— Нет, — сказала Алла Борисовна, — не хочу. Но я не хочу также, чтобы завтра опять доставили мне кого-нибудь с инфарктом прямо из кабинета следователя. Это не решение проблемы.

— Решение проблемы существует только одно, — сказал Руднев, — вещи называть своими именами. А это, ты права, иногда приводит к инфарктам. И некоторые из них случаются в кабинете следователя... Какой же остается выход? По-прежнему занимать страусову позицию?

Алла Борисовна усмехнулась.

— А ты заметил, Олег, что все время повторяешь: «Я не могу здесь остаться, я должен уехать...» А меня спросил: хочу ли я все бросить и начать опять колесить по свету?!

— Врачи везде требуются, — сказал он. — Я думаю, ты ничего не потеряешь.

— А людей, к которым я успела привязаться и которые привязались ко мне?

— Имеешь в виду Веру Игнатьевну Ванину? — уточнил он.

— И ее, в частности.

— Ну что ж, — сказал он, — значит, тебе придется сделать выбор, кто из нас дороже: я или Вера Игнатьевна. — Он улыбнулся, поцеловал жену в щеку. — Мне пора.

Алла Борисовна осталась одна.

Зазвонил телефон.

Она взяла трубку.

— Слушаю.

Ирина Васильевна Антипова говорила из будки телефона-автомата.

— Можно попросить Олега Сергеевича?

— Он в отъезде, — прозвучал в трубке голос Аллы Борисовны. — Будет через три дня. А кто его спрашивает?

— Антипова, — сказала Ирина Васильевна. — Здравствуйте.

— Здравствуйте, — ответила трубка.

— Вы меня, пожалуйста, извините, — сказала Ирина Васильевна, — я насчет работы. Олег Сергеевич обещал когда-то, но, наверное, у него ничего не вышло?

— Я, к сожалению, не знаю.

— Да, конечно. Наверное, не вышло... Я бы не стала его беспокоить, но у меня безвыходное положение... В городе я недавно и, кроме Олега Сергеевича, никого здесь не знаю... Отец-то в тюрьме сейчас, — сообщила вдруг Ирина Васильевна. — Вы, наверное, слышали?

— Слышала, — сказали в трубке.

— Вот так оно и получилось. Приехала в отчий дом и осталась одна с ребенком... Да ладно... Ничего... Как-нибудь перебьемся... Извините меня, пожалуйста...

— Постойте, — прозвучало в трубке. — Вы сейчас где находитесь?

— Я? — Ирина Васильевна не поняла. — В телефонной будке.

— Где именно?

— На улице Свердлова.

— Это рядом... Поднимитесь, пожалуйста, ко мне. Свердлова, три, квартира семнадцать... Четвертый этаж.

— А зачем? — растерянно спросила Ирина Васильевна.

— Вот придете, тогда и подумаем: зачем да почему, — сказала трубка.

Руднев сидел в зале ожидания аэропорта, на втором этаже.

Вокруг него клубилась обычная вокзальная суета: кто-то приходил, кто-то уходил.

В конце зала работал телевизор, и оттуда доносилась шумная плясовая музыка.

Радиодинамик под потолком объявил:

— У третьей секции начинается регистрация билетов и оформление багажа на рейс тринадцать — двадцать пять Туранск — Свердловск.

Руднев поднялся, пошел к лестнице.

И тут он услышал громкий голос Веры Игнатьевны Ваниной. Голос раздавался из телевизора.

Руднев остановился. Повернул назад.

С экрана телевизора, обращаясь к людям, столпившимся в зале ожидания, Ванина говорила:

— ...Состояние теплосетей под улицами города остается на сегодняшний день критическим. Во избежание несчастных случаев необходимо соблюдать предельную осторожность и повышенную бдительность. Любое, безобидное на первый взгляд, облачко пара над асфальтом должно явиться сигналом бедствия. Опасный участок следует немедленно оцепить, прекратить всякое движение пешеходов и транспорта...

Сын Веры Игнатьевны Андрей, раскачиваясь в кресле-качалке, читал книгу.

Из соседней комнаты доносилась плясовая музыка.

Как видно, она не мешала Андрею.

Музыка затихла. Послышался женский голос.

Андрей продолжал читать.

Голос, доносившийся из соседней комнаты, показался ему знакомым.

Андрей отложил книгу, поднялся.

С экрана телевизора, обращаясь к сыну, говорила Вера Игнатьевна:

— ...Мы не имеем права обманывать себя, должны честно и прямо себе сказать: если мы упустим время, не проявим должной организованности и дисциплины, позволим себе хоть малейшую самоуспокоенность, то последствия могут оказаться самые плачевные...

Андрей, стоя, слушал мать.

Директор завода Соколов был один в своем кабинете.

Зазвонил телефон.

— Да, — сказал Виктор Яковлевич в трубку. — Когда, сейчас? Подожди. — Не кладя трубку на рычаг, он подошел к телевизору и включил его.

— ...Для ликвидации создавшегося положения, — говорила с экрана Ванина, — принимаются чрезвычайные меры. Городу выделены необходимые средства и оборудование. Теперь только от нас с вами, от каждого хозяйственного руководителя, от проектировщиков, работников городских служб, строителей и монтажников, от всего населения в целом, зависит, как скоро мы осуществим необходимую реконструкцию теплосетей и на улицах города восстановим покой и полную безопасность...

— Слыхал? — сказал в трубку Соколов. — Ну и сильна баба! Она же сжигает за собой все мосты.

Росла толпа у телевизора в зале ожидания аэропорта. Люди с чемоданами, портфелями, сумками, еще минуту назад спешившие к самолету, останавливались, тревожно слушали.

Ванина с экрана им говорила:

— ...Молчать, приуменьшать опасность, занимать половинчатую позицию больше нельзя. Кончилось время раскачки, наступило время решительных действий...

— У третьей секции заканчивается регистрация билетов и оформление багажа... — заглушая голос Веры Игнатьевны, напомнил радиоприемник.

Руднев повернулся, пошел вниз.

У дежурного милиционера он спросил:

— Где здесь касса возврата?

— Слева, — показал милиционер. — Касса номер пять.

В квартире Рудневых женщины пили чай.

— ...А ведь когда-то Олег Сергеевич был в вас сильно влюблен, — улыбнувшись, сказала Алла Борисовна.

— Ну что вы, — смутилась Ирина Васильевна. — Это так, по молодости. Ничего серьезного.

— Нет, нет, — возразила Алла Борисовна. — Он мне сам признался: поманила бы пальцем — пошел бы в огонь и в воду.

— Он шутил, наверное, — неловко сказала Ирина Васильевна.

— Ничего подобного, вполне серьезно. И напрасно вы смущаетесь. Женщина должна гордиться, когда способна внушать такую любовь.

— Гордиться! — горько усмехнулась Антипова. — Есть чем! Хожу как нищенка и клянчу... Вы не представляете себе...

— В конце концов все образуется.

— Как? — спросила Ирина Васильевна. — Каким образом? Дочь преступника, всеми презираемого... Знаете, сколько я набиралась храбрости, пока позвонила сегодня Олегу Сергеевичу?

— И напрасно. Взяли бы и позвонили. Не нужно было ждать.

— Нет, Алла Борисовна. Я вам честно скажу — с вами мне легко как-то. Хотя могли бы, кажется, и не доверять мне... А Олег Сергеевич... Он, наверное, стал очень холодным, черствым человеком... Не сердитесь, пожалуйста...

— Нет, Ира, — сказала Алла Борисовна, — вы не правы. Он очень добрый, очень сердечный человек. Только он сейчас страдает. Ему ведь тяжелее, чем всем нам.

В передней хлопнула дверь.

Алла Борисовна прислушалась. Вышла из комнаты.