О Боже, даже сейчас он пытается защитить меня и сделать так, чтобы со мной все было в порядке, как всегда. Словно в тот раз, когда мы оказались окружены акулами, и он нырнул под воду, чтобы спасти меня. Или когда в моем баллоне закончился запас воздуха, и мы попали в отстойник², а он остался дышать вместе со мной, подвергая свою жизнь риску. Он всегда защищал меня, любил меня. Боже, он заслуживает гораздо большего, чем женщина, которая вожделеет других. Вожделеет его семью.

Я знаю, что должна сделать. В этот раз я должна защитить его. От меня.

— Тайлер, нет, я больше так не могу.

Он поворачивается ко мне, сбитый с толку.

— Детка, что ты…

— Все кончено, — выпалила я. — Прости, я больше не могу быть с тобой.

Слова срываются с моих губ, и он отшатывается назад, словно я ударила его. Его сердце разбивается прямо на моих глазах. Он тянется ко мне, браслеты, которые я сделала для него, обвивают его запястье вплоть до предплечья, по одному на каждую пещеру, в которой мы побывали.

— Пей…

Я качаю головой и отступаю назад, ударяясь о ступеньки.

— Мне жаль, Тай. Все кончено, я не могу этого сделать. Пожалуйста, отпусти меня, — затем я разворачиваюсь, как цыпленок, не в силах выдержать растерянность и душевную боль, написанные на каждой красивой линии его лица и сокрушенного тела. Я сползаю вниз по лестнице, как в тумане. Я слышу, как он кричит, а потом начинает плакать. Мои собственные слезы текут с новой силой.

Я возвращаюсь в свою каюту и оглядываю пространство, которое мы разделяли. Повернувшись, я хватаю рюкзак и запихиваю туда свою одежду и вещи, замешкавшись у приклеенной на стене фотографии, на которой изображены мы с отцом. Мы оба в снаряжении и улыбаемся под лучами солнца. Это был наш первый совместный выход в море… тот, где я встретила Тайлера.

Я целую снимок.

— Прости меня, папочка. Я так сильно облажалась в этот раз. Дыханием тут не поможешь. Я не думаю, что это можно исправить, — я почти слышу его вздох, когда он говорит мне, что все поправимо. Но не это.

Только не с его сердцем.

Не с моим.

Я застегиваю рюкзак, и когда я поворачиваюсь, то вижу, что Кален стоит у двери. Его темные глаза смотрят на меня, и что самое страшное? В них — осознание, разочарование. Он знает, что и почему я делаю, и возненавидит меня за это.

Они все возненавидят меня.

Он открывает рот, потом качает головой и отступает назад, не загораживая дверь. Не останавливая меня. Я спешу мимо, и с каждым шагом мое сердце разбивается все сильнее.

— Надеюсь, ты знаешь, что только что выбросила, — шепчет он позади меня.

Я знаю, но это никогда не было проблемой. Я выбросила свою жизнь и единственного мужчину, который когда-либо любил меня. Всю мою семью. Я разбила ее, но это лучше, чем разрушить ее полностью.

Это лучше, чем я разрушу ее.

Лучше пусть они ненавидят меня, а не друг друга.

Я слышу, как Риггс и Фин пытаются успокоить Тая, спрашивая, что случилось, пока я добираюсь до задней площадки и подбираю ботинки. Я бросаю свой рюкзак в надувную лодку. Не смотрю ни вверх, ни назад, — не могу, иначе рухну на колени и начну умолять их понять. Не ненавидеть меня.

Трясущимися, непослушными пальцами я отвязываю лодку и запрыгиваю на нее. И тут я слышу его.

— Пейтон! — кричит он.

Я поднимаю голову и встречаю взгляд голубых глаз с разбитым сердцем: он стоит у лестницы, грудь вздымается. Я ясно вижу по лицу, он умоляет меня не делать этого. Не оставлять его.

Не оставлять их.

Не разбивать его сердце на тысячу осколков и не топить в глубинах под землей.

Я смотрю на него, запоминая. Руки, которые держали меня во время моих кошмаров. Глаза, в которых заключены все наши надежды и мечты. Губы, которые шептали мне столь ласковые слова, когда я думала, что не смогу больше жить. Сердце, в котором он бережно хранил мое, и которое он так легко отдал мне. Бескорыстно. Я знаю каждый сантиметр этого мужчины, знаю его мечты. Его надежды.

Его боль и страхи.

И я все равно отворачиваюсь и завожу двигатель, сидя на скамейке, и смотрю в противоположную сторону от него. Я не в силах вынести этого, не в силах вынести раздавленного выражения его лица, пока я вырываю его сердце, измельчаю в своих руках и оставляю его там, на палубе, где всего несколько часов назад мы смеялись и целовались.

Я мчусь прочь, рассекая волны, рыдания разрывают мою грудь, а слезы застилают глаза. Но я слаба, так чертовски слаба. Я оглядываюсь назад, и они стоят там, все четверо. Их силуэты освещены лучами заходящего солнца, все они стоят на палубе и наблюдают за моим бегством, наблюдают, как я убегаю от всего, чем мы являемся.

Наблюдают, как я покидаю их.

Это к лучшему, хочу крикнуть я, но не делаю этого. Вместо этого я разворачиваюсь и оставляю свое сердце там, у четырех мужчин, которые завладели им, даже не подозревая об этом.

Все сделано.

Все кончено…

ПЕЙТОН

Три года спустя…

— Ты слышишь меня, Минноу³?

Отгоняя воспоминания, я прячу жемчужное ожерелье обратно под костюм и застегиваю молнию. Голос Майкла пробивается сквозь мою маску. Обычно я надеваю черную маску поменьше, но так легче общаться, когда он остается на лодке, а я ныряю.

— Я слышу тебя, — говорю я ему. — Я возвращаюсь. Все уже нанесено на карту и готово к завтрашним раскопкам.

— Давно пора, не могу дождаться, когда мы закончим с этой пещерой, — она чертовски страшная. Она будет сниться мне в кошмарах, — солнце сюда не проникает, фонарь на моем шлеме — единственный способ видеть, освещая темные глубины.

Что-то в том, что я здесь, внизу, первый человек, который когда-либо исследовал это место, вызывает у меня головокружение, как и всегда. Мне нравится исследовать удивительную природу этой планеты и то, что она может предложить, но так много осталось неизведанного. Когда я ныряю, когда оказываюсь одна в темных водах и вижу то, что никогда не было видно человеческому глазу, я чувствую себя целостной.

Только в такие моменты.

Я смеюсь, выдувая пузырьки обратно, когда мягкими толчками ног выталкиваю себя из отверстия тенистой пещеры в темную синеву открытых вод. Постепенно я поднимаюсь на поверхность. Здесь не слишком глубоко, так что нет необходимости декомпрессировать или беспокоиться о поворотах, но повсюду ил, из-за которого трудно видеть даже с моими слабыми движениями.

Чем выше я поднимаюсь, тем прозрачнее и ярче становится вода, ее озаряет солнце. Я замечаю основание лодки и нацеливаюсь на заднюю часть. Когда всплываю на поверхность, снимаю маску и прочищаю глаза, откидывая волосы назад, чтобы посмотреть на Майкла. Он сидит на бортике в тени, его серая шляпа сдвинута назад, пряди светлых и седых волос выбиваются из-под нее. Его крепкое тело слегка полновато от старости, не то чтобы я когда-либо говорила ему об этом, а его кожа смуглая в результате пребывания под открытым солнцем и многих часов, которые мы провели под ним в последнее время.

Его морская татуировка видна из-под обрезанной майки, которая заправлена в шорты цвета хаки, а ноги у него босые. На шее у него висит золотая цепочка, отражающая солнечные лучи. Он протягивает мне свою покрытую шрамами руку, и я сжимаю ее, когда он подтягивает меня к себе.

Усевшись на палубу, я позволяю ему помочь мне снять с себя снаряжение. Раздевшись, я снимаю костюм и хватаю полотенце, которое он бросает мне. Я промокаю волосы, прежде чем накинуть полотенце на плечи.

— Ну что, зверь наконец-то готов? — он смеется, открывает пиво и передает мне.

Я отпиваю, отрыгивая, прежде чем вытереть рот. Нет необходимости быть женственной рядом с ним. К тому же, после того, как я всю жизнь прожила в тесном контакте с мужчинами, у меня появились дурные привычки.