Руководители партии, которые служили образцом для рядовых ее членов, удостаивались знаков уважения и почета, напоминавших знаки уважения и почета, которые оказывают верующие священнослужителям. Говоря об отношении к партийным руководителям, Сталин, возможно, вспоминал о церковной обрядности: «Принято, что «великий человек» обычно должен запаздывать на собрания, с тем чтобы члены собрания с замиранием сердца ждали его появления, причем перед появлением великого человека члены собрания предупреждают: «тсс… тише… он идет». Эта обрядность казалась мне не лишней, ибо она импонирует, внушает уважение».
Многие стороны партийной «обрядности», о которой говорил Сталин, сложились еще задолго до того, как партия стала правящей, точно так же как многие церковные ритуалы возникли еще в период гонений на христиан. Подобно первым христианам, отстаивавшим свое учение в условиях преследований, социалисты и коммунисты должны были защищать свои взгляды в условиях подполья. Юные семинаристы без труда осваивали навыки конспиративной деятельности, поскольку с первых лет обучения в духовных училищах знали, что «внутренняя жизнь Церкви таинственна». Хранить партийные тайны, не предавать огласке многие события внутрипартийной жизни, не пытаться сорвать покров секретности с тайн высших эшелонов власти было легче научиться тому, кто с детства заучил, что «в жизни Церкви ряд особенных, наиболее важных моментов благодатного строительства, ряд священнодействий постепенно получил преимущественное наименование «таинств».
Как и первые христиане, гонимые за веру, социалисты и коммунисты были готовы пострадать за свои убеждения и безропотно вынести муки. Член партии должен быть готов пожертвовать всем, включая свою жизнь, ради победы коммунизма. В обращении «организациям и товарищам, приславшим приветствия» по случаю 50-летия, Сталин писал: «Можете не сомневаться, товарищи, что я готов и впредь отдать делу рабочего класса, делу пролетарской революции и мирового коммунизма все свои силы, все свои способности и, если понадобится, всю свою кровь, каплю за каплей».
Хотя сходство между христианством и марксистским учением облегчало переход Иосифа Джугашвили, как и других учеников Тифлисской семинарии, в революционное социалистическое движение, между религией и теорией Маркса – Энгельса были полярные различия. Религия покоилась на вере, учение Маркса – на научном доказательстве. Религия считала, что целью верующего является забота о его душе и подготовка к вечной жизни, а задача марксизма сводилась к решению мирских проблем путем переустройства общественной жизни. Религия призывала верующих смиренно нести свой крест, а марксисты звали на революционную борьбу. Марксисты осуждали религию как орудие идейного порабощения масс, а религия осуждала марксизм за неверие в Бога. В отличие от религии, которая убеждала в незыблемости вселенских основ и вечных истин, марксизм воспринимал мир как постоянно развивающийся, а суждения о нем как постоянно изменяющиеся. Такое восприятие мира отвечало представлениям Иосифа о происходивших бурных переменах, совершавшихся на стыке двух веков. Личный опыт также убеждал Иосифа в постоянной изменчивости условий жизни и постоянном развитии мировосприятия людей. В своей работе «Анархизм или социализм?» Сталин писал: «Что такое диалектический метод? Говорят, что общественная жизнь находится в состоянии непрестанного движения и развития. И это верно: жизнь нельзя считать чем-то неизменным и застывшим, она никогда не останавливается на одном уровне, она находится в вечном движении, в вечном процессе разрушения и созидания. Поэтому в жизни всегда существует новое и старое, растущее и умирающее, революционное и контрреволюционное».
Место религии, формировавшей прежде его представления о времени и пространстве, в мышлении Иосифа заняла марксистская диалектика, которая, по его оценке, позволяла реалистично объяснить окружающий мир. Он писал: «Диалектический метод говорит, что жизнь нужно рассматривать именно такой, какова она в действительности». Время, которое прежде представлялось ему замкнутым в вечно повторяющихся кругах богослужения и ограниченным на Земле ожиданием перехода каждого человека в вечную жизнь на том свете или надеждой на второе пришествие Христа, теперь становилось средством измерения поступательного движения вечно меняющегося и развивающегося земного мира.
Пространство, прежде наполненное созданными раз и навсегда творениями Бога, теперь превратилось в место движения постоянно развивавшихся форм материи.
Молодой Джугашвили полностью принял эволюционную теорию Дарвина в качестве универсального объяснения развития природы от простых организмов к более сложным по мере их приспособления к изменявшимся условиям. Диалектика в марксистской трактовке позволяла ему найти объяснение историческому развитию общества – от простого к сложному. Каждый этап общественного развития не был абсолютно плох или хорош, а соответствовал определенным историческим условиям. На каждом этапе в обществе назревали противоречия между старым и новым, а борьба, являвшаяся следствием этих противоречий, венчалась победой растущих сил над отмиравшими и переходом к новому этапу развития.
Теория Маркса и Энгельса убеждала его в постоянном развитии общества, неизбежности смены одного общественного строя другим, в том, что в самой природе несправедливого строя, порабощающего сильные, независимые натуры, заложены семена его гибели. Исходя из положений марксизма, Джугашвили считал, что капиталистическое общество подготовило почву для социализма благодаря тому, что при капитализме «процесс производства, труд, уже принял общественный характер, приобрел социалистический оттенок». Это он видел и в организации производства на отдельном предприятии («каждый рабочий и все рабочие каждого цеха тесно связаны по работе как с товарищами из своего цеха, так и с другими цехами»), и во взаимосвязи различных видов промышленных производств («достаточно забастовать рабочим железной дороги, чтобы производство очутилось в тяжелом положении, достаточно остановиться производству нефти и каменного угля, чтобы спустя некоторое время закрылись целые фабрики и заводы»). Из этого Джугашвили делал вывод: «Ясно, что здесь процесс производства принял общественный, коллективистский характер. И так как общественному характеру производства не соответствует частный характер присвоения, так как современный коллективистский труд неизбежно должен привести к коллективной собственности, то само собой ясно, что социалистический строй с такой же неизбежностью последует за капитализмом, как за ночью следует день».
В развитии капиталистического производства он видел процесс, готовящий почву для грядущего социалистического строя. «Экономическое развитие капиталистического строя показывает, – писал Джугашвили, – что современное производство с каждым днем расширяется, оно не укладывается в пределах отдельных городов и губерний, непрестанно ломает эти пределы и охватывает территорию всего государства, – следовательно, мы должны приветствовать расширение производства».
Главной же созидательной силой современного производства, самым быстро растущим классом современного общества был пролетариат. Хотя Иосиф не был пролетарием, он вырос в среде городских рабочих, и ему было легче принять положения марксизма, провозглашавшие пролетариат решающей силой общественного развития. Он писал: «Диалектический метод говорит, что только тот класс может быть до конца прогрессивным, только тот класс может разбить ярмо рабства, который растет изо дня в день, всегда идет вперед и неустанно борется за лучшее будущее. Мы видим, что единственный класс, который неуклонно растет изо дня в день, всегда идет вперед и борется за лучшее будущее, – это городской и сельский пролетариат. Следовательно, мы должны служить пролетариату и на него возлагать свои надежды».
В рабочем движении Джугашвили увидел «корабль», который идет к светлому будущему. В мае 1905 года в работе «Коротко о партийных разногласиях», используя ленинскую фразу о том, что «рабочий класс стихийно влечется к социализму», он писал, что, если Ленин «долго не останавливается на этом, то только потому, что он считает излишним доказывать то, что и без того доказано». Джугашвили было ясно, что стихийное движение трудящихся в борьбе за свои права и против зависимости от буржуазии само по себе могло привести общество к глубоким преобразованиям. Однако стихийное движение могло и заблудиться, привести к «усилению влияния буржуазной идеологии на рабочих», поскольку «наша общественная жизнь пропитана буржуазными идеями».
