Подручный Цвяха в полутьме наткнулся на какую-то большую железку и столкнул ее.

Грохот от упавшего железа разбудил бывшего гаишника. Он с трудом сел на матраце и испуганным со сна голосом спросил:

– Кто здесь?

– Это я, Володя! – подал голос Цвях.

– Цвях, ты? – узнал капитана Демиденко.

– Я, Володя, я! – присел рядом на матрац Цвях. – Потолковать пришел.

Демиденко достал из укромного местечка, известного одному ему, почти полную бутылку «Солнцедара» и отпил половину. Затем предложил Цвяху:

– Бормотень будешь?

– Из горла? – засмеялся он. – Давай, давно не пробовал.

Цвях бережно взял из рук Демиденко бутылку и, отпив из нее одним глотком граммов сто, вернул обратно бывшему гаишнику.

– Как ты можешь пить такую гадость? – спросил он брезгливо.

Демиденко засмеялся и пропел, чуть изменив Высоцкого:

– А гадость пьем из экономии: Хоть ночью пьем, но на свои…

И он лихо допил всю бутылку, после чего спокойно спросил:

– А о чем нам с тобой толковать-то?

– А с опером московским находишь тему? – вкрадчиво спросил Цвях.

– Принято! Сигаретой не угостишь?

– Ты это о чем? – спросил Цвях, доставая сигареты из кармана. – Что принято?

– Я думал, – сказал Демиденко, жадно затягиваясь дымом, – ты и сюда стал за данью ходить, а ты, оказывается, майора пас.

– Поручили, и пасу. Ты мне лапшу на уши не вешай! Говори прямо: сдал Борзова или нет?

Демиденко засмеялся.

– Что, Цвях, плохи ваши дела? – с издевкой спросил бывший гаишник и закашлялся, подавившись дымом. – Почуяли, что у опера сеточка мелкая, а удавка шелковая?

– Что ты лезешь в наши дела, старлей? – разозлился Цвях. – Не хочешь с нами работать, бог с тобой, но закладывать-то зачем? Неужели тебе не надоела жизнь бродячего пса? Возвращайся, я все устрою, слово даю. Из-за своей бабы ведь ты здесь оказался. Найдешь другую, квартиру дадим, все путем…

– Кранты вам всем, Цвях, кранты! – перебил его Демиденко и для верности чиркнул пальцем себя по горлу. – Корешу моему бывшему, Багирову, так и передай.

– Обязательно передам! – пообещал Цвях и встал.

Это было сигналом к действию, и тотчас же из темноты шагнул подручный. Он взмахнул рукой и обрушил на голову Раковой Шейки сокрушительный удар монтировкой.

Удар был такой силы, что Демиденко не успел даже вскрикнуть.

Цвях с подручным подхватили мертвое тело, и стараясь не шуметь, с трудом выволокли покойника из трюма. Подтащив его к корме, они молча сбросили Раковую Шейку в воду. Тревожно вскрикнул павлин. Старуха выглянула из рубки. Закусив щербатым ртом пальцы, чтобы не выдать криком своего присутствия, она молча скрылась в своем убежище.

Толстый ковер ручной работы покрывал весь пол спальни, выдержанной в белых тонах: белая мебель, обои слоновой кости с золотой насечкой, белые шелковые занавески с золотой вышивкой, закрывающие окно и дверь на открытую лоджию…

Утро…

– Петя! – обратилась Борзова к мужу, лежащему в шелковой пижаме в постели. – Поработай лифтером!

Она подошла поближе, в одних трусах и в лифчике, и села рядом с ним, подставляя свою несколько располневшую спину, чтобы он застегнул ей бюстгальтер.

– Могла бы купить и номером побольше! – сказал ей Борзов, с трудом застегивая его. – Тесные и носить вредно.

– Жить тоже вредно! – отмахнулась Борзова.

Борзов не стал перечить жене. Его голову распирало, давили на мозги другие мысли. Начавшиеся в городе аресты смутили его покой. Не успокоил и приезд Липатова, которого он ожидал с таким нетерпением. Он хотел выяснить обстановку в Москве. Но старик, несмотря на неоднократные вопросы Борзова, каждый раз уходил от прямых ответов. Поэтому основные надежды он теперь связывал с супругой, которая сегодня должна была встретиться с Липатовым.

Тамара Романовна нарядилась в облегающее платье бирюзового цвета и перед большим овальным зеркалом стала наводить марафет. Закончив, она из белой тумбочки достала перламутровую шкатулку и выудила из нее золотое кольцо с изумрудом.

– Как ты думаешь, – обратилась она к лежащему мужу, – этот камень подходит к платью?

Лицо Борзова перекосила гримаса злобы.

– Нашла время менять цацки каждый день! – не выдержал он. – Я тебе твержу, твержу… Уже Липатов замечания делает… Как будто не знаешь, что за обстановка в городе… Ты пойми, ради твоего Юрпалова из Москвы следственную группу присылать не станут…

С улицы перед окнами квартиры Борзовых послышались короткие гудки автомобиля.

Петр Григорьевич мгновенно соскочил с постели и выглянул в окно. Узнав машину Липатова, он торжественно объявил:

– Карета наместника у подъезда, графиня!

Тамара Романовна в последний раз поправила прическу и заторопилась к двери.

– Тамара! – неожиданно нежно и тепло обратился к жене Борзов. – Втолкуй Липатову: началась охота! За этим Оболенцевым чья-то спина пошире прокурорской: пусть не ждет, что-то делает… Поздно будет.

Тамара Романовна театрально послала мужу воздушный поцелуй и исчезла.

Борзов тяжело вздохнул и стал одеваться.

Звонок в дверь прервал его туалет. Чертыхаясь и зевая, он побрел открывать.

«А где, интересно, Рита? – вдруг вспомнил он об отсутствии дочери. – Неужто ночевать не приходила? Надо у Тамары спросить, когда вернется. Может, не стала дожидаться свадьбы? А, дело молодое, не маленькая».

Открыв дверь, он оторопел. Перед ним стоял Багиров.

– Аркадий? – удивленно спросил Борзов, жестом приглашая войти в дом. – Ты, случайно, квартиры не перепутал?

Багиров молча вошел и закрыл за собой дверь.

– Ну, что еще случилось, выкладывай, – провожая Багирова в гостиную, сказал Борзов.

Полковник так же молча подошел к музыкальному центру, достал из кармана кассету, вставил ее в магнитофон и включил.

Борзов услышал разговор Оболенцева и Ярыгина.

– «Ну а теперь? Точки? – спросил у Ярыгина Оболенцев.

– Шашлычная «Риони», директор Скуридина Галина Михайловна, кафе «Грезы», директор Ходус Георгий Полуэктович, ресторан «Кавказ», директор Ширафетдинов Рафаэль Нариманович, – монотонно перечислял Ярыгин. – Эти платят оброк два раза в месяц – второго и семнадцатого. Деньги передают Цвяху, а тот через Багирова дальше по цепочке…»

– Засветились! Профессионалы! – гневно выпалил Борзов.

– Ты дальше слушай, – спокойно проговорил Багиров.

– «Что у вас по операции «Империал»? – услышал Борзов голос незнакомца.

– Признаки очевидны, – узнал он голос Оболенцева. – А вот детали… Дамы вовсю приглашают кавалеров.

– А кавалеры?

– С ними полной ясности нет. Работаем.

– Не давайте им перехватить инициативу и держите меня постоянно в курсе дела».

Увидев удивленные глаза Борзова, Багиров пояснил:

– Это Оболенцев разговаривает с Надеиновым – заместителем Генерального прокурора СССР.

– А что еще за операция «Империал»? – удивился Борзов.

– Черт ее знает! Это меня и беспокоит, – озабоченно ответил Багиров.

– Ну, ты вообще что-нибудь знаешь?

– Успокойся. Я еще много чего знаю, – многозначительно произнес Багиров, – но если мы и дальше будем сопли жевать, так лапти нам всем быстро сплетут. Все рабы твоей «графини», как только почувствуют, что мы умыли руки, сразу расколятся. Уже идет информация, что Юрпалов курвиться начал.

– Багиров, я знать ничего не хочу. – Борзов рассвирепел и схватил приятеля за грудки. – Хотя ты мне и друг, но делать за тебя твою работу я не собираюсь! Понял? И за чужую спину не прячься! Я тебя в порошок сотру!.. Делай что хочешь, но Юрпалов должен проглотить язык!..

Когда Багиров ушел, Борзов зашел в свой кабинет. Сев в кресло, он тупо уставился в стенку, на которой висели фотографии из его пионерско-комсомольской и партийной жизни. Остановив свой взор на той, где он был запечатлен с пионерским барабаном на груди, Петр Григорьевич монотонно вполголоса запел: «Взвейтесь кострами синие ночи, мы пионеры – дети рабочих…»