— И что ты, Ярик, такая кислая?
Вздрагиваю, когда Лёня нагло стягивает наушники и бросает их на фортепиано, и складываю руки на груди, смотря на сводного братца снизу-вверх. Какого чёрта он припёрся ко мне в комнату?!
— Я стучал, — словно читает мои мысли Фил и принимается осматривать моё временное пристанище, — ты не ответила.
— Если не ответила, то значит not disturb, Лёня.
— Understand, baby, но меня мало волнует степень твоей занятости.
— Хамло.
— Сабелька.
— Что?! — фыркаю и разворачиваюсь на стуле, чтобы видеть, куда его потащила нелёгкая сила. — Какая ещё сабелька?
— Острая, Ярик, — Лёня дарит мне бесячую позитивную улыбку и берёт розового слоника, которого мне дала бабуля перед отъездом.
— Хватить лапать мои вещи! — вскакиваю со стула и буквально вырываю из рук Лёни фигурку. — Зачем ты вообще припёрся?
— А ты далека от понятия дружелюбие, да?
Издевается гад, пока я пытаюсь успокоиться. Как-никак, а я перед ним виновата.
— Я уже извинилась, — ставлю слоника на его место и бросаю на Лёню раздражённый взгляд, — ты промолчал. Больше повторять не буду.
— Я не глухой. С первого раза услышал.
Продолжает улыбаться, выводя меня из состояния спокойствия, которого я достигла при общении с Машей. Он стоит рядом со мной. Очень близко. Я отчётливо чувствую аромат мяты и скриплю зубами. Леонид не делает ничего сверхъестественного, но меня всё равно корежит от его присутствия. Я ищу причину этому ощущению и не могу найти. Видимо, Фил является моим раздражителем. Природным. Когда ты на дух не переносишь человека без какой-либо уважительной на то причины.
— Мне не нужны твои извинения, Ярослава, — улыбка исчезает с его лица, заставляя отступить назад, — и пришёл я, чтобы узнать, как ты, и сказать, что родители зовут к ужину. Всех. И да, я тоже не в восторге от этой дерьмовой ситуации, но не срываю зло на тебе.
— Я не…
— Идём, — Лёня равнодушно мажет по мне взглядом и уходит из комнаты, убрав руки в карманы джинсов.
Сводный брат не закрывает дверь, оставляя её открытой, словно кинул на пол красивое приглашение. Я же тяжело дышу из-за его слов и ощущаю сильное давление внутри, которое затапливает меня с головой, но не ледяным холодом, а огромной волной помоев. Мерзкое ощущение, направленное на саму себя. С трудом переступаю через него и спускаюсь в столовую, где все в сборе. Подхожу к месту рядом с Лёней и отодвигаю стул с непристойным скрежетом ножек по паркету. Боковым зрением ловлю мамин недовольный взгляд и сажусь с каменным выражением лица.
Вряд ли мне кусок полезет в горло, но игнорировать слова родителей себе дороже, поэтому в гробовой тишине мы приступаем за ужин. Я ковыряюсь вилкой в салате, пока Фил уминает всё под чистую.
— Ты подумала?
Голос матери звенит, разрезая пространство на рваные пласты, и врывается в мою голову, включая там режим защиты. Невольно напрягаюсь и тянусь за стаканом с водой.
— Раиса, не дави на неё.
— Я не давлю, Семён. Время идёт. Можно быть обиженной хоть век, но это не поможет. Ярослава?
Делаю несколько глотков под пристальным вниманием двух пар глаз. Спасибо сводному брату за отсутствие интереса к моей моральной порке, иначе я бы не знала, куда бежать.
— Я ничего не решила, мама.
— Боже…
Родительница откладывает столовые приборы в сторону и устало вздыхает, усиливая мою внутреннюю дрожь. Бросаю взгляд на Леонида, но он и бровью не ведёт, продолжая трапезничать, в отличие от нас троих. От Семёна Кирилловича тоже веет ожиданием, и я выпаливаю то, что приходит первое на ум:
— Я хочу сначала съездить к бабушке.
— Что?
На лице матери неподдельное удивление, которое она не успела замаскировать другой эмоцией. Брови отчима ползут вверх, и лишь моё сердце грохочет в груди так, что уши закладывает.
— К бабушке, мама, — повторяю увереннее, — я имею полное право. Хочу сходить на могилу отца и навестить бабулю. Я не была у нее несколько лет.
— Зачем это?
— Я. Имею. Право. Если хочешь заставить меня ходить к психологу, то прежде я сделаю так, как считаю нужным.
— Бред какой-то!
На стол летит белоснежная салфетка, и мама показательно прикладывает руку ко лбу.
— Не бред, мама.
— С каких пор ты горишь желанием увидеть Клавдию Степановну, скажи на милость?
— С тех самых, как родная мать решила сдать меня в психушку!
— Стоп! — отчим поднимает руку, пока моя грудная клетка трещит по швам от накала эмоций. — Успокойтесь обе.
— Лёня, — справа прекращается движение. Кажется, сводный брат даже жевать перестает и не дышит, пока Семён Кириллович буровит его взглядом. — Поедешь с Ярославой.
— Что?! Семён!
— Тише, Раиса, — отчим переводит взгляд на меня, — недели вам будет достаточно, чтобы навести порядок в своих головах.
— Не понял? У меня есть свои планы, и в них точно не входит сопровождение в… куда?
Поворачивается в мою сторону и убивает «позитивом» в глазах. Я только рот открываю, но звука не издаю.
— Либо так, либо никак, — отчим бросает вилку с ножом на стол и поднимется, — один по уши в дерьме, и вторая катится по той же дорожке.
— Я не в дерьме.
— Я всё сказал! — гаркает Семён Кириллович и ударяет по столу кулаком, от чего звенит посуда и мои нервные клетки. — Если нет, то будем разговаривать по-другому. Ещё вопросы? — смотрит в нашу сторону, словно тут не люди, а самые настоящие черти. — Вот и хорошо. Приятного аппетита!
График прод изменён: через день в 00:00 по МСК.
11
POV Яра
Кинув в большую спортивную сумку пару тёплых носков в довесок ко всем шмоткам, скольжу усталым взглядом по шкафу с одеждой. Сейчас на душе тяжело, как никогда, и дело даже не в приговоре, который нам выдвинул Семён Кириллович, а в том, что скоро мне придётся столкнуться с осуждением бабушки. Нет, она у меня не ворчливая старая карга, как могут подумать окружающие. Наоборот, Клавдия Степановна добрая и понимающая. Порой слишком открытая. Это слегка пугает, но притягивает. После переезда в большой город я часто с ней созванивалась. Миролюбивые беседы перед сном были нашей негласной традицией, только я взрослела и проводила много времени за фортепиано, поэтому общение с бабулей стало крайне редким, и я боялась, что по приезду в *** она попросту не будет мне рада. Бредовые мысли, конечно, но страх сворачивался змеем около моих ног и не давал покоя, пока я собирала вещи. О реакции матери я не думала, отгоняла всякий намёк на разговор и просьбы отпустить меня одну. Если отчим вставил своё веское слово, то нам с Лёней не отвертеться.
— Всё? — сводный братец появляется в дверном проёме и вопросительно смотрит на меня, пока за окном барабанит дождь.
Идея поехать сегодня была не моей, а Леонида. К слову, серьёзного Леонида, который после моральной порки Семёна Кирилловича изменил бесящий позитив на ужасающую серьёзность. Я вроде не должна замечать таких тонкостей в их общении, но почему-то сконцентрировала на этом внимание.
— Давай, — без лишних фраз Лёня забирает у меня сумку, которую я хотела нести сама, и спускается вниз.
Родители стоят в холле и провожают нас колючими взглядами. Мама обнимает Леонида, а я игнорирую эти фальшивые проявлении выхожу из дома. Мне итак холодно от порыва ветра с каплями дождя, но мамино поведение добавляет льда на сердце. Только не того, который плавно его окутывает, а другого. Того, который раздроблен в острую крошку и вонзается в мягкие ткани от каждого её взгляда. В голове не укладывается мысль, что родной человек перестал быть родным из-за моей одной оплошности. И сколько бы продолжалось лицемерие, если бы не Паша и его резкий скачок давления в паху?
— Готова? — Фил останавливается рядом со мной и смотрит на свой Джип, который стоит в нескольких метрах от нас.
Чтобы до него дойти, придётся слегка намокнуть. Я киваю и скукоживаюсь в своей тёплой толстовке с капюшоном. Лёня останавливает меня рукой, когда хочу пойти вперёд, и ставит наши сумки себе под ноги. На мой вопросительный взгляд никак не реагирует и снимает с себя худи. Даёт мне и шествует к автомобилю в одной футболке и джинсах, вызывая у меня приступ раздражения. Что за забота себе во вред? Перед родителями рисуется?