По ночам при тусклом свете керосиновой лампы — шла война и во время налетов американской авиации порой до тридцати раз в сутки вырубали электричество — я читал его повести, рассказы, очерки с тем, чтобы при встрече высказать ему свое мнение или же ответить письмом на письмо. Случалось, письма эти ожидали его многие месяцы. Он уезжал в дальние командировки, и я терял его след. Перед очередным отъездом из Ханоя он бывал немногословен, беспрестанно курил, и только ласковая улыбка не сходила с его лица. Он думал о чем-то своем. (Тайна его мне раскроется много лет спустя, и о ней, с его разрешения, я расскажу читателям позже.)

Он — это популярный вьетнамский писатель Нгуен Ван Бонг, я познакомился с ним в Ханое, где работал корреспондентом газеты «Известия».

А вообще-то знакомство наше состоялось раньше, когда я был студентом и наша преподавательница вьетнамского языка И. И. Глебова принесла в аудиторию пахнущие типографской краской гранки своего перевода повести Нгуен Ван Бонга «Буйвол». Книгу готовилось выпустить в свет Издательство иностранной литературы с предисловием журналиста Бориса Стрельникова. Повесть эта была первым крупным сочинением молодого писателя, изданным в 1952 году и получившим литературную премию Ассоциации культуры Вьетнама. Так Нгуен Ван Бонг стал одним из первых лауреатов этой премии, а повесть «Буйвол» оказалась первым крупным произведением вьетнамской литературы, изданным в Советском Союзе в 1956 году. К тому же одну из первых делегаций вьетнамских писателей, приехавших в СССР в 1957 году, возглавлял Нгуен Ван Бонг. А ведь это был совсем молодой писатель, начавший свой путь в литературе в годы войны Сопротивления против французских колонизаторов (1946—1954). Событиям того времени и посвящена повесть «Буйвол».

Когда мы спросили нашу преподавательницу, почему ее выбор пал именно на повесть Нгуен Ван Бонга, она ответила: «Когда вы поработаете во Вьетнаме, то поймете, что буйвол для вьетнамского крестьянина — величайший символ, это не просто животное, это для него все — и урожай риса, и спасение от голода и феодальной кабалы, и борьба за землю, за жизнь. Во время войны Сопротивления крестьяне прежде всего спасали своих буйволов, потому что враг стремился уничтожить рабочий скот и обречь население на голод…»

Кстати, первыми читателями «Буйвола» были Роман Кармен, только что вернувшийся тогда из Вьетнама, и Илья Эренбург, назвавший автора повести «ярким цветком вьетнамской революционной литературной весны» и прочивший Бонгу широкую известность.

Предсказание Эренбурга сбылось: «За «Буйволом» последовали новые повести — «Огонь в очаге» (1955) и «Таблички на полях» (1955), сборники рассказов и очерков — «Старшая сестра» (1960) и «Вступая в новую весну, идущую с Юга» (1961), сценарий «Дорога на Юг» (1963). Все эти произведения принесли автору признание не только в своей стране, но и за рубежом. А потом наступило долгое молчание…

В 1968 году, в самый разгар американской агрессии, в ханойской гостинице «Тхонгнят» («Единство»), которую и по сей день называют по-старому «Метрополем», сердечно встретились Нгуен Ван Бонг с приехавшим во Вьетнам Леонидом Сергеевичем Соболевым. Тот привез с собой книжку на русском языке в оранжевой обложке, на которой под именем автора был изображен буйвол с крестьянином, сидящим на могучей спине животного.

«Ваш «Буйвол», — сказал Соболев, — словно вечный корабль, плывет по рисовым полям Вьетнама, наперекор огненным тайфунам, сквозь дым военных пожарищ. Он преодолеет все трудности и добьется славной победы. До встречи в Сайгоне!» Эти слова я записал в свой блокнот, не подозревая, что в тот же вечер мелким, аккуратным почерком их занесет в записную книжку Нгуен Ван Бонг. Тогда, во время той далекой встречи, Бонг сидел на плетеном тростниковом стуле и разливал по маленьким фарфоровым чашечкам зеленый чай. Я видел, как внимательно он слушает, словно душой впитывает, каждое слово Леонида Соболева. Несколько лет спустя, уже после смерти Леонида Сергеевича, Бонг скажет: «Это был мудрый писатель, тонко чувствовавший все оттенки духовного настроя. И какой великой силой надо обладать, чтобы уметь так, как он, помочь собеседнику подняться на новый, нелегкий рубеж в литературном творчестве, в понимании человеческой чистоты. Он навсегда останется для меня воплощением писателя, который, как моряк, подчинил себе безбрежное море, и имя этому морю — «мысль». И эту соболевскую мысль о борющемся и побеждающем народе Нгуен Ван Бонг пронес через все свои произведения.

Летели годы. Американская агрессия продолжалась. Бомбардировщики Б-52 стирали с лица земли города и селения Северного Вьетнама, напалмом выжигали нивы, засыпали джунгли, поля, деревни отравляющими химическими веществами. Совершалось чудовищное преступление против вьетнамского народа. Матери и жены, дочери и сыновья оплакивали погибших.

В центральных районах страны, где неподалеку от океанского побережья, в провинции Куангнам-Дананг, затерялось родное селений Бонга, были созданы интервентами так называемые «зоны выжженной земли». Колючая проволока и минные поля «линии Макнамары», проходившей вдоль южной части демилитаризованной зоны на 17-й параллели, по замыслам вашингтонских стратегов, должны были увековечить раздел Вьетнама…

Именно здесь, на 17-й параллели, в освобожденных районах Южного Вьетнама состоялась наша новая встреча. У реки Тхатьхань патриоты принимали бывших политических узников, вырвавшихся из лагерей смерти Пуло-Кондора из тюрем и застенков сайгонского режима. На их телах — следы пыток: спины в незарубцевавшихся ранах, ноги и руки в кровоподтеках и синяках, с вмятинами от кандалов, у некоторых отрезаны уши. Люди истощены до такой степени, что едва держатся на ногах.

Главный редактор газеты «Освобожденный Куангчи» Ле Нием разостлал циновку у самой обочины дороги, вытащил солдатский кисет. «Перекурим, — предложил он, — пока не подъедет Чан Хиеу Минь. Вместе и проведем беседу с бывшими узниками сайгонского режима. Он во многом поможет тебе…»

Мне было известно имя этого человека по репортажам и рассказам, печатавшимся в газетах и журналах, выходивших на Юге Вьетнама. Исполненные огромной патриотической силы, они раскрывали перед читателями яркие образы борцов за свободу и независимость родины. Он писал о том, как в боях закалялись кадры революционеров, партизан, солдат Народно-освободительной армии, всех борцов за единство Вьетнама. И я с нескрываемым интересом ждал этой встречи.

Совсем рядом, обдав нас красной дорожной пылью, затормозил старенький, с продырявленными крыльями фронтовой джип. Дверцы распахнулись, и из автомашины выскочили трое молодых военных, затем выбрался немолодой человек в штатском. На нем был клетчатый партизанский шарф, а на голове — яркая, я бы сказал, ковбойская шляпа. Все четверо спустились к реке, с наслаждением ополоснули руки и лицо.

«Вот и приехал, сейчас я тебя познакомлю с Чан Хиеу Минем, — улыбаясь, сказал Ле Нием. — Остроумнейший и добрейшей души человек, прекрасный собеседник, великолепный психолог и знаток обычаев Севера, Центра и Юга Вьетнама, — наблюдая за поднимавшимися по крутому склону людьми, продолжал говорить Ле Нием. — Он совсем недавно вернулся из Сайгона и расскажет тебе о происходящих там событиях».

Через несколько секунд военные и человек в штатском уже стояли на дороге и обнимали Ле Ниема. Затем после традиционных приветствий настал и мой черед. И здесь произошло невероятное: я не верил своим глазам — передо мной был… Нгуен Ван Бонг!..