Наскоро перекусив остатками дичи из лагеря охотников, барон прислонился спиной к стволу дерева и прикрыл глаза, уходя в себя и до предела обострил восприятие. Его собственная Воля окутала его изнутри, поднимаясь из глубин сердца, очищая его тело и разум от чуждого влияния, так же как недавно сам Ланн очистил подобранное оружие зелёного. Парень начинал понимать, почему люди старательно избегают этого места: оно заставляло их вспомнить, что значит быть зверями. «Я есть я, и нет во мне ничего кроме меня», прошептал барон, заканчивая создавать ментальную защиту. Сейчас его собственное Эго подавляло пассивное влияние разлитой вокруг чуждой ему Воли. Ланн продолжил путь, до наступления ночи ему хотелось найти подходящее место для лагеря. Наступление вечера парень застал забравшись на одно из деревьев, места для ночлега лучше найти не удалось, к тому же за ним увязалась небольшая стая волков. Обычно хищные звери чувствовали опасность от носителей Воли и избегали их, но местные твари действовали более нагло. Даже сейчас они быстрыми тенями ощущались на границе восприятия, ожидая проявлений слабости.

За три года жизни в столице барон привык к мягким простыням и удобной кровати, и потому невесело рассмеялся, пытаясь устроится поудобнее на раскидистой ветви незнакомого дерева. Она была достаточно прочна и широка, чтобы удержать его вес, но плохо подходила для того чтобы заснуть. Ночь предстояла длинная. В очередной раз Ланн проклял тот день когда встретился с королевой. Останься он с графиней, продолжил бы наслаждаться спокойной, успевшей ему осточертеть жизнью. Ближе к полуночи, задремавший парень проснулся от странных звуков, откуда-то издалека размеренно и глухо раздавались удары, похожие на удары гигантского сердца. Прислушиваясь, барон заметил, что даже волки перестали выть, а звуки леса вокруг как будто замерли. С каждым ударом Ланн ощущал, как его ментальная защита слабеет и рушится, в них чувствовалась дикая, необузданная страсть. Возникло желание скинуть неудобную человеческую одежду, бросить мерзкие железки и бежать к источнику звуков, чтобы искать добычу, рвать ее зубами и когтями, чувствуя сладкую кровь на губах, как доказательство того что он оказался сильнее, и потому будет жить. Ланн скрипнул зубами, хрипло зарычал. Такого давления на собственное Эго он не ощущал уже давно. Из глубины сердца поднималась злоба, он ненавидел этот звук, чем бы он ни был. Он не станет подчиняться — решение само всплыло в сознании. Но всё что он мог, это хрипло рычать от бессильной злости и держаться за ускользающую человечность, борясь с древней как мир Волей, пока стук внезапно не прекратился и на лес не опустилась тишина. Промокший от холодного пота парень едва не рухнул с дерева, вжавшись в ветвь руками и ногами он хрипло дышал. А потом начал смеяться. Злой смех, похожий на карканье, раздавался по лесу. Ланн знал что будет делать. Он победит. Он пройдет этот чертов лес чего бы ему это ни стоило. Он принял этот вызов, теперь у него была яркая цель — выжить и остаться собой.

Интерлюдия 2

Мне тогда было двенадцать, со смерти матери прошло почти шесть лет. Мама умерла через полгода после моего шестилетия, рожая мою младшую сестру, Сэру. С тех пор отец изменился. Закрывшись в себе и собственном горе, он предоставил заботу о сестре её кормилице, а всё своё внимание сосредоточил только на мне. День за днём он вдалбливал в меня понятия чести, рыцарства и долга, заставлял тренироваться до седьмого пота и стирать ладони в кровь, обучаясь владению мечом. Напиваясь вечерами, он звал меня к себе и рассказывал о своем прошлом, о тех временах, когда он был простым рыцарем и сражался под знаменем короля, заслужив в итоге титул барона. Ему было плевать кто я, он хотел чтобы я стал таким же как он. Я тогда всё ещё уважал его, но уже начинал ненавидеть.

Быстрый, хлесткий удар сбил меня с ног, прокатившись по полу я врезался спиной в стену и застонал, чувствуя вкус собственной крови.

— ЧТО ТЫ СКАЗАЛ?!! — зарычал отец нависая надо мной. Его лицо скривилось от злости, а глаза пылали. Подойдя ко мне и нависнув словно скала, он тихо, но очень угрожающе повторил

— Я спросил тебя. Что. Ты. Сказал?!

Было смертельно страшно, но я заставил себя подняться на трясущихся ногах и посмотреть ему в глаза.

— Отец, я не хочу быть рыцарем. Я не хочу наследовать твои земли и быть привязанным к ним. Я хочу отправиться в путешествие и увидеть мир! — едва не прокричал я, чтобы унять сжимающий сердце ужас. Ну да, я тогда был тем еще романтичным придурком и думал, что путешествия — это весело.

— Повтори это ещё раз, крысёныш! — прорычал он в ответ. — А ну скажи это еще один раз, я не услышал твой писк! — после чего на меня обрушилось давление его Воли, его глаза мрачно сияли, а он сам мне показался разгневанным божеством. Меня гнуло к земле, ноги дрожали, а спертый воздух в груди не позволял даже вымолвить слово. Но мне уже было двенадцать, и он меня кое-чему уже тогда научил. Я сжал кулаки и заставил себя твердо посмотреть ему в глаза, после чего ударил по его Воле своей.

— Я не хочу стать таким же пьяницей как ты! Я стану странником и увижу мир! — выкрикнул я ему в лицо. А спустя мгновение понял, что он меня убьет. Огромная рука взлетела вверх озаряясь красным сиянием. Чувствуя что по спине стекает холодный пот, я заставил себя смотреть ему в глаза. А потом рука опустилась мне на голову. Давление ослабло, а он захохотал растрепав пятернёй мои волосы, цвет которых достался от матери.

— Хорошо сказал, говнюк. Херню, конечно, сморозил, но сказал хорошо. Ты вообще знаешь что значит быть странником? Знаешь, как выжить в лесу? Найти воду в пустошах? Как сохранять силы в пути? Ой не могу, умора! — отец захохотал еще сильней, а я упрямо набычился.

— Так научи меня, раз такой умный! Я не собираюсь плясать под твою дудку всю жизнь, ясно? — на что отец нахмурился, и уже не так весело ответил.

— Нахрена мне тебя учить? Жизнь научит, она лучший учитель, чем какой-то пьяница. А ты уже не малыш, раз смог выдержать давление моей Воли. Запомни, Ланн: столкнувшись с испытаниями, превосходящими их возможности, люди оказываются перед перед выбором с тремя вариантами. Они либо умирают. Либо ломаются. Либо становятся сильней. Посмотрим, что выберешь ты! — и мгновение спустя мир потемнел.

Очнулся я уже в глухом лесу, небрежно привязанный к дереву, а неподалеку из земли торчал отцовский кинжал. Освободившись, я долго плутал, чуть не был загрызен медведем и едва не сдох от голода. Впрочем, меня вела ясная цель, я твёрдо решил во что бы ни стало выжить и поквитаться с дрянным папашей за всё. Так что благодаря Воле от медведя мне удалось убежать, после чего я поймал и сожрал кролика. Сырым, разумеется, как развести огонь в лесу без огнива я тогда не знал. Ну а когда я всё-таки вернулся домой, отец в пьяном угаре меня на радостях чуть не прибил. Но пообещал научить всему что знает сам. А знал он много, не просто так его уважали все бароны и даже прозвали героем. Мда, если признаться, я даже тогда его ещё уважал. Восхищался им. Откуда мне было знать, во что может превратиться человек из-за вина, тоски и отчаяния?

Вот уже третий день барон пробирался по Старой Чаще, каждую ночь то, что таилось в её центре, звало его к себе, пыталось сломить, подмять под себя. Ланн был сильно истощён, в первую очередь ментально. Его Воля была близка к пределу прочности, а разум готов был сломаться. За каждым деревом и кустом ему сейчас мерещились тени, зовущие и осуждающие. Зачем он сопротивляется? Почему не хочет поддаться зверю внутри себя? Безмолвно они вопрошали парня, который словно часовой механизм заставлял себя делать шаг за шагом по прелой листве. Ланн давно перестал обращать на них внимание, он уже и забыл откуда он идет и куда. Он помнил лишь одно, он должен продолжать идти вперед.

В те редкие моменты, когда ему удавалось заснуть, ему снились сны из детства. Он черпал из них злость и силы. Судорожно, до белых костяшек сжимая рукоять трофейного меча, он продолжал свой путь. Ближе к вечеру третьего дня, барон понял что что-то в окружающем его мире изменилось. Нет, он так же чувствовал на себе взгляды из теней, но сейчас они уже не были не вопрошающие. А яростные и голодные. Накатило ощущение приближающейся угрозы, что заставило его напрячь остатки своей Воли чтобы попытаться прояснить разум. Его глаза вспыхнули, когда он встряхнул головой и огляделся вокруг. То, что прежде ему казалось тенями, сейчас обрело очертания. Держась на границе зрения, ловко скрываясь во тьме, вокруг барона кружилось шесть едва различимых фигур.