Женщина с ребенком уже спустились вниз, а Моро все еще стоял и не спешил закрывать входной люк в убежище, сиденье дивана.
— Я слышал, как говорили соседи, что батальоны господина Тхиеу[36] уже сбежали, — обратился он ко мне. — Но учтите, скоро подоспеют американские резервы. Новогоднего наступления никто не ожидал, и тогда резервов не было, а теперь совсем другое дело — двадцать пятая дивизия и…
Я улыбнулся и прервал его:
— Да, да, это нам известно. Вы говорите о двадцать пятой дивизии «Тропическая молния» и первой дивизии «Вождь краснокожих»? Их уже подтянули, они стоят в тридцати километрах от Сайгона, но отдельные части уже заняли позиции в городе. Мы принимаем меры. Так что мы в курсе.
Моро уже закрыл было сиденье дивана, но вдруг опять высунул голову.
— Я думал, что смогу быть вам полезен…
— Ладно, ладно! — приговорил я, слегка нахмурившись. — Конечно, сможете. А пока посидите в убежище.
Только после этого Моро наглухо закрыл люк в подземелье. Я же вернулся на свой наблюдательный пункт возле разрушенной стены и тут же получил сообщение о приближении противника. Мы приняли бой и задали ему хорошую трепку.
* * *
Перед самым боем я успел сказать своим товарищам, что в одном из домов укрываются американский солдат-дезертир и жена офицера марионеточной армии с дочкой. Ребята очень удивились, но им было не до разговоров, вот-вот должны были появиться американцы.
Вскоре контратака, предпринятая американцами, захлебнулась, авиацию они перебросили на другие участки, а мы заняли новые позиции и стали ждать приказа. Вскоре нам пришлось покинуть эти места, и мы уговорили Оань уйти вместе с нами, а позже присоединиться к беженцам. Моро, конечно, не отставал от нас. И тогда-то мы узнали от начала до конца всю историю Оань, Моро и Лыу. Дело было так.
Муж Оань, его звали Хоа, закончил офицерское училище в Тхудыке и сначала служил в марионеточной армии в районе города Нячанга, но, когда в 1963—1964 году войска Фронта освобождения активизировали свои действия, Хоа счел за благо перевестись в Сайгон в Генеральный штаб. Пока муж был на фронте, страх за него не оставлял Оань. Теперь он занял тепленькое местечко в Сайгоне, однако беспокойство и страх не покидали женщину. Ведь чтобы выхлопотать этот перевод, пришлось истратить двести тысяч сайгонских донгов и влезть в долги, с которыми теперь надо было расплачиваться. Хоа вел такой же образ жизни, как и все сайгонские офицеры: увлекался азартными играми, занимался контрабандной торговлей. Не брезговал он и аферами, вроде продажи белых билетов тем, кто хотел избавиться от армии, или получения за мертвых душ солдатского жалованья, или просто разворовывания американской помощи. В таком деле офицерский чин и должность служили для Хоа и его компаньонов хорошим прикрытием.
Случалось, что ему перепадал крупный куш. Двести тысяч того долга удалось выплатить, но зато появились новые долги. Потому что увлечение картами обходилось Хоа весьма дорого — иной раз он загребал большие деньги, но и проигрывался в пух и прах. Порой ему удавалось здорово поживиться на какой-нибудь афере, но потом наступал черный день, когда он оставался с пустыми руками: чтобы ненароком не загреметь в тюрьму, не оскандалиться, приходилось подмазывать, давать взятки. Но при любых обстоятельствах образ жизни семьи не менялся: холодильник, приемник, телевизор оставались на местах, муж разъезжал на мотоцикле «хонда», жена — на «судзуки». А долг тем временем перевалил за четыреста тысяч.
Поэтому Оань устроилась работать на военную базу, аэродром Таншоннят, что неподалеку от Генерального штаба. Здесь ей приходилось каждый день встречаться с американцами, и она старалась держать себя с ними как можно скромнее. Надо сказать, что Оань гордилась своей молодостью, красотой, образованностью: она кончила университет по английскому отделению, бойко говорила по-английски, была начитанна, вполне прилично знала английскую и американскую литературу. К тому же у нее был муж, красавец офицер, и она втайне презирала американских вояк…
Но год назад на аэродроме появились три американских офицера, прибывших из Штатов. Ежедневно встречая Оань на базе, они познакомились с ней, неизменно здоровались и вообще были изысканно вежливы. Янки справлялись о здоровье ее супруга, просили передать подарки детям — кроме малышки Кэм у Оань были еще сын и дочка постарше. И вот как-то раз, придя на службу, Оань увидела на своем письменном столе записку, написанную по-английски.
«Мы хотим пригласить Вас сегодня провести с нами вечер и готовы за это удовольствие заплатить Вам сто долларов. Если Вы согласитесь, просим прийти Вас в восемь часов в отель «Рекс». У входа Вас встретит наш шофер Моро. До встречи сегодня вечером».
Оань была возмущена, она пылала от гнева!.. Схватив записку, женщина разорвала ее на клочки и выбросила в мусорную корзину. «Боже, какие идиоты! — думала она. — Ну все как один, что военные, что штатские, что солдаты, что офицеры. Не успели приехать в страну — й позволяют себе такую наглость. Подлецы!..»
И хотя записка была без подписи, Оань сразу узнала почерк капитана Уильяма, старшего из троих новичков. Они не стеснялись — в записке значилось и название отеля, где они жили, и имя негра — водителя их машины.
Оань сердилась весь вечер, но рассказать о своем неожиданном злоключении было некому. На военной базе со своими сотрудниками не больно поговоришь, а мужа как раз не было дома, он уехал в Дананг. В тот вечер к ней, правда, заходил Лыу, но с ним ей не хотелось быть откровенной. Этот Лыу недавно закончил университет и преподавал в частной школе. Когда он получил повестку о призыве в армию, Хоа достал ему нужные документы, и молодой человек добился отсрочки. С тех пор Лыу стал частым гостем в доме капитана. Хоа и Лыу вместе гуляли, пили, играли в карты, проворачивали темные дела. Кроме того, у Лыу для частых посещений этого дома была еще одна причина, которая недолго оставалась тайной и для Оань, и для Хоа, но оба они считали ее незначительной: Оань очень нравилась молодому человеку. Оань привыкла посвящать Лыу во все свои дела, но на этот раз было затронуто ее самолюбие и женская гордость, — словом, об этом не очень-то удобно говорить с мужчиной, которому нравишься.
На следующее утро на службе ее ждала новая неожиданность: трое офицеров-янки, будто ни в чем не бывало, заглянули к ней, с отменной вежливостью поздоровались, немного поболтали, и у Оань не было повода изменить к ним свое отношение, поэтому она была как всегда любезна. Но, вернувшись после обеда, Оань снова нашла на своем столе записку:
«Сегодня мы готовы предложить Вам двести долларов. Место и время прежние. До встречи вечером».
Оань разорвала и эту записку. Тем не менее игра продолжалась. На следующее утро к ней опять наведались дружелюбные янки, после обеда на столе опять появилось приглашение. И так изо дня в день. Менялась лишь предлагаемая сумма, которая каждый раз возрастала вдвое: пятьсот, тысяча, две тысячи долларов. Оань проводила бессонные ночи, она сердилась, возмущалась, ее охватывали страх и беспокойство. Но всякий раз, когда в ее рабочую комнату входили три американских офицера, Оань приходилось вести с ними вежливую беседу, хотя она старалась быть серьезной и сдержанной.
Женщина решила, что как только вернется муж, она все ему расскажет и попросит подыскать ей другое место. В отсутствие Хоа оставить службу Оань не решалась, потому что не так-то просто было устроиться на эту базу. Ее приняли на службу только по протекции друга Хоа да из уважения к офицерскому чину мужа.
Все эти дни Оань была вне себя от отчаяния и злости. Она злилась на янки, злилась на себя за то, что у нее не хватает смелости прямо сказать этим трем жеребцам, чтобы они прекратили свою дурацкую игру, прогнать их в шею, запретив околачиваться возле ее рабочего стола. Она сердилась на мужа, который обещал быстро вернуться, но почему-то задержался, оставив ее одну в такую трудную пору.
