По дороге домой я вдруг вспомнила, что в последнее время Тхань работала не только в нашей группе, но и выполняла разные поручения руководства. А выстрел в Тхе Вьета? Кто поручил ей это задание? Скорее всего ее попросили достать оружие и машину, — ведь мотороллер, на котором они в тот день ехали, был не Линя… Так кто же поручил это задание Тхань? Хоанг или кто-то еще?

Я мечтала, что когда-нибудь тоже получу такое же важное задание. Разумеется, в первый момент я буду очень волноваться. Ведь когда я только начала заниматься подпольной работой, когда я в первый раз вышла на улицу расклеивать листовки, у меня руки тряслись. Если мне придется взяться за оружие, я буду волноваться не меньше. Но уверена, что не промахнусь, выполню это задание с честью!..

Хоанг руководил не только школьной работой, у него были еще и другие обязанности. Я считала, что он имеет какое-то отношение к взрывам бомб в моем родном городке, и в Андонге, и перед отелем «Метрополь», и на проспекте Тызо, где было расположено американское бюро информации, а может быть, он принимал участие и в вооруженных стычках на плоскогорье Чунгфан, в Донгтхан и западных районах Южного Вьетнама, неподалеку от границы с Камбоджей.

Я крутила педали велосипеда, медленно ехала домой, а в голове прокручивались все подробности встречи с Хоангом. Вот мы вышли из кафе, и я надела шляпу, черные очки. Хоанг удивленно посмотрел на меня: «Это что, для конспирации?» — и рассмеялся.

Действительно, мы все занялись «маскарадом». Хиен и Нен, например, сделали себе модную стрижку. А я не только купила шляпу и очки, но даже сшила яркое цветастое платье. Когда собиралась на встречу с Хоангом, хотела надеть новое платье, но потом раздумала и пошла в обычном, белом.

Я сказала Хоангу, что специально купила шляпу и очки, и добавила: «Знаешь, Хиен и Нен стали такими франтами, прямо не узнать! Нен просто красавец, а вот на Хиена с его модной прической при таком крошечном росте смешно смотреть».

Хоанг остановился, как-то многозначительно посмотрел на меня и сказал: «Надеюсь, ты не сострижешь длинные волосы?»

С тех пор, как я приехала в Сайгон, я всегда носила длинные волосы и закалывала их простой металлической заколкой. Помню, Тхань, расчесывая иногда мои волосы, шутливо напевала:

Вскоре мы вернулись в школу. Снова начались занятия. После ареста Тхань мы все еще больше сдружились, и решили, что должны готовить себя к любым трудностям и испытаниям, чтобы ничего не было страшно.

Вот Нен, он очень боялся гусениц. Как-то во время поездки за город с ним произошел забавный случай. Мы расположились на большой поляне. Нен, едва сев на землю, вдруг вскочил и, побледнев, уставился на траву. Никто не понял, что случилось. Оказывается, он увидел в траве большую гусеницу.

Рассказывали, что очень многие товарищи даже под мучительными пытками не выдавали своих, но стоило полицейским взять несколько гусениц и пустить их по лицу жертвы, как у многих не выдерживали нервы. Мы решили заставить Нена преодолеть свой страх. Хиен специально ходил в лес, набирал там гусениц и приносил домой. Нен должен был. спокойно рассматривать их, брать в руки. В конце концов он переборол свой страх, сам ходил в лес, набирал гусениц и приносил их показать нам.

Во всех своих делах, больших и малых, мы постоянно думали о Тхань и старались быть похожими на нее. Все новости о Тхань нам сообщал Усатый Линь. Обычно он находил меня и рассказывал все, что ему было известно о нашей Брижит Бардо.

Я ушла с квартиры супругов Ба, желая приберечь ее на случай каких-либо новых трудностей и осложнений. Теперь я жила у дядюшки Шау. Здесь, на узенькой улочке Конгли, меня нередко встречал Линь. Я предупредила его, чтобы он пока не приходил ко мне домой. Линь подробно рассказывал мне, в каких условиях содержат Тхань, как она себя чувствует.

Линь часто вспоминал, как Тхань бросила ему на уроке записку и похвалила его, когда он встал и смело возразил директору школы. Он любил Тхань, ему хотелось излить душу, поговорить о любимой девушке. Но часто его видели и в кино, и в кафе с другими. Как поется в песне: «Жду, тебя, дорогая, а веселюсь с другой». Видимо, Линь — человек поверхностный, избалованный. Хиен, например, не доверял Линю и считал его легкомысленным парнем.

Я тоже не понимала Линя. Мне казалось, что если бы я полюбила кого-нибудь, то на всю жизнь. Поэтому когда Линь начинал рассказывать о Тхань, я не знала, верить ли ему.

Хоанга не было рядом, я решила поделиться своими мыслями с друзьями — Хонг Лан, Хиеном, и Неном. Они в один голос заявили, что Линю доверять нельзя, человек он ненадежный. А у меня было двойственное чувство — ведь Линь был откровенен со мной, как же я могла сомневаться в его искренности. Он, к примеру, говорил, что очень уважает дядюшку Хо, но коммунистов не понимает. Ну и что же! Ведь это хорошо, что он испытывает уважение к человеку, посвятившему всю жизнь борьбе за счастье своего народа. Что же касается его отношения к коммунистам, то я верила, что постепенно он во всем разберется и изменит свое мнение.

Однажды я решила серьезно поговорить с ним об этом, но Линь меня и слушать не захотел.

— Это почему же я должен быть на равных со слугами, называть их «товарищами», еще, чего доброго, хлебать с ними из одной тарелки!

Я рассердилась и сказала, что ведь и я могла бы быть прислугой в их доме. Кстати, и Тхань — тоже. Сколько людей вынуждены были, подобно Тхань, покинуть родные места и искать прибежища на чужбине! Сколько из них стали ворами или вели еще более позорную жизнь. Взять ту же Тхань, которую он считает своей невестой, — что бы она делала, если бы мы не помогли ей? Может, и она, оставшись без крова, без поддержки, вынуждена была бы пойти на панель?

Я рассказала ему, как с матерью на рынке торговала рыбой, как полицейские вываливали эту рыбу из корзины на землю. Да если бы дядя не поддержал нас, не знаю, что было бы со мной! А потом, неужели Линь не помнит, как я ходила торговать водой на улице, чтобы платить за обучение в школе? А наши друзья, разве они не работали чистильщиками обуви, не продавали газеты, не мыли посуду в ресторанах? Так чем же мы не слуги?

Я старалась сдерживаться, но негодование переполняло меня, и я говорила очень резко. Линь молча слушал, низко опустив голову. Вот такой он был, этот Линь: то разговорится — не остановишь, а то вдруг замолчит — и слова из него не вытянешь. В такие минуты мне становилось жалко его. В общем, трудный он парень. Мне и хотелось видеться с ним, чтобы знать последние новости о Тхань, и в то же время я боялась этих встреч.

Я проснулась и села на кровати. Что происходит? Со всех сторон слышны выстрелы. За стеной семья дядюшки Шау тоже проснулась от шума. На улице творилось что-то невообразимое. Винтовочные выстрелы, пулеметные и автоматные очереди то приближались, то удалялись. Особенно сильной перестрелка была в районе Дворца независимости, совсем недалеко от нашего дома. Кроме того, с улицы доносился рев машин и бронетранспортеров. И вдруг я услышала, кто-то громко крикнул: «Переворот!» Я выскочила из дома. Мимо меня бежали люди, на ходу переспрашивая друг друга:

— Что? Переворот?..

— А кто совершил?..

— Кто захватил власть?..

— Кто сказал, что переворот?..

— Да по радио сообщили!..

— Радиостанция давно молчит!..

Я бросилась в дом врача Ти, который работал в министерстве здравоохранения, мы были знакомы с его женой. Я сразу же прошла в комнату для гостей. Вся семья теснилась возле радиоприемника, и никто не обратил внимания на мое вторжение. Ти, склонившись над приемником, усиленно крутил ручки, пытаясь поймать какую-нибудь станцию, но из динамика доносился только треск, какие-то непонятные звуки и голоса иностранных радиостанций.