***
— С новым годом, Максим.
Максимилиан Ванденхоуф был красив и для своих семидесяти двух выглядел очень молодо, гораздо моложе Манфреда, которого был старше на девять лет. Он по праву носил титул грозы всех лаборанток, ассистенток и старшекурсниц, которых завоевал до, во время и после Фридевиги если не тысячу, то близко. Ванденхоуф обладал горделивым античным профилем и истинно менншинским фасом, многие подозревали в нем наличие королевских, а то и царских кровей, но это было отнюдь не так. Десятый ритор Собрания был родом из Дюршмарка, из мелкого села, название которого вряд ли есть на дорожном указателе. Весь свой профиль он вылепил себе при помощи колдовства и потратил на это столько, сколько не каждая чародейка тратит.
Ритор лежал на огромной кровати под балдахином. Что удивительно — в гордом одиночестве. Возможно, оттого что буквально день назад вернулся из Эдавии, где больше месяца представлял Ложу на мирной конференции, решавшей судьбу Нордомейна и Тьердемондской республики. В основном Нордомейна. В основном — кому полуостров будет так или иначе принадлежать. Результаты конференции Собрание Ложи признало удовлетворительными.
Максимилиан сел, потирая спросонья ярко-голубые глаза. Второе зрение рассеивало тьму, и в полумраке ритор в своей ночной рубашке и колпаке выглядел довольно нелепо.
— Фрида? Фред? — похлопал он глазами на близнецов, стоявших у кровати. — Что вы тут делаете? Как вы сюда попали?
— Через дверь, гражданин Ванденхоуф, — мрачно ответил Манфред, — че-рез дверь, — повторил он по слогам.
Ритор наконец-то проморгался и заметил, что на консилиаторе и первом мастере черные утепленные плащи Комитета Равновесия, надетые поверх голубых мантий Ложи. Фридевига позволила себе меховую шапку, из-под которой на плечо свисала ее толстая русая коса. Высшие магистры редко надевали мантии, только по особенным случаям. Ванденхоуф если и догадался о чем-то, то виду не подал.
— Все твои дурацкие шуточки, Фред… — фыркнул он, поежившись.
В спальне было холодно — ритор где-то вычитал, что холод полезен для красоты и здоровья, в особенности для гидромантов, и с тех пор при помощи зачарованного льда на стенах поддерживал оптимальную, как он считал, для себя температуру. Оставалось гадать, как к таким условиям относились заглянувшие ознакомиться с коллекцией тейминских бабочек ассистентки-пиромантки и как весело они звенели заледеневшими жидкостями.
— Мы не склонны шутить, гражданин Ванденхоуф, — сказала Фридевига таким тоном, что в спальне похолодало еще больше. Едва заметная дрожь рук почти не выдавала ее истинного состояния.
— Гражданин? — переспросил Ванденхоуф, вымученно усмехнувшись. — Да вы превзошли саму себя, магистр консилиатор фон Хаупен.
— Уже не консилиатор, гражданин Ванденхоуф, — надменно возразил Манфред, отвечая за сестру. Та на длинные фразы была не в состоянии. — Согласно Кодексу Ложи, магистр консилиатор возводится в должность магистра ритора Собрания Ложи с экстраординарными полномочиями диктатора сроком на полгода, в случае если…
—…в случае если должность ритора Собрания Ложи по тем или иным причинам вакантна, — бесцеремонно перебил Максимилиан, — или на эту должность не может быть избран магистр соответствующего достоинства и силы. Спасибо, что напомнили, магистр фон Хаупен, — раздраженно добавил он. — Только причем?..
— Ах да, — Манфред стукнул себя по лбу и повернулся к сестре, — совсем с памятью плохо стало. Магистр фон Хаупен, почему мы вопиюще нарушаем протокол?
Фридевига нервно дернула напряженной шеей. Манфред неторопливо залез во внутренний карман плаща и достал свернутый в трубочку лист бумаги, перетянутый лентой с голубой печатью. Подступив к кровати, чародей протянул его главе Ложи и дипломатично отошел, заложив руки за спину.
Максимилиан нетерпеливо сорвал ленту, развернул лист, быстро прочитал. Идеально очерченные брови то хмурились, то ползли ко лбу с неглубокими морщинами на ухоженной коже, ярко-голубые глаза то вспыхивали, то тускнели в полумраке. Прочитав дважды, бывший десятый ритор Вселандрийской Ложи чародеев положил постановление о своем низложении себе на ноги и несколько минут сидел с закрытыми глазами, почти не дыша. Манфред ожидал реакции более бурной. Фридевига очевидно тоже — тихий шок бывшего мужа злил ее, прямо-таки распирал от бешенства.
— Вот как, — севшим голосом наконец сказал бывший ритор и потер пальцами глаза. — Значит, ты меня наконец-то скинула, Фрида, чтобы больше не соблюдать даже видимость приличий? На каком же основании?
— «Statera super omnium», — выдавила из себя Фридевига, стиснув побелевшие пальцы.
— А причина?
— А причина, гражданин Ванденхоуф, — вновь выручил сестру Манфред, — подозрения в государственной измене и измене Равновесию. Вот, кстати, ордер на ваш арест, — он достал из кармана еще один лист бумаги и шагнул к кровати, протягивая ритору, — а на улице вас дожидается не столь комфортная, как вы привыкли, но надежная карета, которая доставит вас в Комитет Равновесия для дачи предварительных показаний. Рекомендуем уже собирать необходимые вещи, дабы не тратить время зря.
Ванденхоуф ознакомился с ордером и совершенно спокойно, неторопливо, нарочито медленно порвал документ на мелкие кусочки. То же самое он проделал с извещением о заочном снятии с должности единогласным голосованием Собрания Ложи. В несколько усеченном составе, поскольку трех магистров к тому моменту уже допрашивали в Комитете Равновесия.
— Я никуда не поеду, — высокомерно заявил он, смяв клочки и бросив их на ковер. — Уж не на основании этой фальшивки точно. А на вас обоих, — он возмущенно ткнул в близнецов пальцем, — я немедленно подам жалобу!
Манфред переглянулся с сестрой. Четко очерченные, ярко накрашенные губы Фридевиги дрогнули в зловещей усмешке.
— Разумеется, гражданин Ванденхоуф, — вежливо поклонился примо антистес, — у вас есть такое гражданское право. Более того, вам полагается адвокат, который поможет правильно составить и подать эту жалобу, но только после того, как мы прибудем в Комитет Равновесия…
Зачарованный лед на стенах тревожно захрустел и затрещал. Фридевига, словно только и ждавшая этого, вскинула руки. Лед, подчиняясь резким движениям ее кистей, сорвался со стен полужидкой массой, собрался под потолком в центре спальни и двумя потоками устремился под балдахин, где вновь с хрустом и звоном затвердел, образовав вокруг Максимилиана Ванденхоуфа полусферу, усеянную изнутри острыми шипами.
— А вот этого делать не стоит, — запоздало проговорил Манфред опешившему бывшему ритору. — Попытка сопротивления лишь усугубит ваше положение.
Один из шипов вырос и удлинился, застыв в опасной близости от шеи Ванденхоуфа.
— Только дай мне повод… — сквозь зубы процедила Фридевига, тяжело дыша.
Манфред щелкнул пальцами, и острый шип раскололся.
— Магистр фон Хаупен, держите себя в руках, — посоветовал чародей.
— Он. Убил. Моего. Сына, — задыхаясь от злобы на каждом слове, прошипела чародейка.
— Да, — кивнул Манфред, — и ответит за это и за многое другое, как только суд докажет его вину.
Фридевига сжала трясущиеся кулаки. Лед задрожал, сфера чуть сжалась. Чародейка зловеще сверкнула ярким аквамариновым светом, полностью заполнившим глаза. Сфера ужалась еще больше, уже обжигая холодом острых шипов затылок и виски Ванденхоуфа. Манфред предостерегающе поднял руку, готовясь перехватить сестру, чтобы та не наделала глупостей, но Фридевига сама остановилась, резко раскинув руки в стороны. Сфера рассыпалась на разлетевшиеся и вонзившиеся в стены ледяные копья.
Максимилиан и в этот раз отреагировал почти спокойно, лишь поправил колпак на своих черных волосах.
— Я не совсем понимаю, — заговорил он, — в чем меня обвиняет госпожа конси… ритор Собрания, — поправился бывший ритор с натянутой улыбкой.
— Девяносто восьмая, восемьдесят вторая, восемьдесят девятая, семьдесят девятая, пятьдесят восьмая, сорок вторая и тринадцатая статьи Кодекса Ложи, — услужливо перечислил Манфред. — Надеюсь, расшифровывать вам их не нужно.
