События этого утра особенно порадовали нас: теперь мы убедились, что умеем гнать врага не только в горах или на равнинах. Враг отступает, и очень успешно, на улицах города!.. Вместе с тем и американцы, хотя авиация и артиллерия их доставляют нам большие неприятности, не могут нас остановить, ибо пехота их и танки уступают нам в бою даже в условиях уличных сражений…

Таковы уроки, которые мы извлекли в результате двух наступлений на Сайгон. Но сейчас я хотел бы рассказать о другом. Эту историю я не могу забыть, и, пожалуй, она имеет кое-какое отношение к нашим успешным атакам на Сайгон.

В ту ночь и в то утро, когда жители предместья покинули его и начались бомбежки, я решил еще раз осмотреть участок обороны, который занимал мой отряд. Заглянув в один из уцелевших домов, я вдруг обнаружил там женщину с ребенком. Женщине было лет тридцать. Присмотревшись к ней, я поразился удивительной ее красоте. Весь облик ее говорил о том, что не труд был ее главной заботой, что жила она в неге, заботясь лишь о своей внешности. Правда, сейчас вид ее был весьма непрезентабельный: волосы растрепаны, модный костюм помят, пудра осыпалась со щек, губы не накрашены. А малышка, девочка лет двух, наоборот, была ухоженна, тщательно причесана и одета. Такая милая, славная толстушка… Мать, обняв дочку и бессмысленно глядя перед собой, сидела на диване, который стоял в передней у самой стены.

Дом этот привлекал внимание в квартале, отличаясь аккуратностью и чистотой. И в комнатах было полно дорогих вещей: телевизор, транзистор «Филипс» с шестью диапазонами, стол и кресла, отделанные никелированными планками, подушки на диванах, обтянутые яркой тканью. Но что особенно бросалось в глаза, так это обилие продуктов — всюду в шкафах, на полках громоздились банки мясных консервов, пачки печенья, блоки сигарет. Банки были круглые и квадратные, пачки маленькие и большие, — словом, полный набор американских товаров. Кроме нетронутых запасов, на полу, на столах, в углах, под кроватью валялись уже открытые банки, разорванные пачки. Да, видать, люди в этом доме жили весьма обеспеченные.

Я спросил женщину:

— Что случилось, почему вы не эвакуировались?

— Не эвакуировалась, — будто эхо повторила она и покачала головой.

— Ведь у вас ребенок, — продолжал я.

— Ничего, она со мной, — ответила женщина.

Мы уже привыкли, что нас встречают с радостью, иные плачут от счастья. А эта даже не поднялась со своего дивана. Голос ее звучал устало, равнодушно, отвечала она с неохотой, правда, если приглядеться, то можно заметить, что в равнодушии этом сквозит беспокойство и даже страх. «Может быть, муж у нее — важная птица в марионеточной армии или администрации, — подумал я, — а может, офицер в карательных частях либо полиции».

— Послушайте, куда вы спрячетесь, когда начнется бомбардировка или обстрел? Тут же ребенок. Это ваша дочка?

— Да, моя, — ее голос вроде бы потеплел.

— Оставаться здесь небезопасно, подумайте о дочери. Вам надо срочно уходить отсюда.

— Куда я пойду? — с холодным равнодушием ответила она.

— Ну а муж-то ваш где?

— Нет у меня мужа.

— Кто же отец ребенка?

Женщина ничего не ответила.

— Наверное, он погиб? — спросил я участливо.

Глядя куда-то в сторону, женщина рассеянно сказала:

— Нет, почему же? Он жив.

— Так почему же он вас бросил здесь в такое время?

— Он армейский капитан и теперь в Фунюане.

Я хотел было сказать: «А, марионеточный капитан!..» — но сдержался. Однако, что-то надо предпринять, чтобы обеспечить безопасность этой женщины с ребенком. Я еще раз пожалел, что она не эвакуировалась вместе со всеми. Может, не хотела расставаться со всей этой роскошью — телевизором, приемником, шикарной мебелью, нарядами? И почему она говорит, что у нее нет мужа, ей некуда идти, когда на самом деле муж служит капитаном в Фунюане?

На улице послышался топот бегущих ног. Я обернулся: в дом влетел парень с автоматом на плече. Он был местный, сайгонский доброволец, присоединившийся к нам в начале операции. Увидев меня, он просиял, потом обратился к женщине:

— Ты еще здесь? А он где? — вопросы сыпались один за другим. Она не отвечала, и парень продолжал: — Ты еще не сказала про него? — Он повернулся ко мне: — Здесь прячется янки-дезертир!.. — Я не успел еще удивиться, как доброволец опять обратился к женщине: — Ты скажи нашему американцу, пусть вылезает. Ну-ка, вставай с дивана, я его сам вытащу…

С этими словами он решительно двинулся к дивану. Женщина поднялась, прижимая ребенка к груди. Парень, не снимая автомата, наклонился над диваном и начал шарить рукой, видно, открывая защелку. Он откинул сиденье дивана, будто крышку деревенского сундука, бормоча себе под нос:

— С полуночи в деле, никак вырваться не мог, только сейчас удалось забежать, я уж думал, что…

Я приблизился к дивану, парень наклонился и позвал:

— Эй, Моро! Моро! Слышь, вылезай!

И тут я увидел негра. Он прятался, собственно, не в диване, а в глубоком подземном убежище, вход в которое был скрыт под сиденьем дивана. Зрелище, признаться, впечатляющее. Я даже глаза вытаращил, а молодой сайгонец, как ни в чем не бывало, объяснял:

— Это Моро. Знакомьтесь: Эдуард Моро, рядовой американских ВВС. — Сайгонец дурачился, явно наслаждаясь моим изумлением: — Он солдат, но служил на побегушках, точнее, возил в машине белых американцев. — Закончив представление, сайгонец сказал американцу: — Перед тобой вьетконговец, можешь с ним поздороваться.

Все это время негр стоял в своем укрытии по стойке смирно, вытянув руки по швам. Теперь же, когда ему сказали, что надо поздороваться, он совсем растерялся. Я не выдержал, прыснул со смеху, потом сказал, протягивая негру руку:

— Вылезайте!

Он нерешительно взялся за нее обеими руками, затем ухватился покрепче, и тут я с неожиданной для него силой рванул и мгновенно вытащил его из ямы. Моро чуть было не растянулся передо мной, но сумел удержаться на ногах.

— Спасибо вам, мистер, спасибо, — пробормотал он.

Молодой сайгонец, прежде чем поставить диван в нормальное положение, указал пальцем вниз и проговорил:

— Моро в этом подземелье провел без малого три месяца, он сидел там почти со времени нашего новогоднего[35] наступления на город. — Он поглядел на негра и улыбнулся: — Если бы не сегодняшний успех вьетконговцев, неизвестно, сколько бы времени еще пришлось тебе просидеть под землей. Слышишь, Моро?

Моро тоже заулыбался, косясь в мою сторону. Вслед за мной он вышел на середину комнаты и остановился рядом с женщиной. Молодой сайгонец, показав на нее, произнес:

— Это Оань, девчурку зовут Кэм, а меня — Лыу. — Затем обратился к женщине: — Эвакуироваться теперь ты не успеешь. В случае чего укроешься в убежище вместе с ним. — Он повернулся к негру и продолжал: — Моро, слышишь, ты тоже спрячешься в подземелье, а потом явишься к вьетконговцам. Ну, а мне пора, мои ребята там небось заждались. Я ведь отпросился всего на минутку. Не иначе как скоро будет контратака… Теперь у меня в руках оружие!..

Он с довольной улыбкой похлопал по стволу автомата и, кивнув на прощание, выбежал на улицу.

Я посмотрел ему вслед: над развалинами домов, над огнем и дымом занимался рассвет. Времени у меня оставалось в обрез, я скомандовал:

— Живо! Спускайтесь все в убежище.

Оань с девочкой на руках двинулась к дивану, а Моро стоял в нерешительности.

— Может, я могу вам помочь, — проговорил он.

— Это потом, а сейчас спускайтесь в укрытие.

Моро, нажав защелку, открыл вход в убежище. Я взял девочку на руки и помог Оань спуститься вниз, А заодно, улучив момент, повнимательнее рассмотрел подвал. Там лежал надувной резиновый матрац, вокруг него, как и в комнатах, валялись консервные банки, пачки с печеньем, раскрытые и еще непочатые. В подземелье легко могли уместиться человека три, и мне оно показалось относительно надежным.