И на свой «прыжок» монахиня решилась — она дёрнулась в сторону Лёхи. Но столь же резко застыла, вся покраснела, и отвернулась. А затем выхватила нож из-за пояса Олега.

— Не бывать сему! — Ирина приставила лезвие к своей шее. — Лучше убьюсь, чем моя душа достанется злу! Ежели пойду на оное, то не зачтётся за окончание ритуала!

— И-ирина, — испугался Лёха.

Повисла непродолжительная пауза.

— Ты сего не сделаешь, — сказал боярин. — Самоубийство — тяжкий грех. Это слишком для монахини.

— Тяжкий, но вынужденный, — из-под лезвия показалась капелька крови, и лениво заскользила по шее, словно не желая покидать молодое и здоровое тело. — Господь поймёт и простит.

— Достаточно, — произнёс Кощей.

Он сотворил сжатый ледяной поток, который ударил по группе борцов. Олег наоборот сильно разогрел воздух перед собой, чтобы если уж не отразить совсем магическую атаку, то хоть ослабить. Ирина, Лёха и Захар вместе сотворили волшебные щиты: золотистого, синего и зелёного цветов. Обжигающий мороз окутал борцов и всё же совместными усилиями у них получалось сдерживать натиск древнего.

Его напор уже начал ослабевать, когда в дело вступил Михаил Андреевич. Громовые раскаты потрясли стены церкви; призванные боярином ветвящиеся молнии ударяли по защите борцов и слепили их блеском. Соединяясь, отчасти магические барьеры борцов походили на стену щитов в древнегреческой фаланге, в которой соратники прикрывают не только себя, но и друг друга. Однако даже этого оказалось недостаточного, чтобы выдержать совокупный удар как древнего, так и одного из лучших магов царства. Защита лопнула и борцов отдачей раскидало по углам помещения.

Дальше бой завертелся непредсказуемым ураганом: одни противники сходились, чтобы после короткого обмена ударами быть отброшенными и оказаться лицом к лицу с другим врагом. Так Кощей поочерёдно успел принять удары обжигающим топором, магическим клинком и зачарованной саблей, однако сразу восстанавливаюсь и отвечая дождём из ледяных стрел. Одна из молний боярина угодила в пустой ковчег для мощей — его разнесло на множество осколков. Только Ирина старалась избегать ближнего боя, чтобы не попасть в лапы Кощея; и держалась позади соратников, поддерживая их лучами сжигающего света. При этом монахиня всегда держала нож наготове и демонстративно направляла лезвие к груди, если враг оказывался поблизости. Между делом бросаясь боевыми заклятьями, Михаилу Андреевичу довелось скрестить оружие с Олегом, Лёхой и только напоследок очередь дошла до Захара.

— Сын, ещё не поздно передумать! — перекрикивал боярин шум сражения. — Иначе ты найдёшь лишь смерть!

— И мне не хочется поднимать оружие супротив тебя, — сказал Захар. — Но хватит с меня метаний. Будь что будет!

— Стало быть, избираешь смерть, — помрачнел Михаил Андреевич.

Отец и сын скрестили сабли. По первости неуверенно, пара больше походила на спаррингующихся фехтовальщиков, чем на реальных противников. Но с каждой новой атакой звон сабель раздавался всё чаще и сильнее. От пробных выпадов соперники перешли к сериям, в которых были попытки не просто выбить оружие, а как минимум тяжело ранить. Отец и сын хорошо знали манеру боя друг друга, ведь один обучал другого с малых лет, и порой тренировочные схватки получались весьма суровыми, однако впервые удары сыпались в полную силу. Улучшив момент, Лёха попытался помочь боярскому сыну, набросившись на Михаила Андреевича сбоку, да успел сделать только пару взмахов магическим мечом — пришлось опять переключать внимание на подлетевшего Кощея.

Кружа по залу, отец и сын оказались вблизи жертвенника. Сабля заскрежетала об саблю, когда противники, стиснув зубы, старались один оттолкнуть другого, чтобы занять выгодную боевую позицию. В тот миг Михаил Андреевич послал электрический импульс от своего клинка на клинок Захара. Простейший приём, — пуск силы на оружие — каким владеют все знатные воины, не обделённые колдовским даром. Именно таким образом Олег разогревал топор. И все боярские дети знают, как защищаться от передачи импульса.

Но будучи опустошённым физически и морально, Захар слишком поздно отреагировал на уловку. Разряды молний охватили его руки, а затем и всё тело. Боярского сына затрясло, он выронил саблю и сам упал на колени. Разряд настолько потрепал Захар, что он напрочь потерял способность к сопротивлению.

— Судьбинушка-злодейка, эко она всё повернула, — боярин схватил сына за волосы. — Я защищал тебя, Захар, видя в тебе будущего главу и продолжателя рода. Но ежели остановлюсь сейчас, то всему роду погибель. А ежели… сделаю то, что должен, то, быть может, наши потомки будут властвовать. Сын… ты просил у меня прощения. Не-ет, это ты меня прости… Захар.

С этим словом боярин задрал голову парня, и перерезал ему шею лезвием сабли. Кровь хлынула на жертвенник. Боярский сын захрипел, вытаращил глаза, но не мог вырваться из крепкой хватки отца.

— Прими сию жертву, о, владыка! — надрывно крикнул Михаил Андреевич, вместе с кровью сына роняя на жертвенник свои слёзы.

— Захар!! — Лёха кинулся к алтарю, но был отброшен Кощеем.

Никто не мог пробиться к жертвеннику и жизнь стремительно покидала боярского сына. Слабея, он бы плюхнулся на пол, но отец поддержал его и аккуратно опустил.

— Свершилось, — промолвил Кощей. — Я вхожу в полноту своей мощи.

Кощей величественно распрямился, широко развёл руки и огонь в его глазницах разгорелся ярче прежнего. Тряхнуло землю, так что многострадальная церковь вся заскрипела, грозясь рассыпаться в любой момент. Попадали со своих мест те иконы, что прежде выдержали все потрясения боя. Присутствующие почувствовали течение магических потоков, которые устремились к парящему у алтаря древнему.

— Как же так? — не верила глазам Ирина, когда всё стихло. — Разве не чистая жертва должна усилить демона? Почему сработало с Захаром?

От удивления девушка выронила нож.

— Ты монахиня, а сути жертвы не понимаешь, — севшим голосом сказал Михаил Андреевич, неотрывно смотря на тело сына. — Не токмо чистота важна. Жертва может быть и просто дорогой, ценной для приносящего её. А что окажется дороже, чем собственное дитя? Посему Господь дабы испытать верность патриарха Авраама повелел ему заколоть на жертвеннике долгожданного сына, с коим связывалось большое будущее. Сие высвобождает огромную силу. Вот и я свершил… подобно патриарху.

— Но сына патриарх не заколол — Господь остановил в последний момент! — Ирина крепко сжала кулаки и приняла широкую боевую стойку.

— Мразь! — зарычал Лёха. — Убью!!

Его охватило всепоглощающее желание покарать за убийство Захара, даже угроза окрепшего Кощея отошла на периферию сознания. В порыве нахлынувшей ярости юноша сильно махнул рукой так, будто метнул оружие, хотя в тот миг не отдавал себе отчёта в том, что именно делает. Магический меч слетел с ладони, и устремился в боярина, ярко полыхая синим.

Нельзя сказать, что собственноручное принесение в жертву сына далось Михаилу Андреевичу легко; горе прорывалось наружу, несмотря на волевые попытки подавить его. И всё же боярин не потерял связь с реальностью, заметил опасность и сотворил щит. Однако напоенный злостью магический клинок пробил преграду и вонзился глубоко в грудь Воротинского.

Он пошатнулся, и упал на колено. Дрожащей рукой боярин потянулась к ране, но клинка не нащупал — магия развеялась. Продержавшись ещё несколько секунд, Воротинский растянулся рядом с Захаром. При этом губы Михаила Андреевича двигались, он беззвучно говорил что-то — быть может, молился или просил прощения у мёртвого сына.

Когда Лёха осознал, как сразил боярина, то озадаченно повертел ладонью. Юноше и помыслить не мог, что магический клинок можно метнуть как обычное оружие, ведь всегда казалось, что меч является продолжением руки. На секунду Лёха испугался: а ну как выбросил клинок вообще и новый уже не призвать, да ещё в такой важный момент, когда впереди продолжение боя? Но по волевой команде в ладони возникла успокаивающая тяжесть заново сотворённого оружия.