Я же предпочитал словам — действие. Одним движением я сломал стеклянную ампулу и аккуратно набрал ее содержимое в шприц. Теперь нужно сделать укол, и пациент готов к употреблению.

Но я не успел.

Лже-Будников внезапно улыбнулся, отчего его холеное лицо стало удивительно отталкивающим, а потом он внезапно оскалился! Издевается? И тут же с силой сжал челюсти, словно раскусывая крепкий орех.

Изо рта его пошла пена, глаза закатились, а тело забилось в конвульсиях.

В первые мгновения я не понял, что произошло, но спустя несколько секунд до меня дошло. Яд! Эта сволочь принял яд. Я уже видел такое — яд был спрятан в зубе, и, с силой надавив на коронку, он раскусил капсулу.

Я подскочил к нему, но было уже поздно. Сейчас Борису не помог бы и самый лучший доктор, кровь лилась изо рта вперемешку с пеной. Он был еще жив, но уже совершенно невменяем, доживая последние секунды своей жизни.

Что же ты такое скрываешь, что предпочел всему прочему столь страшную смерть? Или кого ты так сильно боишься?

В любом случае, допрос был окончен. Инъекция не понадобилась. Пленник уже ничем не мог мне помочь.

Все, что мне оставалось, наблюдать его предсмертные конвульсии. Я видел много смертей и не находил в них ничего приятного, даже врагов убивая без радости. Но и особой патетики при виде умирающего давно не испытывал. На войне к этому быстро привыкаешь.

Через минуту все было кончено. Я накрыл покойника его же пиджаком и, прихватив связку ключей, покинул этот негостеприимный подвал.

И все же одна зацепка у меня появилась. Медная гора убьет меня — так сказал перед смертью лже-Будников. Надо узнать, что это за гора, и проверить, сбудется ли предсказание.

Глава 6

Дом, в подвале которого все произошло, пустовал. Выбравшись по лестнице в просторную комнату, я никого не встретил. Мебель была прикрыта от пыли тканью, в углу стояло фортепиано.

Я вышел на улицу, аккуратно прикрыв за собой входную дверь, и оказался все в том же тихом дворике, где меня так лихо вырубили. Дом как дом, пара этажей, кирпичная кладка, окна с плотно закрытыми ставнями. И никого вокруг, никаких соседей. Видно, лже-Будников и его напарник частенько пользовались этим местом для своих дел, и свидетели им не требовались. Мертвецов здесь еще долго не обнаружат, а сам я сообщать о двойном убийстве не собирался — еще не хватало проблем с местным Департаментом полиции. Посадят в каталажку на время проведения расследования, запросят Фридрихсград о моих полномочиях, потом, конечно, отпустят, но, во-первых, время будет упущено, а, во-вторых, я предпочитал оставаться погибшим в глазах тех, кто устроил бойню в штаб-квартире, по крайней мере, до поры до времени.

Теперь у меня был ключ от квартиры настоящего Будникова, и я решил пошарить там немного, мало ли, вдруг да попадется нечто интересное. Но для начала следовало привести себя в порядок. Двойное убийство и предшествовавшая ему драка изрядно потрепали мой внешний вид, и я решил вернуться в пансион фру Марты и переодеться.

Я еще слабо ориентировался в городе, и не особо представлял себе, далеко ли нахожусь от пансиона, но мою проблему решил первый же попавшийся извозчик, любезно согласившийся довезти меня до старой площади и не побрезговавший принять за это в благодарность пару марок.

Золотозубая хозяйка пансиона словно караулила меня. Не успел я войти в дом, как она выпорхнула в холл и чуть поджала губы, разглядывая мой весьма непрезентабельный внешний вид. Благо, кровавые пятна, оставшиеся на рубашке, от ее взгляда надежно прикрывал пиджак. Иначе, боюсь, она тут же побежала бы за полицией.

— Вынуждена предупредить, что стиркой я не занимаюсь, господин Бреннер, но могу вызвать для вас знакомую прачку.

— Благодарю вас, не стоит. У меня есть во что переодеться.

— Как пожелаете, — она все не уходила, загораживая мне проход к лестнице.

— Вы не подскажете, а какую гору у вас называют медной?

— Медной? Где медные рудники, там и гора — медная. Где железные — гора железная. Так принято. Ближняя от нас — где Полыхаевский медеплавильный завод стоит. Деревенька там рядом, Полыхаево называется. В честь нее и рудник назван. А может, и наоборот, деревня в честь рудника. Зачем вам, если не секрет?

— По делу интересуюсь, хочу руду скупать для собственных нужд.

Фру Марта явно не прочь была узнать подробности моего интереса, но я сделал шаг к лестнице, заставив ее отступить в сторону. Она поняла мой маневр, фыркнула, демонстративно развернулась и гордо удалилась в свои покои. Вот тоже еще забота. Не удивлюсь, если в мое отсутствие она шарила в моих вещах. Но кроме «дырокола» ничего предосудительного она найти не могла, а внешне это столь мощное оружие выглядела весьма просто и особого интереса не представляло. Ладно, как-нибудь разберусь с этой любопытной женщиной. В конце концов, ее тоже можно понять. Провинциальный город, возраст, скука, отсутствие новостей.

Пока я приводил себя в порядок, мысленно прокручивал раз за разом наш разговор с Борисом, стараясь вспомнить каждое его слово, интерпретировать каждый намек, и в итоге пришел к выводу, что на данный момент информации у меня чуть больше, чем ноль.

Есть некий саркофаг, от которого нет ключа. Существуют грозные «старые люди», которых следует опасаться. Плюс имеется Медная гора, которая меня убьет — вот и все, никакой конкретики. Не густо! И в который раз я задал себе один и тот же вопрос: зачем профессор прислал меня в этот город? Не лучше ли вернуться в Фридрихсград и начать поиски оттуда? Я сомневался, что сделал правильный выбор, уехав из столицы, но… раз уж я здесь, то выясню все до конца.

Я тщательно умылся, сменил сорочку, вычистил костюм, и в этот раз прихватил с собой «дырокол». Фру Марта внизу не караулила, а может, подглядывала в потайную щелку. На всякий случай я слегка поклонился и, кажется, услышал очередное фырканье сквозь дверь.

Уже через четверть часа я стоял, в толпе прочих зевак, у знакомого дома, в котором квартировал настоящий Будников, и наблюдал, как полицейские на носилках выносили прикрытое простыней тело. Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться — обнаружили труп настоящего Порфирия Карловича. Кто и каким образом нашел тело — не важно, главное — я опоздал. Теперь мне в квартиру не попасть, припозднился я с обыском. С другой стороны, явись я сюда чуть раньше, сейчас давал бы показания в Департаменте.

— Зарезали, говорят, — взволнованно обсуждали в толпе происшествие, — один удар, и прямо в сердце!

— Один? Да его всего искололи, десять дырок, не меньше! И каждая — смертельная!

— А какой человек был! Ученый! Бессребренник! Ничего для себя, все для науки!

— Ты-то откуда знаешь?

— Слышал…

— Ужас, что творится, и куда полиция смотрит?

— Ясное дело, куда, как бы карманы себе потолще набить, ироды!

— Это вы зря, полиция у нас дело делает, а вам бы только болтать.

Согласия по поводу случившегося в народе не имелось. Я немного послушал разговоры, сам в диалог не вступая, но ничего существенного не узнал. Версии разнились, никто ничего точно не знал, а слухи собирать — время терять.

Из дома вышел инспектор, и я поспешно отвернулся в сторону. Мы были знакомы. Инспектора звали Глеб Топорков, и служил он некогда в Фридрихсграде, но за скандал с некоей высокопоставленной особой, кажется, генеральской дочерью, был сослан в провинцию, и более о судьбе его я ничего не слышал. Случилось это давненько — еще в ту пору, когда я сам носил мундир, но я не сомневался, что и он меня узнает.

Пожалуй, стоило рискнуть, и якобы случайно наткнуться на него где-нибудь на улице. Может, за кружкой-другой пива я сумею разузнать подробности убийства, а если повезет, то он расскажет и еще что-нибудь полезное.

Топорков уселся в полицейскую карету, и жандарм тут же тронулся с места. Я свистнул ближайшего извозчика и приказал следовать за ними, держась на небольшом расстоянии.