Максим некоторое время бессмысленно смотрел на сморщенные оранжевые ягодки, потом прошел к дивану и сел. Он смотрел на ягоды, а перед глазами вставали картины давно минувшего: незнакомка, ее глаза, рябиновые бусы. Он облизнул губы и почти явно ощутил горечь тех ягод. Не думая, он снял с нитки одну ягодку и положил ее в рот. Раскусив ее, уже в действительности почувствовал на губах легкий вкус горечи. Почти два года пролежав в куртке, ягоды горчили, как и тогда, только эта горечь была мягче. Так на нее подействовало время. Но оно не подействовало на горечь, которая осталась в душе Максима: горечь разлуки, горечь утраты чего-то жизненно важного, горечь необратимости произошедшего с годами стала острее, болезненнее.

— Я не должен был уезжать! Уехав, я совершил самую большую ошибку в своей жизни!

— Макс, ты с кем разговариваешь? Мы тебя зажда… — Наталья Борисовна, вошедшая в комнату, увидев бледного и взволнованного сына, замолчала на полуслове.

— Мама, как звали капитанскую дочку у Пушкина?

Наталья Борисовна непонимающе смотрела на сына, пытаясь самостоятельно вникнуть в суть вопроса.

— Макс, прости, но я не помню. Кажется, Маша, — заволновалась Наталья Борисовна.

— Маша? И все? Ты знаешь, сколько Маш в России?! Как я ее найду?

— Кого?

— Ее! — Максим, разжав ладонь, показал матери горстку сухих ягод.

— А давай поищем в книге! — предложила Наталья Борисовна, по-прежнему ничего не понимая.

Наталья Борисовна успела заметить всплеск радости, мелькнувшей в глазах сына, прежде чем он бросился к книжному шкафу. Максим, просмотрев глазами полки, уверенно достал стопку книг и поделил ее на две части.

— Ищи! — приказал он. — Оба принялись судорожно пролистывать книги, ища оглавление. — Оно в конце. Ищем прозу.

— Есть! — радостно воскликнула Наталья Борисовна.

— Все, сосредоточься, пожалуйста, — почти жалобно попросил Максим.

— Что?! Я их жду, а они… — Шутка, готовая слететь с языка вошедшего в комнату Анатолия Семеновича, так и не слетела, он с недоумением всматривался в лица жены и сына, которые не обращали на него никакого внимания.

— Вот, почти в конце: «…брак с Марьей Ивановной…»! — радостно воскликнула Наталья Борисовна.

— А кто женится? — удивился Бернадский-старший.

— Толя, подожди! Сядь! — распорядилась Наталья Борисовна.

— Хорошо, я сяду. Может, сам чего пойму, — согласился Анатолий Семенович.

— Мама, я помню какое-то письмо Маши. — Максим забрал из рук матери книгу и стал листать страницы. — Вот! Глава «Разлука» и письмо подписано: «Марья Миронова»!

— Миронова Мария Ивановна! — радостно и вместе с тем недоуменно воскликнула Наталья Борисовна.

Со стороны это было похоже на то, что она, радуясь, как бы не понимает причину этой радости. Так это видел Анатолий Семенович. Максим же обрадовался по-настоящему:

— Миронова Мария Ивановна! Капитанская дочка! Как все просто! Почему я не подумал об этом раньше?!

— Макс, но могут ведь быть и другие варианты, — боясь огорчить сына, начала Наталья Борисовна. — Ну подумай сам. Она может быть и Машей, и Мироновой в отдельности, но может не быть Мироновой Машей. Отчество, я думаю, рассматривать совсем не стоит.

Радость в глазах Максима постепенно, пока до него доходил смысл слов, сказанных матерью, сменилась на отчаяние, которое тут же сменилось надеждой:

— Что-то из найденного варианта должно же быть правильным! А если нет, то я знаю, где она училась, еще ее мама работает в школе. Я найду ее!

— Это ж когда было? Пугачевский бунт, да и она… — заговорил Анатолий Семенович, испуганно поглядывая на своих близких.

— Пап, успокойся! Крыша у нас на месте! — успокоил Максим отца. — Мам, ты помогала мне сейчас искать ту, которую я потерял два года назад, — объяснил он наконец и матери. — Я лечу прямо сейчас!

— Как «лечу»? Мы же на природу едем! — дружно прореагировали на его заявление родители.

— Лечу в Сибирь. Чтобы прилететь туда рано утром и успеть хоть что-то сделать, надо вылететь из Москвы поздно вечером. У меня еще вагон времени, — рассуждал вслух Максим.

— Замечательно! Значит, у тебя найдется пять минут для нас, чтобы хоть что-то объяснить! — не спрашивала, а утверждала Наталья Борисовна.

— Мам, не могу я пока ничего объяснить, — развел руками Максим. — Я хочу попытаться найти Миронову Марию Ивановну.

— В Сибири? — с иронией в голосе спросил Анатолий Семенович.

— Так это тот самый привет из созвездия Персея? — вопросительно посмотрела на сына Наталья Борисовна и кивнула на томик Пушкина, который Максим все еще держал в руках.

— Нет, мам, это Пушкин, — улыбнулся Максим, удивляясь, что мать все еще помнит когда-то мельком оброненную им фразу. — Пап, ты извини, что я сорвал поездку.

— Да ладно! Сочтемся, свои ведь люди!

В этот раз, сидя в самолете и слушая стюардессу, Максим четко знал, куда летит и зачем, Полет прошел в полусне, как и дорога от Новокузнецка до Таштагола. Поджидая каких-то пассажиров, опаздывающих куда-то летчиков, автобус из аэровокзала выехал с опозданием, и Максим опоздал и на поезд, и на электричку, которая ушла еще раньше поезда. Поэтому ехать пришлось автобусом, на котором Максим добрался до Таштагола быстрее, чем в прошлый раз, когда ехал с Андреем и Вселдычем поездом. В час дня он уже подъезжал на такси к Машиной школе.

«Сегодня воскресенье, школа, должно быть, закрыта», — думал Максим, рассчитываясь с водителем.

Макс чувствовал, что волнение холодком осело где-то в груди; ощущал лишнюю тяжесть в ногах, которая мешала идти; слышал свое сердце, которое работало толчками, словно дающий сбои мотор. Но он шел, медленно приближаясь к школе. Двери ее, вопреки опасениям Максима, были распахнуты настежь, из открытых окон первого этажа слышались голоса. Поднявшись по ступенькам крыльца, он открыл дверь и сразу попал в большой пустой холл, в котором тоже звучали голоса. Осмотревшись, Максим заметил на одной стене яркий заголовок «Ими гордится школа», под которым рядами висели фотопортреты.

«Если ей все говорили, что она умная, значит, я сейчас найду на этой стене ее портрет», — подумал Максим, волнуясь.

Он узнал ее издалека, а подойдя ближе, убедился, что школа гордится и Марией Мироновой. Застыв как завороженный, он смотрел на фотографию Маши, вполне осознавая, что нашел не Машу, а всего лишь ее образ. От образа, который был в его памяти, он отличался только тем, что был зримым.

«Теперь бы так же быстро найти оригинал», — мечтательно подумал Максим и неожиданно услышал звук бежавших детских ног.

Обернувшись, Максим увидел рыжеватую девчушку лет десяти, мчащуюся мимо него.

— Стой! — крикнул Максим.

От неожиданности девочка чуть не упала, но Максим успел придержать ее.

— Эй, вы чего! — возмутилась она.

— На минутку остановись, пожалуйста, — стараясь держаться дружелюбнее, попросил он. — Ты знаешь эту девушку? — Максим рукой показал на фотографию Маши.

— Это не девушка, это Машка, она подруга моей сестры Женьки, — с гордостью, прямо в соответствии с заголовком, произнесла девочка.

— А тебя как зовут? — улыбнулся Максим.

— А кто как! — Она беспечно махнула рукой.

— А учительница как тебя называет?

— Ругает она меня как Фадееву, а хвалит как Юлю, но чаще меня называют Юлой.

«Да, в этой школе надо усилить борьбу с кличками!» — улыбаясь, подумал Максим, а вслух спросил:

— Юля, ты не знаешь, где сейчас Маша? Я приехал из Москвы и очень хотел бы ее найти.

— Из Москвы?! — От удивления девочка даже присела. — Так Машка же в Москве!

— Ты это точно знаешь? У твоей сестры есть ее адрес? — заволновался Максим, услышав такую новость.

— Нет, они вообще потерялись, — огорченно вздохнула девочка.

— У нее мама учитель литературы? Она работает у вас в школе?

Юля что-то ответила ему, но Максим не расслышал, потому что из кабинета напротив вышли старшеклассники. Они смеялись, громко разговаривали с учительницей.