У нее росла обида и на ни в чем не повинного Лыу, потому что не могла поделиться с ним своими заботами, а он зачастил в дом, все выспрашивал и выведывал у нее, чем она так расстроена. К тому же случилось, что у них с Лыу именно в это время сорвалось крупное дельце. Причем сорвалось так, что под ударом оказался не только Лыу, но и, прежде всего, Хоа и сама Оань. Еще раньше Хоа и Лыу установили контакт с шофером, который возил американские товары из торгового порта Сайгона на склады Лонгбинь, что в Биенхоа. Когда капитан уехал в Дананг, шофер сообщил Лыу, что пригонит машину с товаром, как всегда, в условленное место. Казалось, все сулило удачу, компаньоны, Лыу и Оань, уже потирали руки, предвкушая немалый доход. Но стоило Лыу открыть ящики, как вместо товаров он обнаружил там пулеметы, правда, в разобранном виде. И тут, как на беду, подоспела патрульная машина военной полиции. Лыу удалось скрыться. Оань, наблюдавшая за происходившим из окна кафе, тоже вовремя сумела уйти. Взяли только шофера, бедняге надели наручники и препроводили в полицейский участок. Лыу и Оань исправно носили ему передачи, но чтобы вызволить его из рук полиции, требовались немалые деньги. Парня надо было выручать во что бы то ни стало, потому что на суде все могло открыться, и тогда всей компании не миновать бы тюрьмы, особенно тяжко пришлось бы капитану Хоа.

У несчастной Оань на душе кошки скребли, но она, приходя на службу, старалась держаться, как и прежде, естественно и с достоинством, чтобы никто из окружающих ничего не заподозрил. Иной раз ее терзало искушение, особенно в тот день, когда, вернувшись с обеда, она увидела оставленную американцами записку, где стояла цифра «две тысячи». Ночью, лежа без сна, она со злостью гадала, какой будет следующая сумма: четыре тысячи или пять? Не отдавая себе в том отчета, Оань машинально подсчитывала: пять тысяч долларов по обменному курсу соответствуют восьмистам пятидесяти тысячам сайгонских донгов. Почти миллион!.. На эти деньги можно купить свободу для шофера, да еще и расплатиться с долгами… А потом… Потом начать новую, спокойную жизнь, растить детишек. Те деньги, о которых супруги могли только мечтать, теперь буквально сами плыли ей в руки…

Подобные мысли не в первый раз мучили Оань, потому что в Сайгоне все на свете определялось деньгами. И когда ей в первый раз предложили сто долларов, она не могла не подсчитать, что это целых шестнадцать или семнадцать тысяч донгов, то есть ее двухмесячное жалованье!.. Но, размышляя, высчитывая, она одновременно еще больше возмущалась бесстыдством и коварством янки, которые воображают, что за деньги можно купить все.

На следующий день после того, как цена за вечер в компании веселых американцев достигла двух тысяч, они все трое, как обычно, заявились в ее рабочую комнату. Последовали приветствия, шутки, а потом Уильям вдруг спросил Оань:

— Ваш муж скоро возвращается, не так ли?

Ей не очень-то хотелось поддерживать светскую беседу с этими наглецами, и она разговаривала, не поднимая головы от бумаг.

— Да, — холодным тоном проронила она.

— Вообще-то он должен был уже давно вернуться, не так ли? — наседал Уильям.

Оань молчала.

— Не сегодня-завтра он вернется, — многозначительно произнес янки. То ли он говорил это самому себе, то ли своим приятелям, — Оань сделала вид, что ее это не касается. Но когда они ушли, ей стало не по себе. Ясное дело, они торопят ее, шантажируют, намекая на возвращение мужа. Негодяи!

После обеда Оань нашла записку: «Мы готовы предложить Вам пять тысяч долларов». Она разорвала бумажку, не дочитав до конца. Еще никогда она не была так сердита! И решила, с завтрашнего же дня, не дожидаясь возвращения мужа, бросить службу. Ничего, для нее найдется другое место, а отсюда надо бежать, бежать без оглядки!..

Тем не менее, несмотря на столь решительное настроение, Оань после ужина долго занималась своим туалетом, потом переоделась в аозай[37], попросила сестру приглядеть за домом и ребятишками и, усевшись на «хонду», выехала из дому. В голове не было ни единой мысли, только встречный ветер трепал ее волосы. «Хонда» точно сама подвезла ее к отелю «Рекс». Здесь у входа ждал Моро, который проводил женщину в номер к американцам. Она оставалась у них два часа с небольшим. В начале одиннадцатого, перед тем как Оань покинула гостиницу, Уильям отсчитал ей пятьдесят стодолларовых бумажек. Опустив голову, она схватила пачку ассигнаций и кинулась к двери, стремглав сбежала по лестнице, вскочила на мотоцикл и умчалась домой, не заметив Моро, стоявшего у входа в отель и глядевшего ей вслед.

На следующий день Оань вышла на службу, и трое американских офицеров по заведенной привычке заглянули к ней; они держались свободно, дружелюбно, любезно. Через два дня домой вернулся Хоа, он не обнаружил в жене никаких перемен. И только один Лыу заметил, что с Оань стряслась какая-то беда, он часто заходил к ней, и во взгляде его она читала тревогу. Оань стала избегать молодого учителя.

Оань обменяла часть долларов на донги и вручила их Лыу, чтобы тот вызволил из полиции шофера. Потом она заплатила самые неотложные долги, затратив на все две тысячи долларов. Оставшиеся три тысячи женщина припрятала. Оань была полна решимости пожертвовать всей суммой, чтобы расквитаться с долгами. Она хотела уговорить мужа бросить карты и темные аферы. Она мечтала оставить службу, ибо в Сайгоне любая женщина, состоящая на службе, обязательно попадет если не в постель к янки, то к какому-нибудь другому гнусному типу. Конечно, семье придется туго, ведь не так-то просто воздержаться от неразумных трат, вести хозяйство экономно, словом, жить На одно капитанское жалованье.

Оань всегда грезила о спокойной, честной жизни, но теперь, когда необходимые средства были в ее руках, перед ней возник трудноразрешимый вопрос: как объяснить мужу, откуда у нее взялись столь большие деньги. Ей и так пришлось нелегко, пока удалось растолковать Хоа, где она достала две тысячи долларов. Что же будет, когда муж узнает о новых трех тысячах? Тяжких подозрений не избежать.

После того злосчастного вечера вокруг Оань ничего не переменилось, по-иному на нее стали смотреть только двое — Лыу и Моро. Лыу она избегала, а при встречах держалась с ним холодно. Ну а Моро смотрел на Оань с жалостью, презрением и тайным вожделением. Но какое ей было дело до него? Он всего лишь жалкий негр, которого презирают белые американцы и даже такие, как Оань, ни во что не ставят.

Прошла неделя. Однажды в рабочую комнату к Оань вошел Уильям и безо всяких вступлений сказал:

— Мы возвращаемся в Штаты.

Оань подняла голову и вдруг почувствовала, точно тяжкая гора свалилась с ее плеч. И хотя после того вечера янки всегда держались с нею подчеркнуто вежливо, словом, как и прежде, Оань испытывала не только стыд, при каждой встрече с ними ее охватывал страх, словно над ней нависла неотвратимая угроза. И вот они убираются восвояси! Оань, сдерживая радость, склонилась к бумагам.

— Когда же вы уезжаете? — спросила она.

— Послезавтра.

Осталось каких-то два дня, подумала Оань, встрепенувшись от счастья.

— Вы уезжаете все трое? — спросила она опять.

— Да, все трое. Мы прибыли во Вьетнам по одному контракту.

Итак, Оань разом избавится сразу от трех подлецов!

Она хотела было спросить, не едет ли вместе с ними и Моро, но подумала, что это будет для нее слишком большая удача. К тому же Моро рядовой, а у них иные сроки службы в этой стране, чему офицеров-специалистов. И Моро останется, как проклятое напоминание о совершенном ею грехе!..

Но ее мысли прервал Уильям.

— Мы возвращаемся, миссис, и просим вас вернуть нам наши деньги, — сказал он.

— Какие деньги? — испуганно воскликнула Оань.

— Те самые пять тысяч долларов, — невозмутимо уточнил янки.

Несчастная женщина сразу ощутила горечь во рту, уши вдруг у нее заложило, а перед глазами пошли цветные круги.

— О чем вы говорите? — в растерянности пролепетала она.