Пока же Маша решила не распыляться и лучше втянуться в учебу. Процесс приобретения новых знаний она никогда не считала тяжелым трудом, потому что ей нравилось учиться, она могла по-настоящему увлечься учебой. Школьные семинары, коллоквиумы и зачеты больше походили на игру. В институте никто ни с кем играть не собирался, знания преподносили серьезно, приветствовали и тягу к этим самым знаниям, которая выражалась в их самостоятельной добыче. А это как раз и нравилось Маше больше всего. Мысленно представляя себе тот объем знаний, который уже успело накопить человечество, Маша приходила в настоящий восторг от того, что может пользоваться этими знаниями по своему усмотрению.

Привыкла Маша и к жизни в общежитии. И хотя чувствовала со стороны своих соседок некоторое превосходство и высокомерие по отношению к себе, но старалась не обращать на это внимания. Не ее вина, что Рязань и Брянск не такая дальняя провинция, как ее родной Спасск. Она могла бы сказать им, что и в своем маленьком поселке она читала те же книги, что и они, слушала ту же музыку, смотрела тот же телевизор, бродила по той же Всемирной паутине, ездила отдыхать к тем же теплым морям. Возможно, в Москве она бывала реже, чем они, но бывала же! Других преимуществ прежней жизни своих соседок она, как ни искала, не нашла и ничего им не сказала, относя их чванство и спесь к их воспитанию.

Не прошло и месяца со дня ее отъезда из дома, как все ее прежние страхи показались ей наивными и даже смешными. Вначале Маша обратила внимание на то, что ее стали раздражать запахи в их студенческой столовой. Однажды на лекции она почувствовала легкую тошноту. А потом внезапная догадка, а скорее осознание того, от чего это может быть, остановило на миг ее сердце, сковало холодом душу и тело. Вот это был настоящий страх!

По дороге от института до общежития была аптека и Маша, оставив девчонок, направилась туда.

— Ты заболела? — полетел ей вдогонку недоуменный вопрос Лизы.

— Пока не знаю, — обернувшись, ответила Маша и почти бегом кинулась в аптеку.

Она хотела хоть на несколько минут избежать неприятных для нее расспросов. Но когда она вернулась в комнату, вопрос был вполне конкретным.

— Ты залетела? — в один голос вопрошали соседки.

— Сейчас сделаю тест и узнаю, — без обиняков ответила им Маша.

— Ну?! — хором вскрикнули подружки, когда она вышла из туалета.

Маша только кивнула, на слова сил не было. В полной прострации она дошла до своей кровати и села. На секунду ей показалось, что она маленькая песчинка по сравнению с той бедой, о которой она сейчас узнала.

— И сколько уже? — через дебри своего сознания услышала она вопрос Тамары.

— Нисколько, задержка чуть больше недели, — ответила Маша, удивляясь, что слышит себя как бы со стороны.

— Фу! Это ерунда! — заявила Лиза. — Надо…

— Ничего не надо! — перебила ее Маша. — Я буду рожать.

— Машка, ты что?! Колес наглоталась?! Куда «рожать»? Зачем «рожать»? Поехали в Рязань, моя маман тебе замечательно все устроит! — горячилась Лиза.

— Конечно, не в твою же Тмутаракань ехать! — поддержала ее Тамара.

— Никуда я не поеду и ничего делать не буду! — твердо сказала Маша, словно это решение она приняла не только что, а вынашивала его долго-долго.

— Машка, ты, конечно, умная, но ты все же дура, прости Господи! Ты соображаешь, о чем ты говоришь? Ты же только на первом курсе! Куда ты с ребенком? Ты вернешься домой? — перебивая друг друга, возмущались подружки.

— О! Вот домой мне путь точно заказан! Домой я вернуться не могу! — Маша обхватила голову ладонями, словно хотела остановить бег хаотичных, разрозненных мыслей.

— Почему? — недоумевали девчонки.

— Это будет таким позором на седую голову моей мамы, что она этого не переживет. Да вы не волнуйтесь, я что-нибудь придумаю. Я должна что-нибудь придумать! — повторила она уже скорее для себя. — Да и рожать ведь не завтра, — уже с улыбкой добавила она.

Посмотрев на нее как на душевнобольную, девчонки оставили ее в покое.

Машу же не оставляла мысль о матери. Она думала о последствиях своей беременности пока не для себя, а для нее. Маша понимала, что убьет ее маму не сам факт беременности дочери, а отношение к этому факту ее окружения, то есть общественное мнение. А каким оно может быть, если речь идет об учителе, который, уча и воспитывая чужих детей, проглядел своего ребенка? В таких случаях народ всегда суров и «справедлив».

«Сможет ли мама пойти против всего мира и встать на мою сторону только потому, что я ее дочь?» — мысленно спрашивала у себя Маша.

Спрашивала и одновременно боялась даже подумать о предполагаемом ответе, хотя, как она считала, хорошо знает свою маму.

«Но и мама хорошо знает меня. Уже завтра, когда я по телефону буду положительно отвечать на все ее вопросы, она будет знать, что у меня случилось что-то плохое. Она определит это по интонации голоса, она обязательно услышит тот нюанс, по которому поймет все. Именно поэтому я больше не могу общаться с ней по телефону. Но если я не могу общаться с мамой, значит, я не могу общаться и с одноклассниками! Я отключаю связь! — решила Маша и выключила свой телефон. — Вот теперь я точно осталась одна! И я даже представляю, насколько это страшно. Представляю, но время покажет насколько», — размышляла Маша, лежа без сна в темной и сонной комнате.

А времени у Маши было не так уж и много. Она думала, искала выход или хотя бы маленькую лазейку из создавшегося критического положения, в которое она угодила по собственной вине, но пока ничего не могла придумать. Пока она плыла по течению и искала какое-нибудь плавсредство. И оно появилось совсем неожиданно.

Однажды преподаватель истории в конце лекции назвал книгу, которую он советовал всем приобрести, и дал адрес книжного магазина в Москве, где сам недавно ее купил. Маша всегда любила покупать книги и здесь, даже не задумываясь, села в автобус и поехала в Москву. Конечно, можно было поискать книгу и в других магазинах Москвы, поближе к «Речному вокзалу», куда она приезжала из Химок, но Маша рада была сменить обстановку и поехала по указанному адресу в Новогиреево. От метро пришлось еще ехать на автобусе, который указал преподаватель. Не быстро, но книжный магазин Маша все же нашла и книгу купила.

Выйдя из магазина, Маша осмотрелась и решила, прежде чем отправляться в обратный путь, немного пройтись. Купила мороженого, посидела на какой-то скамеечке, еще погуляла. Она впервые была в этом районе Москвы; это был почти конец города, совсем рядом, за оврагом, через который был проложен мост, был город Реутов. Маша бродила по каким-то тихим дворикам, устав, присела на скамейку и раскрыла только что купленную книгу.

От книги ее отвлекли крик и визг ребятни. Маша огляделась вокруг и заметила за своей спиной детский сад, во дворе которого играли дети. Сев в торце скамейки так, чтобы видеть играющих детей, Маша некоторое время с улыбкой наблюдала за ними. Ей даже захотелось послушать, о чем так увлеченно рассказывает остальным детям маленькая кудрявая девчушка. Чтобы узнать это, Маша подошла совсем близко к забору.

— А что мы будем варить на обед? — спрашивала у кудрявой голубоглазой девчушки девочка чуть выше ее ростом.

— На пейвое — суп, а на дъюгое — тойт! — решительно утвердила меню Синеглазка.

— Нет, Маша, торт подают на… забыла, как называется, — не соглашалась с ней подружка.

— Знаю, тойт подают на десейт, но я хочу тойт на дъюгое! — настаивала на своем Синеглазка.

Девочка так изумительно и мило картавила, что Маше доставляло огромное удовольствие слушать ее и наблюдать за своей тезкой.

«Наверное, все Маши такие упрямые», — улыбнулась она и не спеша, шурша опавшими листьями, пошла вдоль забора.

Она дошла до калитки детского сада и обратила внимание на белый лист бумаги, висевший на ней. Это было объявление о том, что частному детскому саду требуется младший воспитатель. Машу заинтересовал конец объявления: «Возможна работа по совместительству и в вечерние часы».