие шайки башибузуков они все поистребили. А за чей кошт они служат?
– Тебе за свой, а мне – за мой. Это как твоя боярская конница, только пешая, – молвила Софи.
– Ну да, ну да. Ты ведь дворянских кровей, хоть и чужестранка, – проговорил Пётр задумчиво и перевёл взгляд на Лизу.
– Лист прячут в лесу, а мёртвое тело – на поле боя, – попытался я продолжить мысль, зародившуюся в голове венценосного юноши. – Есть отличный вариант и две крутые тёлки с клёвым прикидом – капитаны твои речные, Фёкла да Марфа, что земли государства российского на карту кладут. Томск, Тюмень, Тобольск, Далматовский монастырь – да и не упомнишь всего, чему они место на плане земельном правильно определили. Уговори сестрицу принять их во фрейлины. А при представлении их двору и дипломатам пусть подчеркнёт, что пост сей даёт дворянское достоинство. А то не до всех дошло, что фрейлина – звание дворянское. И неважно, мужатая баба его носит или девка простоволосая, а к сословию она относится благородному уже в силу служения своего трону российскому. Лиза-то у нас тоже фрейлина. Вот пускай бояре родовитые и князья потомственные посмотрят на неё, как на достойную особу.