– Бриллианты в ресторан обязательно надевать? – спросил он укоризненно.

– Однова живем, милый! – засмеялась Борзова, глядя на его хмурое лицо. – Зачем бриллианты покупать, если прятать их. А коли тебе не нравится, можешь без нас обедать у себя в горкоме. Там не хуже кормят.

– В театры, на концерты… – неуверенно начал Борзов.

– …в гости, на приемы… – насмешливо продолжила Тамара Романовна. – Боже мой, какой ты скучный!

– Не выступай! – поддержала мать дочь Рита. – Красивая женщина очень хорошо смотрится в сочетании с бриллиантами. Только, мама, я не собираюсь обедать в кабинете. Да и тебе далеко еще до того времени, когда придется прятаться от людей. Ты у меня ого-го!

– Спасибо, родная! – поцеловала дочь Борзова. – Разве от твоего отца дождешься комплимента… Я прикажу Юрпалову оформить нам столик на двоих. А наш папочка будет обедать в кабинете, в гордом одиночестве.

– Поедете со мной? – неуверенно спросил Борзов у своих прекрасных дам.

– Вот поедем мы как раз с тобой, милый! – обрадовалась жена. – Юрпалов получил свежую партию «хванчкары», а ты же знаешь, что это мое любимое вино.

– Поехали! – прервал тираду жены Борзов.

– Командир! – насмешливо протянула жена. Но с послушным видом потянулась за мужем, который вышел из дома с гордо поднятой головой.

После фиаско с Севериной Ярыгин поехал в гостиницу. По дороге он думал об Ольге. «Я к ней всей душой, – переживал Ярыгин, – можно сказать, с восхищением ее мужеством и принципиальностью, а она меня за одного из этих приняла, выставила как прощелыгу».

С Оболенцевым он договорился встретиться в ресторане гостиницы «Москва» в час дня. Когда Ярыгин вошел в полупустой зал ресторана, Оболенцев уже ждал его за столиком на двоих, изучал меню.

– Привет! – подсел к нему Ярыгин. – У тебя вид, как у Буриданова осла, застывшего между двух охапок сена. Если ты не можешь выбрать между куропаткой в белом соусе и рябчиками в мадере, то я за куропатку, она нежнее.

– Ты, как всегда, приходишь точно к подаче пищи! – с ехидцей заметил Оболенцев.

– Старая армейская привычка! – тут же парировал Ярыгин. – Ожидание портит аппетит.

Официант принес заказанные Оболенцевым сосиски и два стакана компота. Глядя на таких посетителей свысока, он удалился с недовольной миной на лице.

– Однако! – поразился Ярыгин. – Твоя немецкая скаредность уже доходит до неприличия. Ты видел, как на нас смотрел официант?

– Ваня! Уж больно ты привередлив сегодня. Ты давай лучше ешь и рассказывай.

– Когда я ем, я глух и нем! – заметил Ярыгин и приступил к еде.

– Поэтому я так мало еды и взял! – усмехнулся Оболенцев. – Не томи, я же вижу, что тебя просто распирает от желания поделиться со мной интереснейшими сведениями, которые тебе удалось добыть. Валяй.

– За порцию сосисок и стакан компота ты хочешь получить бесценные сведения? – заканючил Ярыгин. – Может, еще что-нибудь закажешь?

– Не цыгань!

Ярыгин вздохнул и стал рассказывать о своей встрече с Севериной.

Оболенцев невозмутимо слушал, со стороны можно было подумать, что ему рассказывают в пятый раз один и тот же анекдот.

– Стыдно здесь есть сосиски с компотом из черешни! – произнес Ярыгин, давясь последним куском. – Такое можно и в кафе получить, а не в ресторане.

– Как сработал, то и заработал… – иронично заключил Оболенцев.

Пока Оболенцев и Ярыгин обменивались репликами, по залу в сопровождении Юрпалова прошла модно одетая девушка и экстравагантная красивая женщина, в ее ушах сверкали крупные бриллианты.

Подойдя к столику с табличкой «служебный» – рядом с друзьями, – Юрпалов с умильным выражением на лице усадил сначала женщину, затем девушку, задвигая за ними стулья, потом разместился и сам.

Тотчас же к ним устремились два официанта. Один из них моментально открыл бутылку минеральной воды и, протерев салфеткой горлышко, наполнил фужеры. А другой, почтительно вслушиваясь в шепот Юрпалова, записал заказ, и оба исчезли.

– Борзова! – тихо сказал Оболенцев, глядя в противоположную сторону.

– Ни фига себе! – не удержался Ярыгин. – С какими брюликами разгуливает. В каждом ухе по «Волге».

– Ваня, Ваня… – прошептал Оболенцев. – Имеющий уши да услышит.

К Оболенцеву подошел их официант и брезгливо подал счет, в котором все совпадало до копеечки.

Оболенцев так был этим поражен, что машинально заказал еще две порции блинчиков с вареньем, искоса наблюдая, как Борзова, достав из сумочки очешник, надевает очки и достает какую-то бумагу.

Официант с тем же брезгливым видом принял заказ у Оболенцева и удалился на кухню.

Друзья внимательно и незаметно наблюдали за Борзовой. Кивнув утвердительно Юрпалову, Тамара Романовна взяла услужливо поданную авторучку и подписала бумагу, которая немедленно исчезла в кармане директора ресторана.

Тут же к ним подскочил официант, несший поднос с дорогими закусками и бутылкой красного вина.

– «Хванчкара»! – тихо определил Оболенцев. – Смотри! Сейчас он разольет вино по бокалам, а бутылку на стол ставить не будет…

Ярыгин, наблюдая, как официант, разлив по бокалам темно-красное вино, поставил бутылку на стоящий у стены маленький столик, оторопело спросил у Оболенцева:

– Откуда ты знаешь?

– Мадам при исполнении! – не глядя на товарища, произнес Оболенцев. – Заметил, бумаги подписывает?

– Кирилл, из тебя бы вышел классный сыщик!.. – подковырнул друга Ярыгин. – Может, ты знаешь, кто с ней?

– Дочь, – все так же тихо отвечал Оболенцев. – Рита. Двадцать один год. Студентка. На каникулах. Еще есть вопросы?

В это время официант с постным лицом поставил перед ними тарелки с блинчиками и, громыхнув подносом, удалился с гордым видом.

– Имеется только один вопрос! – вздохнул Ярыгин. – Когда ты меня будешь сносно кормить, чтобы Маше обратно не стыдно было показать?

Но Оболенцев, невозмутимо намазывая на блинчик жидкое, как вода, варенье, проговорил:

– Кушай, Ваня, кушай! И ты тоже лет через десять станешь классным сыщиком…

Тамара Романовна, подписав акт о проверке ресторана «Москва», мановением руки отослала прочь Юрпалова и стала неторопливо обедать, ощущая себя если не царицей или владычицей морской, то столбовой дворянкой, не меньше.

А ее муж, обедая в это же время в отдельном кабинете, скрытом от посторонних глаз, просто радовался вкусной еде и хорошему вину.

Липатов чувствовал себя на вершине славы.

Поначалу быстрая карьера его пугала, но человек ко всему привыкает, даже к плохому, а к хорошему значительно быстрее.

Став первым секретарем обкома, Липатов обрел уверенность в завтрашнем дне, поняв, что эта номенклатура – вечна. Кто попадает в обойму, может жить припеваючи без боязни быть разоблаченным. Ни милиция, ни всесильный КГБ не имели права вторгаться в жизнь первых секретарей, собирать на них компромат.

Сознание человека быстро приспосабливается к изменившимся обстоятельствам, а за сознанием подтягивается и все остальное.

Когда генсек приблизил к себе Липатова, тот ощутил пристальное внимание к своей особе со стороны других приближенных. Он стал почти ровней тем, кого раньше видел лишь на трибуне Мавзолея или в газетах.

И вокруг Липатова стали группироваться те, кто стремился воспользоваться новым фаворитом, чтобы в удобный момент, употребив его как таран, установить собственную власть. Эти люди были очень могущественны.

Они накапливали силу для того, чтобы схлестнуться в борьбе за власть после смерти Брежнева с другими кланами. В этой схватке кое-кто рассчитывал на поддержку Липатова. Но Липатову, как и им всем, ничто человеческое было не чуждо.

Он очень любил отдыхать у себя в области, где ежегодно стремились провести отпуск не только миллионы сограждан, но и сильные мира сего. Порой особо важных персон на отдых приезжало так много, что Липатов во время застолья, пошучивая, предлагал провести выездное заседание Политбюро и приговаривал: «Москва, конечно, первый город в СССР, но наш город тоже не второй». Здесь он себя чувствовал владыкой, где все ему подчинено.