Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

В следующей статье «Российская социал-демократическая партия и ее ближайшие задачи», опубликованной во втором (ноябрьском) и третьем (декабрьском) номерах 1901 года «Брдзолы», И. Джугашвили описал эволюцию рабочего и социал-демократического движения России от борьбы за удовлетворение отдельных требований и кружкового изучения марксизма до развертывания политической борьбы. Автор статьи утверждал, что от стачек рабочее движение переходит к уличным демонстрациям как к более высокой стадии борьбы. Он считал, что «уличная агитация – смертный приговор» для властей.

Прежде чем его статьи увидели свет, Джугашвили получил возможность проверить справедливость изложенных в них теоретических положений на практике. В ноябре 1901 года на нелегальной конференции тифлисской социал-демократической организации Джугашвили был избран в Тифлисский комитет РСДРП и по решению этого комитета направлен в Батум. Это было первое самостоятельное задание «ученика от революции». Являясь сравнительно небольшим городом с населением в 30 тысяч человек, Батум был, после Баку и Тифлиса, третьим по значению промышленным центром Закавказья, специализировавшимся на экспорте нефти из России. Однако в отличие от Баку и Тифлиса в Батуме не происходило бурных выступлений рабочих. Ссылаясь на воспоминания Ноя Жордания, Адам Улам отмечал, что, по мнению вождей грузинской социал-демократии, рабочий класс Батума, состоявший в значительной степени из выходцев из деревень, был «отсталым». Руководители местной социал-демократической организации И. Рамишвили и Н. Чхеидзе не верили в возможность поднять батумских рабочих на выступления в защиту своих прав, а уж тем более повести их на политическую борьбу и считали, что распространять марксистские идеи следует постепенно. Действуя в значительной степени независимо от них, Иосиф Джугашвили, судя по всему, быстро нашел общий язык с выходцами из крестьян. Под его руководством за несколько зимних месяцев 1901 – 1902 годов были созданы новые марксистские кружки, а также организована нелегальная типография, в которой печатались листовки. Эти листовки распространялись на нефтеперерабатывающих заводах Ротшильда и Манташева.

Вскоре ситуация на этих предприятиях наглядно подтвердила правоту социал-демократической пропаганды. Экономический кризис, начавшийся в России в 1900 году, сильно ударил по бурно развивавшейся до тех пор нефтяной промышленности. В стране было закрыто до 45% нефтяных скважин. В феврале 1902 года на батумском заводе Ротшильда было объявлено об увольнении 389 рабочих, что составляло более трети всех работавших. Ответом на это решение была забастовка, охватившая почти весь заводской коллектив. Стремясь подавить забастовку, власти объявили, что, если она не прекратится, ее участники будут высланы в деревни, откуда они прибыли в Батум. Однако забастовка продолжалась. Тогда местная жандармерия арестовала тридцать два наиболее активных забастовщика.

Вместе с рабочими предприятия Иосиф Джугашвили подготовил план ответных действий. Позже в полицейском отчете будет сказано: «Руководя делом, Джугашвили держал себя в стороне, и потому не все рабочие знали о нем, с рабочими же постоянно соприкасался Канделаки, известный в рабочей среде за «помощника учителя». Только немногие знали самого «учителя». (Позже в официальной биографии Сталина было сказано, что его «батумские рабочие уже тогда называли учителем рабочих».) Так «ученик» социал-демократической партии впервые выступил в роли «учителя» рабочих.

Как и все профессиональные революционеры в мире, он исходил из того, что уличная демонстрация может органично вырастать из забастовки и таким образом перевести революционную борьбу на более высокую ступень. Незадолго до прибытия в Батум в своей работе «Российская социал-демократическая партия и ее ближайшие задачи» И. Джугашвили писал: «Уличная демонстрация интересна тем, что она быстро вовлекает в движение большую массу населения, сразу знакомит ее с нашими требованиями и создает ту благоприятную широкую почву, на которой мы можем сеять семена социалистических идей и политической свободы. Уличная демонстрация создает уличную агитацию, влиянию которой не может поддаваться отсталая и робкая часть общества. Достаточно человеку выйти во время демонстрации на улицу, чтобы увидеть мужественных борцов, понять, ради чего они борются, услышать свободную речь, зовущую на борьбу, боевую песнь, изобличающую существующий строй, вскрывающую наши общественные язвы».

Подчеркнуто мирный характер демонстрации, справедливость требований, которые выдвигают ее участники, способствуют тому, что люди, вышедшие на улицы, чтобы понаблюдать за процессией людей, начинают сочувствовать демонстрантам. В своей статье в газете «Брдзола»

И. Джугашвили отмечал огромные агитационные возможности уличной демонстрации для воздействия на тех, кто еще не был вовлечен в деятельность подпольных революционных кружков: «В любопытстве народа скрывается главная опасность для власти: сегодняшний «любопытствующий» завтра как демонстрант соберет вокруг себя новые группы «любопытствующих». А такие «любопытствующие» сегодня в каждом крупном городе насчитываются десятками тысяч… «Любопытствующие» видят, что демонстранты собрались высказать свои желания и требования».

В то же время даже пассивное участие в выступлении против властей немедленно могло поставить «любопытствующих» в конфронтацию с правящим строем. Джугашвили писал: «Любопытствующий» не бежит от свиста нагаек, а наоборот, подходит ближе, а нагайка уже не может разобрать, где кончается простой «любопытствующий» и где начинается «бунтовщик». Теперь нагайка, соблюдая «полное демократическое равенство», не различая пола, возраста и даже сословия, разгуливает по спинам и тех и других». С точки зрения организаторов выступления, «неразборчивость» нагайки была благом. «Этим нагайка оказывает нам большую услугу, ускоряя революционизирование «любопытствующего». Из оружия успокоения она становится оружием пробуждения», – писал Джугашвили.

Более того, организаторы выступления понимали, что демонстранты и даже случайные «любопытствующие» могут лишиться свободы и даже жизни во время разгона уличного шествия. И. Джугашвили писал: «Пусть уличные демонстрации не дают нам прямых результатов, пусть сила демонстрантов сегодня еще очень слаба для того, чтобы этой силой вынудить власть немедленно же пойти на уступки народным требованиям, – жертвы, приносимые нами сегодня в уличных демонстрациях, сторицей будут возмещены нам. Каждый павший в борьбе или вырванный из нашего лагеря борец подымает сотни новых борцов. Мы пока еще не раз будем биты на улице, еще не раз выйдет правительство победителем из уличных боев. Но это будет «пиррова победа». Еще несколько таких побед – и поражение абсолютизма неминуемо. Сегодняшней победой он готовит себе поражение».

В условиях отсутствия конституции и политических свобод деятельность всех партий, а тем более их уличные выступления были незаконными. Социал-демократ Васильев писал в 1906 году, что «борьба классов и групп не только уместна, но и необходима» лишь после установления конституционной власти. До этого же времени «она убийственна и преступна». Хотя эта статья вызвала осуждение многих членов партии, в том числе и Сталина, на самом деле такая оценка отвечала реальному положению вещей при самодержавном строе. Поскольку деятельность любого революционера, в том числе и социал-демократа, вступала в противоречие с законом, она была «преступна». Поскольку же она приводила к конфронтации с властями, готовыми применить крайние меры, то такая борьба была «убийственна». В начале 1902 года революционеры исходили из того, что время революции, в ходе которой будет установлена конституционная власть, еще не настало. Однако они рассматривали уличные шествия как прелюдию к революции и были готовы принести себя добровольно в жертву во имя начала революции. В то же время революционеры всех времен и народов всегда стремились втянуть в подготовку к революции как можно больше людей и таким образом принести и их в жертву. Готовность принять самому мученический венец, вероятно, соответствовала сложившимся еще в духовных училищах представлениям Сталина о необходимости пострадать за правое дело. Как и всякий революционер, он считал, что и другие участники движения протеста должны рано или поздно прийти к осознанию такой необходимости.

45
{"b":"8417","o":1}