Вдруг вспоминаю, что Миша тоже был левшой от рождения, но никто об этом не знал и ему в детстве ложку и ручку, да и всё остальное, перекладывали в правую руку. В результате он одинаково успешно владел обеими руками. Даже писать, кажется, мог как левой, так и правой.
Надо же, какое совпадение, — усмехаюсь про себя, вслух же говорю просто:
— Спасибо, — и убираю список в рюкзак.
— Не благодари, — смеётся. — Так значит он не твой парень? Чего он от тебя тогда хочет?
— Не знаю, чего он от меня хочет, — не хочу ему всё рассказывать. Да и сама толком ничего не знаю. Я даже не в курсе, как там дело продвигается. Но то, что следователь меня нашёл, заставляет волноваться. И то, что Виктор не ответил на мой вопрос, расцениваю, как — да.
— Понравилась ты ему наверное? — показательно грустно вздыхает.
— У него жена есть, сам же сказал. И ребёнок.
— Да кого это останавливает?
— Разве нет? — удивил.
— Мою маму не остановило — она влюбилась и уехала. Бросила нас с папой, — говорит буднично, без обиды. — Так что, жена и ребёнок — это вообще не преграда для новых отношений.
— Ух… — неожиданно. — Мне жаль. — ничего больше в голову не приходит.
— Да не парься ты, нормально всё у меня. Я просто так сказал, для примера, что ли. Ты мне лучше скажи, кто тебе тачку твою собирал? Из местных кто-нибудь?
— Так ты из-за этого мне помогаешь? — пытаюсь перевести всё в шутку…
— А то! — поворачивается и подмигивает. — Знаешь же, нас компьютерных задротов, хлебом не корми, дай в мозгах поковыряться…
— Мой бывший парень делал. Мы расстались…
— Переживаешь? — улыбка с лица пропала — серьёзен.
— Да… — отворачиваюсь в окно…
Тишина давит на уши…
— Каать, — зовёт осторожно, — ну может, тебя тогда в кино можно пригласить? Ну так, по дружески. Пойдёшь?
Разворачиваюсь и улыбаюсь ему: — в кино пойду…
— Вот и хорошо, — выдыхает облегчённо, — так что ты отдыхай, устраивайся и звони. Да по любому вопросу можешь звонить, не стесняйся. Я только рад буду.
***
Лежу на кровати, в своей новой квартире и смотрю, в потолок. Он кипенно-белый. Ни единого пятнышка на нём. Даже глазу зацепиться не за что…скукота…
Комната довольно большая, чистая, светлая, с минимумом мебели: кровать, шкаф и стол со стулом — мне нравится. Ничего лишнего.
И тишина…
Все ушли и, наконец, можно просто лежать и наслаждаться одиночеством. Кажется, я совсем одичала — устаю от людей. Они такие шумные, или это Ирочка просто в ударе была.
Она безумно обрадовалась, когда я позвонила ей перед выездом и согласилась на квартиру. Оказывается, она никого и не искала. На меня надеялась. Или ей тупо лень было. Она вообще напрягаться не любит. Лишний раз попу со стула не поднимет, но удивительным образом, ей под эту сидящую ровно попу, постоянно что-нибудь да затекает. Правда она ноет постоянно и плачется, может поэтому?
Я так не умею…
Правда у неё на все случаи жизни, есть техничный отмаз. Она не ленива, — радикулит у неё: тяжёлая и неизлечимая болезнь, по её словам. Ей не стыдно, когда к ней мама приходит убираться — она ж сама не может, больна. Мне всегда было неловко наблюдать эту картину. Я подскакивала и шла её маме помогать, а Ирочка хоть бы что, сидела да охала картинно. И чаёк нам готовила.
Увидев Антона, занёсшего мои сумки, она радостно вцепилась в него своими ежовыми рукавичками и почти силком увела его на кухню. Долго поила чаем, на правах бывшей хозяйки, и расспросами пытала. Мне его даже жалко немного стало, такой потерянный сидел, красный весь, смущённый. Зато выгонять не пришлось — он такого дёру дал, когда она на телефон отвлеклась. Убегал, забыв попрощаться. Вниз по ступенькам летел так, что пятки сверкали.
Я искренне надеялась, что она, вслед за Антоном, свалит домой, но она сегодня была абсолютно свободна, к моему превеликому сожалению.
После почти тридцатиминутной болтовни по телефону, удивлённо на меня посмотрела и полюбопытствовала: — и чем это ты так мальчика напугала, что он сбежал от нас?
— Не сказал, — развела я руки по сторонам, — может утюг не выключил…
— Нормальный вроде, — вынесла свой вердикт, усаживаясь за стол, — не красавец писаный, как твой Матвей, но и не страшный. Симпатичный, вежливый и местный — поднимает палец, — с квартирой! Живёт с папой в трёхкомнатной квартире. Про маму я не поняла — не стала уточнять. Вдруг там что-нибудь неприятное, типа при родах умерла или ещё что-нибудь, а я не хочу лишний негатив на себя брать… — у меня брови на лоб полезли от её доброты. — В остальном, вполне нормальный жених. Ему лет сколько, кстати? — смотрит на меня из под очков.
— Не знаю, — растягиваю губы в усмешке и пожимаю плечами.
— Кать, ну ты чё, — отбросила пафос и включила старшего товарища, — обожглась же уже один раз. Надо сразу интересоваться такими вопросами. Тебе замуж пора давно, — говорит мне женщина, почти сорока лет, всю жизнь пребывающая в статусе любовницы. — Вот в следующий раз, — тычет в меня пальцем, — я сама у него спрошу, если ты не узнаешь.
Усмехаюсь…
Вот, не уверена совсем, что Антон ещё раз захочет лечь под Ирочкин каток. Кишка у него тонковата, не выдержит он такого прессинга.
Матвей как то умудрялся разговаривать с ней и оставлять её вопросы без ответа. Забалтывал её. Но особенно хорош был Миша — с ним она молчала, как рыба. Только глазками хлопала и улыбалась. Для меня это было загадкой. Если учесть, что она их не различала, то загадка была ещё загадочнее. Миша секрет свой не раскрывал, ржал только в ответ на мои вопросы.
Опять они…
Не хочу, не хочу, не хочу про них думать, — повторяю про себя, как мантру…
Ирочка болтает без остановки: про работу, про родителей, про новую квартиру, про дядю Женю и соперниц своих рассказывает. Делится, как они весело на даче время проводят, как пытаются всем скопом любовнику своему угодить и друг другу, между делом нагадить. Потом опять на работу переключается и начинает про ненавистных и горластых детей рассказывать.
Я не слушаю её почти. О своём думаю, киваю иногда…
Не понимала никогда, как она в школе работает. Да ещё и завучем школы искусств. С ней же постоянно какие-нибудь казусы случаются. Она вообще не в себе временами.
Помню однажды пришла она вечером с работы. Я тогда к ней в гости заехала. Стоит в коридоре и ржёт. Мы выскочили к ней, понять ничего не можем. А она нам на туфли показывает, сказать ничего от смеха не может: на ногах туфли разного цвета и на разных по высоте каблуках. Так весь день и проходила, не могла понять, что же ей неудобно-то так, и почему это ученики-идиоты на неё так подозрительно смотрят и загадочно улыбаются.
Про старого «члена», который ещё встанет, — до сих пор без смеха вспоминать не могу. Когда она залепила дедушке в трамвае, с партийным значком на груди, который никак не мог подняться: «ну ничего, вы старый член, ещё встанете» — трамвай лежал от смеха. Даже «старый член».
Галя, с которой я буду жить, вообще мне однажды выдала, что педагоги жёстко бухают. Ну жёстко-жёстко — не знаю, но побухивают, да. Ирочка с подругами так точно. Не раз мне дядя Женя звонил и просил доехать до неё — спасти от жёсткого похмелья, потому как встать она не могла. Один раз после особо весёлого застолья умудрилась батарею бровью поймать. У меня такого даже после голубенького шампанского не было.
Неожиданно она вдруг тормозит свой словесный понос:
— Кать, я зачем к тебе пришла-то, — озарение на лице, — мне нужен педагог хореографии позарез. Всё равно у тебя работы нет, так что пошли…
Ха! — со следующей недели, я выхожу работать в школу учителем хореографии.
Обалдеть!
Сама не поняла, как так получилось, но надо уже чем-то заниматься и с чего-то начинать, тут Ирочка права. Учитывая офигенную зарплату, которую я буду там получать, берут они всех, кто согласится — не до жиру. Не смущает даже отсутствие профильного образования.
И надо опять брать переводы и реанимировать свой испанский. Нельзя его забрасывать. Я столько лет им занималась. Матвей мне курсы навороченные оплачивал с носителями языка. Сам всегда меня на эти курсы отвозил и забирал. Прям за ручку из аудитории выводил. Мне приятно было…
