— Сначала выпей со мной, Кел из клана Рин! Ну же! — расплылся в улыбке старейшина. — Воин из рода славных воинов — желанный гость для меня. Ещё мой дед рассказывал, как дрался с кем-то из твоего клана в битве Огненного Леса! — он подошёл к столу и собственноручно наполнил вином два серебряных кубка. — Давай, за славных предков и славные битвы!

Кель’рину ничего не оставалось кроме как подхватить наполненный до краёв сосуд и залпом опустошить его под одобрительное ворчание Арграша. Тот в свою очередь опрокинул в рот содержимое своего, после чего опустился на слишком узкий для него стул и широким жестом указал на другой.

— А теперь сядь со мной и расскажи, какое у доблестного Тая из клана Нин ко мне дело.

Кель’рин воспользовался приглашением, попутно соображая, как построить разговор.

— Господин Арграш, — начал он, — дело, возможно, касается одного из ваших людей. Вам знаком человек по имени Яграр?

— Яграр? Яграр, сын Гаррога? Конечно знаком! — тут же ответил северянин. — Славный был воин! Сражался рядом со мной в черногорском походе Владыки и потом под Альсгреймом.

Был? Значит, Арграш не только знает убитого, но и уже осведомлён о его смерти? И потом, сколько тогда Яграру лет, если он сражался в битвах, которым больше трёх десятилетий? Зарезанный в «Старом Коте» человек выглядел гораздо моложе.

— Вы знаете, как он погиб? — спросил Кель’рин.

— Погиб? — недоумённо переспросил старейшина. — Он умер от кровавого кашля года четыре назад. Я сам проводил его в чертоги предков!

— Простите, — смущённо проговорил молодой маг, — вчера в городе зарезали человека, известного как Яграр Железный Коготь, и я подумал…

— Не знаю такого! — перебил его северянин. — Есть Яграр Хромой, но он старик и давно не покидает Харгрейма. Есть Яграр, сын Вахура, ему только восемь лет. А твой… Не помню. Разве что из дальних семей… — проговорил он и пустился в дебри генеалогического древа своего клана.

Итак, старейшина клана Железного Когтя не признал знакомства с убитым, но верить ему или нет, Кель’рин не знал. Конечно, Арграш не был одарённым и вроде бы ничего не стоило применить к нему полученные от Нарин’нэ навыки, если бы не одно «но». Даже в диком Таёжном Крае человек, занимающий положение главы клана, не может не опасаться магии и не предпринять мер защиты от неё. И если за ним не ходит неотступно верный телохранитель-маг… Наверняка хотя бы один из целой гирлянды светящихся заключёнными в них искрами амулетов на его шее должен среагировать на попытку прикоснуться к уму их хозяина. Проверять, так ли это, рискуя не только неудовольствием Арграша, но и политическими последствиями? Ну уж нет…

— А что там вообще с твоим Яграром? — спросил тем временем северянин. — Кто он такой? И какое отношение имеет ко мне?

— Его называли Яграром Железным Когтем, — осторожно ответил Кель’рин, — и я подумал, что он из вашего клана. Его зарезали в таверне вчера.

— Пусть предки примут. Глупая смерть, — скривился Арграш. — Как он выглядел?

Что-то скрывать было глупо, и Кель’рин, как мог, описал внешность убитого.

— Скорее всего, он самозванец, не из моего клана, — заключил Арграш, выслушав ответ. — Не помню такого. А какое дело тебе и твоему воеводе до какого-то мертвеца? Что в нём такого важного?

— Он что-то знал о вчерашнем покушении на господина Хель’рау, — сообщил Кель’рин, внимательно наблюдая за реакцией собеседника.

— Гха! — фыркнул в ответ Арграш, демонстрируя редкостное безразличие к судьбе советника. — Лис никчёмный воин, зато славный болтун. Зря наш воево… Грр! Как вы там называете Тая из клана Нин? Регхент? Дурацкое слово… Зря он держит Лиса при себе. Я знаю, у вас это в обычае, как и удары в спину вместо честного поединка, хотя по мне так это полное дерьмо. Как, говоришь, его пытались убить?

— Наёмники стреляли в него на улице.

— Наёмники? — сказал Арграш, присовокупив крепкое ругательство. — Выбор труса. Воин не прячется за чужие спины, он сам убивает врага и отрезает его голову!

После этого старейшину клана Железного Когтя понесло. Вся его дальнейшая речь почти целиком состояла из грубых, на грани оскорбления, нападок на традиции «южан». И плевать ему было на то, что Черногорье находилось почти строго на запад от его собственной родины, а значит, называть Кель’рина или Хель’рау южанами у него не было ни малейшего права.

Кое-как завершив свой практически бесполезный визит к Арграшу, Кель’рин вернулся в башню тайной стражи и в нерешительности остановился в коридоре. Справа была дверь в кабинет капитана, которой нужно было доложить о разговоре с Арграшем. Прямо же находилась охраняемая гвардейцами лестница на самый верхний этаж, превращённый в место заключения сестёр Ан’ау’сай.

Собственно, докладывать Исан’нэ было не о чем. Старейшина клана Железного Когтя Яграра не знал и о покушении на Хель’рау не имел никакого понятия. Это если, конечно, верить его словам. К сожалению, проверить их истинность с помощью дара было проблематично. А с помощью логики… Грубое прямодушие Арграша, равно как и его гордость воина, не допускающая убийства исподтишка, вполне могли оказаться лишь маской. В конце концов, человек, достигший его влияния, не может не уметь вести политические игры. А наёмные убийцы в них — всего лишь ещё один инструмент, пусть и не слишком одобряемый, но несомненно полезный.

В итоге, если реалистично смотреть на вещи, следовало признать, что разговор с Арграшем не дал расследованию абсолютно ничего. Никаких доказательств его вины или, наоборот, невиновности, получить не удалось. Оставалось только надеяться, что Ирвин, взявший на себя публику рангом пониже старейшины клана, добьётся большего.

Являться с докладом всего лишь о зря потраченном времени не хотелось. Поэтому Кель’рин прошёл мимо кабинета Исан’нэ, караульных гвардейцев и поднялся вверх по лестнице. Верхний этаж башни был разделён на две большие комнаты, и он свернул в ту из них, где ощущались три живые искры.

По-видимому, всё то время, которое сёстры там находились, они потратили на то, чтобы сделать своё новое пристанище чуть более удобным для жизни. Это было прекрасно заметно по тому, как оно преобразилось. Пыль и хлам, наполнявшие его ещё на рассвете, куда-то исчезли, а простая и грубая мебель была вычищена и заново расставлена так, чтобы создавать некое подобие уюта. Конечно, комнате всё ещё было далеко до изящества апартаментов в «Золотом Орле», но всё равно её было просто не узнать. Обратной стороной всего этого стало полное истощение (отнюдь не в магическом, а в самом обыкновенном человеческом смысле) Марис’но. Служанка, очевидно ставшая орудием в деле приспособления комнаты под нужды своей госпожи, к приходу Кель’рина едва держалась на ногах. Она даже послала ему полный благодарности взгляд, когда Шайин’сай, заметив его появление в комнате, сложила пальцы в жесте, разрешающем ей удалиться.

Кель’рин остался наедине с сёстрами. Хэлин’сай поприветствовала его злобным взглядом и даже демонстративно положила руку на рукоять одного из кинжалов, которые у неё даже не удосужились отобрать. Когда после ночного разговора Исан’нэ распорядилась отвести сестёр сюда, конвойные гвардейцы предлагали разоружить их, но капитан только презрительно махнула рукой. С одной стороны, это позволило аристократкам сохранить видимость достоинства и считать себя в каком-то смысле гостями тайной стражи, а не арестованными преступницами. Да и едва ли две не обученные ни фехтованию, ни боевой магии девицы смогли бы справиться с опытным воином-одарённым. С другой стороны, Кель’рин не был вполне уверен, что напади они на него вдвоём, он смог бы успокоить их, совсем не причинив им вреда. Видимо, эта мысль слишком явно отразилась у него на лице, поскольку Шайин’сай торопливо встала перед сестрой, закрывая ту собой, после чего с достойной приёмной Дворца аккуратностью выполнила приветственный кивок.

— Кель’рин! — сказала она, сохраняя вежливое выражение лица. — Хотела бы я сказать, что рада вас видеть, но учитывая обстоятельства… Надеюсь вы меня простите.